— Да… вы меня извините, что я решился вас потревожить, но это такая необыкновенная вещь. И главное, я не представляю себе ясно, чем может грозить эта встреча?
Ховард закрыл глаза, как бы представляя себе подробности предстоящей катастрофы.
— Прежде всего, абсолютная непроницаемая темнота, с которой нельзя бороться никакими способами.
О'Кейли кивнул головой.
— Затем прекращение доступа на Землю солнечной теплоты и отсюда лютый мороз…
— Это ужасно…
— Но это не все. По всей вероятности, прекращение работы всех электрических установок…
— Почему же?
— Потому что электрические явления неизбежно связаны с нарушениями равновесия, с какими-то процессами в эфире, а раз исчезнет среда, в которой они распространяются, трудно предсказать, что произойдет…
— И это все?
— Нет… Может случиться нечто гораздо худшее: исчезнет, разлетится в мельчайшую пыль весь земной шар со всем его живым и мертвым багажом…
О'Кейли смотрел на собеседника полный недоумения и страха.
— Разлетится в пыль? При столкновении с пустотою? Я ничего не понимаю.
— Джемс Ховард передернул плечами.
— Я не могу утверждать этого наверняка, но, по-моему, такой исход весьма вероятен. По нашим представлениям самые атомы материи или. вернее электроны и протоны, т. е. заряды их составляющие, являются не чем иным, как вихревыми сгущениями все того же эфира. И раз он исчезнет, — очевидно будет нарушено равновесие между частицами вещества и средой, в которой они находятся. Останутся ли они целыми при таких условиях, — более чем гадательно.
— А если нет, то что же случится?
— Я уже сказал. Самое вещество земли со всем живым и мертвым грузом должно рассыпаться в эфирную пыль, рассеяться в пространстве, вероятно, с колоссальным космическим взрывом.
— И это произойдет…
— Через полгода по моим расчетам.
— И избежать этого невозможно?
— Что вы можете сделать, чтобы отклонить Землю от ее пути или увернуться иным, способом от столкновения?
— Но… может быть, могла произойти ошибка в вычислениях? Неужели мало места в этих бездонных пространствах, чтобы в них не могли разминуться две таких крупинки, как наша Земля и этот плавающий в эфире пузырь?
— Математика непогрешима, сэр, — холодно возразил Джемс Ховард, вытянув руку жестом первосвященника.
— Неужели так велика опасность этой встречи? Как-то трудно себе представить, чтобы какое-то непостижимое ничто, невидимое, неощутимое…
— Невидимое? Вы ошибаетесь, сэр. Увидеть его ничего не стоит, и если угодно, вы сами можете взглянуть на этого космического странника.
— Я был бы вам очень признателен… — сказал О'Кейли, охваченный смутным волнением.
Они двинулись по бесконечным коридорам, лестницам и переходам, пока не попали код большой купол, сквозь который громоздкое тело телескопа уставилось немигающим шаром в глубину ночного неба.
— Вот, — сказал Ховард через несколько минут, повозившись у инструмента и направив его в нужную точку.
О'Кейли взглянул и замер охваченный невольным трепетом. В бездонном провале, открывавшемся глазу, лучились и мерцали в торжественной тишине далекие, бесконечно далекие звезды, и вокруг них весь фон был точно усеян серебряной пылью миллионами светящихся солнц, слишком отдаленных, чтобы различить в отдельности их мигающие точки. И это чувство беспредельности пространства, ощущение бездны было так жутко, что у О'Кейли закружилась голова. Ведь средний человек так редко поднимает глаза к небу.
Но, как ни напрягал он свой взгляд, он не мог различить ничего, что было бы похоже на страшного гостя, угрожающего солнечной системе.
— Не видите? — спросил голос Ховарда: — присмотритесь внимательнее. У перекрестка нитей справа внизу черное пятнышко.
Теперь О'Кейли увидел. Это было похоже на маленькую чернильную кляксу на серебряном фоне, такую маленькую, что в телескоп она казалась не больше горошины.
— Это и есть то, что грозит Земле такими ужасами? — в голосе О'Кейли было разочарование.
— Да. Это темное облачко мчится к нам с невероятной быстротой, превышающей в тысячи раз скорость полета земных снарядов; примерно, через три месяца оно ворвется в пределы солнечной системы, а через полгода настанет последний день жизни Земли.
О'Кейли вздрогнул. Ему показалось, что он видит, как движется среди эфирного вихря, в бездонных провалах, наполненных светящейся пылью, где-то там на расстоянии нескольких миллиардов километров жуткий гость, словно камень, брошенный из гигантской пращи таинственной силой.
О'Кейли оторвался от телескопа и взглянул на Ховарда. Тот стоял, скрестив руки на груди и пристально глядел на посетителя.
— Мир тесен все-таки, как видите, — сказал он с грустной улыбкой: — хотя человеку трудно этому поверить.
— И вам не верят… — нерешительно произнес О'Кейли.
— Я знаю… — профессор пожал плечами — в данном случае, впрочем, это безразлично. Поскольку катастрофа неизбежна, пусть человечество проведет последние дни в неведении близкого конца.
— По правде сказать, трудно с этим примириться, — покачал, головой О'Кейли: — конечно, математика непогрешима: но… могут ошибаться люди. Например, комета Галлея…
— Довольно, — резко оборвал, его Ховард, вдруг багрово покраснев и сжимая кулаки: — не вам судить о заблуждении, которое было естественно двадцать лет назад, но стало невозможным теперь, когда мы вооружены такими приборами и такими методами исследования, которые еще недавно нам и не снились.
О'Кейли понял, что сделал ошибку, но загладить ее было уже поздно. Напоминание о несбывшихся предсказаниях и торжестве его противников слишком больно задело старика.
Он вернулся к себе в кабинет и перед самым носом гостя демонстративно хлопнул дверью, и повернул ключ в замке.
О'Кейли отправился домой, волнуемый самыми противоположными чувствами и смутной щемящей тоской.
Глава III
Время шло, а с ним, уходили в прошлое тревоги вчерашнего дня. О'Кейли стал постепенно забывать свое беспокойство по поводу предсказаний Ховарда. Жизнь текла своим порядком, и никто не вспоминал больше о мрачных пророчествах смешного старика. Правда, проскользнули сообщения о появлении в пределах солнечной системы темного облака, состоящего, вероятно, из несветящейся космической пыли, но на них не обратили внимания. Мало ли какие передряги происходят постоянно в межзвездных пространствах. Кто ими интересуется, помимо присяжных астрономов?
Да и кроме того, на Земле происходили такие события, что было не до небесных катаклизмов. Давнишнее соперничество Америки со своим соседом на Тихом океане привело, наконец, к неизбежному взрыву.
Уже гремела канонада по всему берегу от Ванкувера до Сан-Диего, уже лежала в развалинах Манила, уничтоженная японской воздушной эскадрильей в то время, как морской флот блокировал Филиппины и видима готовился к десанту.
Уже волны Тихого океана бороздили стальные гиганты, сопровождаемое тучами аэропланов, выискивая и высматривав врага, прежде чем сцепиться с ним в смертной схватке. Уже в Сан-Франциско горели дома и склады, подожженные аэробомбами, а госпитали были полны калек и слепых, отравленных газами, а в отместку американская эскадра бомбардировала Токио… Словом, опять работала полным ходом прожорливая машина войны.
Однако, решающих ударов ни та ни другая сторона еще не наносила. Было ясно, что судьба новой схватки решится на море, и обе стороны, оттягивали время, собираясь с силами и нащупывая слабое место противника.
Между тем по всему Тихоокеанскому побережью кипела лихорадочная работа. Возводились временные форты и убежища, громоздился бетон на железо и железо на бетон; строились береговые батареи, росли со сказочной быстротой новые и новые укрепления, и берег опутывался колючей проволокой, ощетинившись на протяжении тысяч километров на запад в ожидании врага. Сюда-то маленькой песчинкой в человеческой пыли, поднятой бурей войны, попал и О'Кейли одним из младших офицеров, обслуживавших группу береговых батарей севернее Ситля.