— Да, но чтобы воспользоваться этим, нужны люди, которые были бы обеспечены от других лучей, тех, которые сводили с ума в Атланте и сеяли ужас и панику в Роаноке, потому что, если они действуют так на расстоянии сотен километров, то что же будет, когда они будут пущены в ход вблизи? — сказал Юрий.

— Очень возможно, что при таких условиях они могут оказаться смертоносными, и я думаю, что гибель этого англичанина, как его, кажется… Джексона, о котором ты рассказывал, делает такое предположение очень вероятным, — ответил Сергей Павлович.

— Вот видишь. Единственный человек, кто может дать отпор этому страшному оружию, — ты. Окруженные оболочками или одетые в костюмы, с которыми ты делал столько опытов, люди будут защищены от действия этих проклятых лучей, и старик окажется бессилен. Ты видишь, что ты один можешь противостоять этому врагу, и ты обязан сделать это во имя гуманности, во имя сохранения человеческого достоинства, во имя свободы…

— И во имя красивых глаз… — усмехнулся Сергей Павлович.

Лицо Юрия снова дернулось судорогой боли и потемнело.

Несколько секунд длилось тяжелое молчание.

— Если бы я был здесь только во имя красивых глаз, — выговорил, наконец, Юрий медленно, — то после сказанного тобой я, конечно, больше тебя не стал бы утруждать; но повторяю: здесь речь идет о гораздо более важном, я это вижу и знаю… То, что готовится и делается по ту сторону океана, — настолько огромно и страшно, что заслуживает, я думаю, другого отношения.

Сергей Павлович неприятно поморщился и сказал примирительным тоном, кладя руку на плечо племянника:

— Не сердись. Я не хотел тебе сделать больно. Может быть, ты и прав. Но я не могу броситься в это дело очертя голову. Ты устал, тебе надо отдохнуть с дороги и повидаться с матерью.

— Как? Разве она здесь? — вскочил Юрий.

— Здесь — уже два месяца. И уже все глаза выплакала, ожидая тебя. Иди к ней. Я обдумаю все тем временем. Мы поговорим завтра.

Следующие два дня телеграф принес новые вести, которые показывали, что события развертываются именно с той быстротой, которую предвидел Сергей Павлович.

Борьба началась с обеих сторон, но пока силы были слишком неравны. Большая мировая держава с колоссальной промышленностью, громадным военным флотом и армией, снабженной всеми техническими средствами по последнему слову науки, оказывалась бессильной перед этим маниаком, ученым и миллиардером, охваченным жаждой власти.

Сделан был, правда, один шаг вперед, который, впрочем, не дал в результате ничего, кроме поражения и разочарования: открыто было местопребывание таинственного корреспондента, и Неведомый перестал быть им.

Во-первых, при помощи сличения характера и силы колебаний, доставивших знаменитые депеши к различным радиостанциям, удалось приблизительно наметить район, откуда должны были исходить эти волны. Тогда был направлен отряд полиции для обследования всего побережья Памлико-Саунда, его островов и всей Северной Каролины. И сразу же положение определилось. Когда полицейский комиссар с несколькими подчиненными явился на остров, где был расположен завод Джозефа Эликотта, — он был встречен более чем недружелюбно, и ему было предложено немедленно убираться восвояси. Так как против горсточки полицейских оказалась толпа в несколько сот человек рабочих поселка, возбужденных и взволнованных неожиданным визитом, почти всем им грозившим крупными неприятностями, — то положение блюстителей порядка оказалось щекотливым. В конце концов комиссар благоразумно ретировался, провожаемый улюлюканьем, свистом и ревом толпы.

Таким образом неуловимый враг был открыт, и правительство решило ликвидировать события сокрушающими суровыми мерами. Немедленно был снаряжен небольшой отряд, который 3- го июля отплыл из Балтимора в Памлико-Саунд в сопровождении двух миноносцев с приказанием занять, во что бы то ни стало, остров, не останавливаясь перед применением оружия.

Едва маленькая эскадра показалась в виду острова, на кораблях была принята радиотелеграмма с требованием вернуться обратно и угрозой в случае дальнейшего движения вперед принять необходимые меры защиты.

Начальник отряда в свою очередь потребовал немедленного изъявления покорности и выдачи главарей и зачинщиков бунта, как это именовалось на официальном языке.

С острова еще раз категорически потребовали остановки.

В ответ с головного миноносца был произведен выстрел из орудия без прицела, с целью предостережения и острастки.

В следующий же момент произошло нечто невероятное: все запасы взрывчатых веществ на кораблях, все заряды и снаряды в орудиях и патроны в ружьях и револьверах, — словом все, что могло взорваться, — взорвалось с оглушающим грохотом — в один и тот же момент. Это была неописуемая картина. Битва была окончена в несколько секунд. Один миноносец и транспорт были настолько повреждены взрывом, что стали погружаться в воду.

Второй миноносец держался на поверхности, но был охвачен огнем и к бою во всяком случае неспособен.

Пушки и ружья, которые были заряжены, разнесло в дребезги; стоны изувеченных смешались с криками и проклятьями уцелевших, потерявших голову в дикой панике и вступивших в побоище из-за мест в лодках.

Обуянные ужасом люди, искавшие спасения в шлюпках, не рискнули даже приблизиться к берегу, а направились в глубь Памлико-Саунда, к материку. По-видимому, одна, или две лодки вынуждены были все же выброситься на негостеприимный остров, и дальнейшая судьба их осталась неизвестной.

На следующий же день к острову была направлена для бомбардировки эскадрилья аэропланов. Результат был тот же. Еще в расстоянии нескольких километров от рокового места бомбы взорвались, как по команде, уничтожив, конечно, таким образом аппараты с летчиками. Три машины, не несшие на себе никакого взрывчатого груза, благополучно добрались до острова, и одна из них рискнула опуститься где-то в южной части, но больше уже не поднялась.

Другие два аэроплана, с полчаса покружившись над островом, произвели фотосъемки и вернулись в базу с печальными новостями.

Наконец, была сделана еще одна попытка. В различных точках побережья были установлены орудия больших калибров и огромной дальности боя, достигшей еще после великой европейской войны 400–500 километров. Действовали они не толчком горючих газов, а при помощи электромагнитов, выбрасывавших снаряды с колоссальной скоростью.

В сущности, и эта попытка была безнадежной. Во-первых, с таких расстояний, даже при помощи наблюдения с аэропланов, сигнализирующих о результатах стрельбы по радио, — меткость могла быть очень незначительной, и дело, конечно, могло бы свестись только к моральному воздействию, по выражению военных специалистов. Но в данном случае и этого добиться было невозможно.

Наблюдающие аэропланы появились рано утром над островом. Там было гробовое молчание. Около 8-ми часов утра были выпущены первые шесть снарядов, но они же были и последними. Дальнейшая стрельба оказалась не только бесполезной, но и опасной для населения окрестных районов: снаряды рвались на полете за несколько десятков километров до цели, осыпая осколками приморские селения и городки и сея панику по всему побережью. Несколько снарядов на ближайших к острову батареях разорвало еще в канале орудий и перебило прислугу, произошло несколько взрывов зарядных ящиков и складов пироксилина и экразита, от которых значительно пострадало мирное население, которое поднялось со своих мест и под влиянием ужаса, внушенного этим невидимым врагом, двинулось целым потоком на запад, вглубь материка.

Словом, первоклассная мировая держава потерпела поражение в этой первой схватке с неуязвимым противником и стояла перед угрозой новых катастроф, от которых оградить себя она не была в состоянии. Это было нечто единственное в своем роде на всем протяжении человеческой истории. Орудие человека, — его мысль, поднявшая его из тьмы первобытного зверства, теперь изменяла ему и обращала против него свое острие. Двигатель прогресса и культуры, человеческий разум, попав в плен к одному человеку, в руки сумасшедшего честолюбца, — оказывался страшным орудием, направленным против своего господина, и грозил ему позорным рабством.