После того случая моя жена Сайрис, а также жена второго сына были сосланы в свою любимую Силистину без права покидать родовое имение. Умолявший меня смилостивиться Корстант, лишившись поддержки матери, растеряв ко мне последние крохи благосклонности, замкнулся. Наше доверие как отца к сыну было полностью уничтожено. Я сильно рассчитывал на то, что Корстант сможет прикрыть наши с Ричардом спины, пока мы будем сражаться на Востоке, но тому было не суждено сбыться.
Сейчас в тронной, помимо моих сыновей, собралось более трёх сотен лордов, восьмидесяти графов, двадцати семи герцогов. Все они знали о происшествии во дворце, практически все поддерживали Ричарда и негодующе глядели на Корстанта. Многие жаждали увидеть его голову на пике, но никто даже в своих самых смелых решениях так и не сумел предложить это мне лично.
— Ричард, мой первенец. Ты надежда и опора Великой империи, назначаешься моим наместником, полководцем объединённой армии и отправляешься на Восток. Вместе со славными мужьями империи калёным железом ты поставишь на колени всех неугодных, возвысив человеческую расу над другими не богоугодными народами. Целью твоей станут Луга Захрии, чьи необъятные просторы за тысячелетия так и не смогли освоить недолюди зорфы!
Бурные овации прокатились по тронной. Лишь аплодисменты и не единого слова, что могло бы меня прервать. Аристократы, глядя на Ричарда, с облегчением поняли, кого на случай «непредвиденного» я выбрал своим преемником. Одновременно они искренне радовалось и косо поглядывали на склонившего голову Корстанта, продолжая испытывать тревогу.
— Корстант, сын мой. От тебя я много слышал об угрозе, исходящей от заморских варваров. Поэтому назначаю тебя герцогом и защитником всего приморского края. Строй флот, прибрежные форты, как и желал ранее, защищай наши берега.
Взгляд Корстанта невольно дёрнулся. Скулы свела то ли ярость, то ли обида. Сын императора, законный претендент на престол только что встал в ряд с обычными герцогами, а также, как и его жена, мать, отправился в ссылку, защищать место, в котором уже больше десяти лет не слышали о войне.
Вновь овации, вновь слышится поддержка в рукоплесканиях льстивой аристократии, не особо удовлетворённой таким моим решением. Да и сам я понимаю, что должен быть жёстче, чувствую, что в дальнейшем от Силистины будут одни лишь беды. Но даже так почему-то не могу отдать приказ избавиться от жены или от по-прежнему любимого мною сына.
Удивительно, но, помимо бессмертия, мне всё же удалось найти для себя ту маленькую отдушину, найти радость в собственных детях, в их детстве, где они ещё способны искренне, честно любить, не угрожая вонзить меч в спину тому, кто дал им жизнь.
Днём я богоподобный император, главный строитель мира, процветания человеческого рода. Вечером порядочный семьянин, хороший, заботливый отец, а ночью… Ночной кошмар для любого эльфа. Мастер пыток, демонический алхимик и мучитель, что в погоне за бессмертием покрывшимися морщинами руками цеплялся за любую ниточку, ведущую меня к заданной цели.
Именно эльфы, их зачарованная магией кровь, обладающая чудотворной стойкостью к воздействующим на неё внешним факторам, стала главным омолаживающим эффектом для созданных нами с Гидеоном эликсиров.
В последние дни старик Барель совсем ослаб, время брало своё, било по уму, разрушало решимость, а также заставляло думать о том, что ещё до смерти можно исправить. Все родственники Гидеона, кроме пропавшего без вести Блюмонда, давно погибли, а сам он, уповая на проснувшуюся совесть, всё чаще стал говорить о неотвратимо приближавшемся моменте своей скорой смерти, в открытую заявляя мне о сожалении, адресованном к тем существам, которые погибли от наших с ним экспериментов.
Через несколько часов после завершения церемонии назначения моих сыновей на их посты Гидеон внезапно отказывается от нашего с ним научного рейда в Горное Триграничье, в коем ордену Инквизиции предстояло добыть для нас больше эльфийских подопытных.
Едва передвигавшийся с палочкой Барель категорично заявил о том, что останется в Безымянном, желая провести последние часы наедине с собой. Именно так он называл те редкие моменты, когда совесть в край доставала, и он, запиравшись, тайные строчил послания покинувшему двор Блюмонду. В своих письмах, думая, что я не узнаю, он каялся, просил у сына прощения, а также периодически пытался отправлять тому кое-какие «наработки», продав которые тот мог позволить себе безбедное существование.
В этот вечер, когда старик заговорил о воспламеняющемся порошке (порохе), угрожая вложить в руки неизвестных одно из мощнейших орудий, способных уничтожить все, включая магию, терпению моему пришёл конец. Я был многим обязан Гидеону, считал его другом и сильно огорчился оттого, что алхимик просто взял и не оставил мне иного выбора.
Перепив, с первыми лучами солнца Гидеон Барель выпал из окна своей алхимической башни. Многие молодые алхимики скорбели о своём учителе, но на мировой ход вещей это никоим образом не повлияло.
Армия Империи, как и велел Бог-император, выдвинулась на Восток!
Глава 36
Всего за год Ричард с войском империи сумел оттеснить зорфский Каганат на позиции пятнадцатилетней давности. Мой маленький лев с лёгкостью побеждал всех своих оппонентов, не дожидаясь подхода основных сил, в молниеносных и стремительных налётах громил растерянного врага, раз за разом доказывая своё право называться моим преемником.
Ричард Мидчел — мой меч, моя опора, мой любимый сын. Молодой, красивый, сильный. Зная, что есть наследник, подобный ему, я мог спокойно погрузиться в свои исследования, понимая, что, даже если не преуспею в поиске бессмертия, с радостью передам тому бразды правления, будучи уверенным в благополучном будущем империи.
Изрубленное тело моего первенца в столицу вернул Фарфий Мэдэс. Мой милый мальчик, победивший в каждой из своих битв, прибыл ко мне с более чем сотней ран, что незаживающими рубцами украсили замороженное магией тело. Непобедимый воин стал жертвой предателей, открывшей наёмной группе эльфов дорогу к его покоям. Достойный сын доверился недостойным доверия людям, повторив ошибку своего отца.
Вступившая в бой пара личных гвардейцев Ричарда дала парню лишь секунду. Окружённый зорфскими варварами, длинноухими ублюдками, он нагой с одним лишь мечом, что ночью заменял тому любую прикроватную девку, убил четверых из десятка нападавших, ещё троих при этом умудрившись ранить. Никто из пришедших за ним убийц не выжил точно так же, как и моё Львиное сердце…
Сидя на своём золотом троне, убитый горем, я поддался плотским утехам. В доступных женщинах, вине и грозных обещаниях отомстить я пытался утопить своё горе, что со скорым досрочным прибытием Корстанта едва не остановило моё разбившееся на куски сердце. Ибо слишком быстро информация государственной важности дошла до той стороны империи, в которой должна была появиться в последнюю очередь.
Корстант, прознавший о смерти брата через людей матери, заявляет о намерении вновь занять место подле меня. Когда я, в свою очередь, через инквизицию отдаю приказ схватить Сайрис и всех, кто только мог сообщить той о смерти Ричарда.
Итоги расследования подтвердили все мои самые худшие опасения. Ведомый любимой матушкой, Корстант действительно ничего не знал о покушении на своего брата. Но его мать, чёртова шлюха, которой я подарил весь мир, стала той, кто, вместо благодарности, отнял у меня самое дорогое. Именно она больше других знала о моей силе Искры, о том, как я могу манипулировать некоторыми людьми. Именно она, хитрая сука, через переполненные золотом карманы Корстанта подкупила свою свиту, а после связалась с Каганатам и в обмен на «возможное перемирие» попыталась пропихнуть поближе к трону «своего любимчика».