Мы вышли из-под прикрытия и бросились снова в грозу. Мы бежали молча, борясь с ветром и дождем, изнемогая от усталости. Пристань была не дальше полутора километров. Когда мы до нее добрались, ураган начал несколько стихать, и молнии уже не так часто бороздили небо.

На наше счастие на пристани никого не было. Будка сторожа была опрокинута. Ангары с летательными машинами были разметаны в щепы. Мы лихорадочно принялись за дело. У причала болталось несколько обрывков цепей: видимо, бурей некоторые суда унесло в море. Но одна моторная лодка была здесь. Это было великолепное легкое и прочное суденышко с пробковым поясом вдоль борта и новенькой, чистенькой машиной, стоявшей наготове. Бак был полон бензину. Минут пять пришлось повозиться, пока удалось разбить цепь, удерживавшую лодку. Мы прыгнули в нее и отдались воле ветра. Впрочем, здесь, у западного берега острова, охватывавшего часть большого внутреннего залива Памлико, который отделялся от океана этой естественной дамбой, — было сравнительно тише. Тем не менее, едва только лопнула цепь, лодку нашу подхватило волнами и помчало в северо-западном направлении. Машина сразу застучала ровно и отчетливо. Повинуясь рулю, лодка стала забирать влево наперерез ветру к берегу континента.

Остров через несколько минут скрылся из глаз, потонув в серой пелене дождя и в брызгах и пене волн…

Вот в сущности и все. Остальное уже было неважно. Мы проплутали около полутора суток в Памлико-Саунде, причем к концу у нас иссяк запас бензина, и нам пришлось отдаться воле ветра. Нас страшно мучила жажда, а я вдобавок совершенно расхворался; порезанная рука от соленой воды невыносимо болела и распухла. Левый бок, задетый пулей, хотя и поверхностно, тоже давал себя чувствовать. А главное — нервы не выдержали. Я дрожал, как в сильнейшем ознобе. В таком виде подобрал нас рабочий баркас, доставивший нас в Лоуланд. Но тут мы побоялись остановиться хотя бы на час. На этом берегу, вблизи проклятого острова, мы не чувствовали себя в безопасности.

К счастию, у Маттео было несколько долларов, и мы, немедля ни минуты, отправились в Филадельфию, где я мог получить свои деньги с текущего счета, чтобы немедленно отправиться в Россию. Но мне этого не удалось: перенесенное за эти дни не прошло даром, — я заболел и две недели пролежал в больнице уже под своим настоящим именем и тем не менее с ужасом ежеминутно ожидая, что шайка Эликотта откроет мое убежище. Но они или сочли меня мертвым, или потеряли след.

Как только я смог стоять на ногах, — я сел на пароход, идущий в Европу, — и вот я здесь.

Когда Юрий кончил свой рассказ, мы долго молчали, обдумывая все слышанное. Что касается меня, то, признаюсь, я в то время не очень верил в истинность всех этих событий и, от души жалея своего приятеля, приписывал всю эту фантастику если не душевной болезни, то сильному нервному возбуждению.

Эта запутанная романтическая история казалась моему сухому воображению слишком далекой от жизненной правды.

Но Сергей Павлович, к моему удивлению, заговорил обо всем этом как о реальной действительности.

— Да, поистине, судьба к тебе милостива, дав тебе выскочить из такой западни. Но что же ты теперь намерен делать?

— Не знаю, дядя. Об этом именно я с вами хотел говорить.

Вы один сможете хоть сколько-нибудь разобраться во всей этой дикой истории, и на ваш совет и вашу помощь я только и рассчитывал, когда спешил сюда. Я не говорю уже теперь лично о себе. Надо что-то делать, надо спешить, не теряя минуты, иначе, быть-может, через два-три дня будет поздно.

— Если только уже сейчас не поздно, — задумчиво покачал головой Сергей Павлович: — да и что же я могу сделать своими силами против такого врага?

— Вы должны! — горячо заговорил Юрий. — Уже одно то, что вы можете сорвать покров таинственности с этого дела, обязывает вас и делает возможным борьбу… И вы не можете не стать ее руководителем и организатором. Вы видите, какая страшная угроза повисла над землею, в какое позорное рабство должно попасть человечество, если не отнять у этого сумасшедшего его ужасного оружия!

— Да, мы живем в такое время, когда наука и техника если они не подчинены контролю коллектива, могут в руках обладателя колоссальных материальных средств стать орудием и источником огромной силы и власти. Соединение в руках одного человека достижений науки и реальных возможностей их использования в виде капитала, — может создать угрозу целому государству. И если человечество не хочет этого, оно не должно допускать такого сосредоточения в одних руках этой страшной силы.

— Сергей Павлович, — вмешался я в разговор: — вы говорите так, как будто все рассказанное Юрием — реальная действительность. Голова моя этого еще не вмещает, но допустим, я беру это на веру. В чем же, однако дело? Как связать все концы этой удивительной истории?

— Я попытаюсь нарисовать вам ту картину, которая составилась у меня по слышанному нами и по данным последних событий в Америке, — ответил Морев. — Что все наши психические переживания и физиологические функции сопровождаются электрическими токами в проводящих путях нервной системы, — вы уже знаете. То обстоятельство, что при этом излучаются в пространство электромагнитные волны большой длины и притом вполне определенной для каждого душевного движения или вообще психофизиологического процесса, — вам тоже известно. Что наша нервная система служит не только отправителем, но и приемником таких же волн, до нее доходящих, если они по своей длине отвечают ее колебаниям, об этом мы с вами говорили уже неоднократно. При этом энергия доходящих до нервно-мозговой системы излучений преобразуется в энергию электрических токов, пробегающих по проводящим путям и обусловливающих собою появление тех или иных психических переживаний и физиологических процессов, сходных с теми, какие были причиной излучения этих колебаний в первичном живом аппарате. Но для нашей нервной системы нет необходимости, чтобы этот первоначальный источник был непременно живым существом. Все сводится к тому, чтобы до приемного аппарата докатились волны соответствующей длины и достаточной силы. Если, например, ощущая гнев, вы излучаете волны длиной, допустим, в пятьдесят две тысячи триста сорок километров, то, как только до вас дойдет достаточно интенсивное колебание с такой именно длиной волны, — вас охватит более или менее сильное чувство гнева, откуда бы ни исходило излучение: от оратора, мечущего громы с трибуны, гипнотизера, действующего на вас при помощи тех же колебаний, или просто от машины, вырабатывающей электромагнитные колебания как раз такого характера. С этим вы можете согласиться?

— По-видимому, ничего возразить против этого нельзя.

— Теперь, с другой стороны, вспомните, что все вещества, как мертвой, так и живой природы, состоят из мельчайших частичек — молекул, складывающихся из более простых элементов, атомов. Эти последние в свою очередь составляют сложные системы из мельчайших зарядов положительного и отрицательного электричества, так называемых электронов. Построение их в общем напоминает солнечную систему, в которой роль солнца играет центральный положительный заряд, вокруг которого по замкнутым орбитам с огромной быстротой вращаются планеты — отрицательные электроны. Происхождение сил, связывающих электроны в атомы и атомы в молекулы, — электромагнитного характера, и так как атомы в молекулах также находятся в некотором колебательном движении, то ясно, что каждый атом и каждая молекула служат источником электромагнитных колебаний определенной длины волны. При этом в некоторых частицах связь эта достаточно сильна при обычных условиях, и такие вещества являются поэтому сравнительно прочными, устойчивыми.

Но есть другие вещества, молекулы которых составились, впитав в себя, так сказать, большое количество энергии. Их можно уподобить туго свернутой пружине. При малейшем толчке она разворачивается с большой силой и отдает назад ту работу, которая была потрачена на ее завод.