…Потом, уже почти ночью, майор ехал на джипе в расположение своего парашютного батальона. Его путь лежал по главной улице Хониары, вдоль берега залива. Вокруг был мертвый город. Дома с темными окнами. Батакские блок-посты, освещенные ведрами с горящим керосином. Кучи пищевого мусора (результат жизнедеятельности батакского контингента, не приученного к гигиене). Крысы, деловито роющиеся в этих кучах…

«Что можно сделать? — думал Фадил, — Будь у меня неделя, я бы поборолся. И Ланзар с радостью сбросит на меня ответственность — он же намекнул на старшинство по рангу. Только недели, вероятно, нет, и приняв на себя ответственность, я не успею исправить ситуацию, зато автоматически стану крайним. Нет уж к черту…».

Интересно, что в это время, с позиции на склоне хребта на расстоянии два километра от главной улицы Хониары, за движением джипа наблюдал в бинокль-ноктовизор некий персонаж, напоминающий ковбоя с «Дикого Запада». Проводив объективами джип, он задумчиво хмыкнул, и сместил поле зрения на Южную трассу, ведущую из Хониары в Мболонду через перевалы центрального горного массива. Ковбой не ожидал, что в это позднее время на дороге найдется что-нибудь интересное. Просто, существует порядок наблюдения… Упс! Тусклый мигающий огонек движется от Хониары вверх по дороге.

— Фэн-Со, остаешься за старшего, действуй по инструкции, — приказал ковбой, передавая бинокль молодому парню — корейцу.

— Ясно, камрад лейтенант, — ответил боец «северокорейской красной бригады».

Ковбой (лейтенант-инструктор Оули Техас) опустил на лицо очки-ноктовизор, оседлал горный велосипед, и покатил под уклон навстречу замеченному огоньку. Почти точно определив скорость огонька, он знал, где устроить засаду. По дороге как раз было русло мелкого ручья, этакий миниатюрный каньон, через который переброшен мостик. Здесь, кстати, грунтовая дорога уже была просто широкой тропой. Аккуратно пристроив свой велосипед под мостом, Оули Техас спрятался за пирамидой из нескольких валунов (эта пирамида фиксировала одно из продольных бревен моста). Теперь ждать. Такая игра в скандинавского тролля, собирающего мостовую подать с проезжих коммерсантов.

Впрочем, все коммерсанты (точнее, фермеры) уже декаду, как перебрались из Хониары, сданной батакам, в свободные поселки южного берега. Так что ночной ездок мог быть только батаком или французским легионером… Дебилом, кстати. За эту декаду ни один оккупант не вернулся из поездки в горы. Попытки делались только в первые дни, и все завершались одинаково: пуля в лоб. И оккупанты перестали сюда соваться. А этот что? Героизм решил проявить? А может, шахид с поясом — бомбой. Почему бы и нет?

Вот, огонек появился из-за поворота… Упс! Девушка на велосипеде. Девушки, кстати, довольно часто используются в качестве шахидов. Только эта девушка явно не из того гнезда. Она не в черном балахоне, а в шортах и майке. И она, кажется, китаянка. Очень молодая. Лет 15, не старше. И что это может значить? Ловушка? Возможно. Пропустим претендентку, и посмотри, нет ли кого-нибудь у нее на хвосте…

…Китаянка-тинэйджерка проехала по мосту, не заметив засаду, и покатила дальше. А лейтенант Техас подождал 5 минут, и пришел к выводу, что хвоста нет. Значит, просто тинэйджерку потянуло на странствия. Нашла время. Вытащив велосипед из-под моста, лейтенант поднажал на педали, и догнал ее за четверть часа.

— Стоп, мисс. Это полиция.

— Ой, — без особого ужаса в голосе отреагировала тинэйджерка и остановилась.

— Так, — сказал он, остановившись рядом, — давай знакомиться. Я лейтенант Оули Техас.

— А я Мейфенг. Вот, еду в Мболонду. В Хониаре стало совсем плохо жить.

— Но, почему ты едешь ночью, Мейфенг?

— Днем не получалось сбежать, — ответила китаянка.

— Ладно, а кто у тебя в Мболонде? Родичи?

— Нет, я сама по себе. Если лейтенант хочет бум-бум, то это пять баксов, или три пачки сигарет, или четыре банки американской тушенки, или…

— …Какое тебе бум-бум, чудо лесное? — перебил Оули, — Садись на свой байк, и поезжай вперед. Я скажу, где поворачивать.

— А за что ты меня хочешь арестовать? Я же ничего не сделала.

— Зато с тобой могут что-нибудь сделать.

— Ладно, — она вздохнула, — а меня хоть накормят?

— Накормят, напоют, помоют, и спать уложат, — пообещал лейтенант-инструктор.

Дальнейшая процедура была понятна. Доставка на опорный пункт Хаилалуа, и сдача дежурному фельдшеру Ли Ге-Еку. Визг и протесты юниорки были прекращены путем выдачи пачки сигарет, нового комплекта одежды, и двадцати долларов США. Сумма, впрочем, была выдана под условие прохождения биомедицинских анализов на тестере «Uilimo-Mibiopro» (последней разработке семейной фирмы Мастерс с атолла Уилимо, центральные острова Кука). Лейтенант-инструктор Оули Техас вернулся на позицию форвардного наблюдения, размышляя о том, для чего более важен этот тест: то ли для выявления инфекций у юниорки Мейфенг, то ли для проверки «Uilimo-Mibiopro» (как подозревал Оули, эта игрушка была пиратской полукопией японского аппаратика для службы спасения — магнитно-резонансного определителя микроорганизмов).

На позиции группы лейтенанта Оули остаток ночи прошел спокойно. Хотя противник накануне получил подкрепление (до 350 коммандос — парашютистов), это не повлекло тактических эволюций. Прибывшее подразделение коммандос заняло позицию между аэропортом и морским портом, и только. Правда, командир этого подразделения, как показалось Оули, гораздо более любознателен, нежели картинный супермен — капитан Ланзар (на которого имелась ориентировка INFORFI, так что Оули знал его в лицо). А командир вновь прибывших был в ранге майора, относился, судя по всему, к африкано-европейской расе, не выделялся особыми физическими данными, но глаза были умные. Несколько раз в первые часы после рассвета Оули как бы встречался взглядами с этим майором. Странное ощущение, кстати. Ты видишь глаза человека, и подсознание тебе подсказывает, что и он тебя видит. Но лейтенант-инструктор Оули наблюдал в бинокль из укрытия в складках склона холма, сам будучи практически невидимкой, а этот француз осматривался с крыши джипа, и был легкой мишенью. Йем Де-Ун, северокорейский «студент» несколько раз смотрел на лейтенанта Оули, и выразительно касался пальцем рукоятки тяжелого «дизельного противотанкового ружья». Жизнь французского майора висела на волоске, но Оули не приказывал открыть огонь.

Тем временем, юниорка-китаянка Мейфенг сладко спала в хижине полевого медпункта Центрально-Восточной формации сводной дивизии, а рядом с этой хижиной, под низким маскировочным навесом общались три персонажа, ожидая ее пробуждения. Эти трое в некотором смысле были похожи друг на друга. Все индокитайской расы, все примерно среднего роста, и все профессиональные нелегальные военные линейные командиры. В смысле возраста, старшим был 25-летний вьетнамец Ле Нин-То (по прозвищу капитан Ленин), лидер партизанской интербригады соседнего крупного острова Малаита. Если дальше следовать возрастной шкале, то следующим был 20-летний Ясон Дасс, родом из Бирмы, потомственный офицер в пятом поколении, ныне возглавляющий специальную ударную роту гренадеров Новой Народной Армии Филиппин (иначе говоря — «хуки»). Младшим был брутальный 19-летний даяк (абориген Борнео) имя которого: Журо-Журо Лонваи-Илэнгахи-Келаби, никто из его товарищей не мог правильно выговорить, и все называли его устоявшимся прозвищем: капо Коломбо. В формировании гренадеров он возглавлял диверсионный отряд, состоявший из представителей диких племен с разных островов «желтых морей». Всех троих офицеров очень интересовала юниорка-китаянка Мейфенг, как источник свежей информации из вражеского лагеря. В начале офицеры устроились прямо на медпункте, но когда они закурили, кореец-фельдшер Ли Ге-Ек в ультимативной форме предложил им выметаться на улицу. Правда, обещал попросить медсестру Ким Нун-А, чтобы она принесла им чайник чая.