Утром пришлось долго искать разбежавшихся котят. Нашлись они в хлеву, спящими под боком у козы, весьма удивленной такими «детьми». Но животное безропотно охраняло покой пушистых.

Забрав их и ещё одно ведро с рыбой, врученное адмиралом, я поспешил вернуться домой. Портной уже должен был вот-вот приехать.

У особняка я остановился уже с пустым ведром, вылизанным до блеска.

Кутлу-кеди тут же умчались, а меня перехватил Прохор, встречая у входной двери.

— Сработало, молодой господин! — восхищенно поделился он. — Её сиятельство цельное утро давились каким-то водянистым пюре. И этим… — он наморщил лоб, беззвучно шевеля губами. — Зузей какой-то. Жижа, короче говоря. Из сельдерея, кабачка и петрушки. Воняло — жуть.

— С ней всё порядке? — поинтересовался я, улыбаясь какой-то совершенно детской радости старика.

— Пока да, — слегка опечалился слуга. — Но к себе уходила надолго, прежде чем уехать по лавкам с этим мусье. Уж он тут извелся, её дозываясь. Уйти угрожал, не помогало. Потом спустилась. Бледная, молчаливая и двигалась очень осторожно. Хорошее питание!

Как бы не переусердствовала тетушка. Того гляди рухнет в обморок на приеме, тоже нехорошо.

— А свари-ка супчика, Прохор. Куриного, наваристого.

— Это я с радостью! Как в детстве, да, барин? С маленькими такими макарошками в виде зверушек? Вы их дюже ловить любили, и считать. Хитрили, что сбились, да ещё требовали.

От такого отказаться точно было невозможно. В глубинах памяти отдалось теплом какое-то смутное воспоминание о кресле возле камина, маминых коленях и ложке, казавшейся тогда огромной.

— Только Авдотье Павловне скажите, что макароны специальные, диетические. Новейшая магическая разработка, большой дефицит.

Думаю, честь рода на балу будет спасена. А то решат, что родню голодом морим.

Уже в холле меня нагнала задумчивая фраза Прохора:

— А окорок свиной никак этим ди-е-ти-ским не сделать? Ну там сказать, что парась при жизни травку волшебную харчил? От которой худеют.

— Лучше не надо рисковать, — ответил я, чуть подумав.

Под тяжелый вздох слуги я и ушел в кабинет патриарха, где уже дожидался портной.

Мастер, пожилой и серьезный мужчина в круглых очках, двигался словно танцевал. Бесшумно и плавно, он снимал мерки четко выверенными движениями и записывал себе их в блокнот, то кивая, то мотая головой.

Понять чем он был доволен, а чем нет, не представлялось возможным.

Сильный экранирующий амулет или даже артефакт не давал ощутить его дар. Воздушник? Среди портных они встречались нередко. Стихия помогала обращаться с тканями и готовыми изделиями, облегчая их перемещение.

Но стихийникам нет особого смысла скрывать свою силу.

Мне стало любопытно, пока я ожидал своей очереди, и я с интересом изучал мастера, пытаясь угадать по каким-то деталям.

Магия накладывает свой отпечаток. В характере, движениях или даже словах. Стихии проявляются ярче всего. Огонь почти всегда ведет к вспыльчивости. Если её подавлять и не давать выхода, то выдадут глаза — вспыхивать начнут они.

Вода успокаивает, можно даже сказать расхолаживает. Может сделать равнодушным. Но и она способна обратиться в бурю, совсем иную, холодную и беспощадную.

Воздух дарит легкость. Вот почти как у портного, плавные движения и ловкость. В гневе воздух сметает с пути, давит своей силой.

Земля наделяет силой. Обладатели этого аспекта почти всегда крепкие и коренастые. Их ярость поглощает, как неумолимая трясина, от которой нет спасения.

Смерть превращает людей в мрачных и угрюмых. Жизнь склоняет к жертвенности и благодушию.

Мир духов со временем преобразовывает некую отстраненность в полную отрешенность. Иллюзии искушают на обман и хитрости.

Теневики, как ни странно, были любознательными и увлекающимися. Просто со временем слишком увлекались тенями. Свет устремляет к цели. Порой любой ценой. Он может ослепить.

И так далее…

Универсалы были совершенно уравновешены. Те, кто развивался правильно. Прочие могли проявлять сразу все стороны аспектов, что превращалось в хаос и безумие.

Чем выше ранг, тем заметнее становилось влияние дара. Если быть очень внимательным, то можно понять, кто же перед тобой на самом деле. Но это тоже как отдельная магия — видеть дар других.

Универсалам это доступно просто из-за того, что они вмещают все аспекты.

Есть редкие люди, вроде целителя, попавшие под воздействие аномалии или объединение мощных сил. После чего они тоже способны ощущать чужую магию.

Но были и те, кто этому обучался долгими годами и мог видеть силу глубоко на интуитивном уровне.

И мне стоило их опасаться, потому что у императора непременно должен был быть такой человек. Он не сможет увидеть потенциал, как универсал, но одаренного, пользующегося своей силой, вычислит.

Поэтому на балу нужно быть осторожным. И проявить свойства стихии графа Вознесенского.

Портной заметил мой пристальный взгляд и едва заметно улыбнулся. В глазах на миг загорелись хитрые искорки. Всё таки огонь.

— А теперь, — наконец-то заговорил он, сняв мерки и с меня тоже. — Перейдем к просмотру образцов ткани. На днях доставили отличную партию венецианского шелка…

Я ретировался, оставив деда разбираться с этим самостоятельно, как мы и договаривались.

Нужно было двигаться к финишной прямой. Сделать добротную ловушку для темного мага. Такую, от которой ему не уйти. Ну и с подстраховкой на случай, если тайная канцелярия оплошает. Вряд ли он мне даст шанс для второго удара.

Я заперся в лаборатории до самого вечера. Не выходил на обед, а изумительный суп с милыми детскими макарошками, ел на месте. И окорок, отнюдь не диетический, тайком выделенный мне заботливым Прохором.

Ничего, уедет родня, поймаем злопыхателя и устроим такой пир, которому позавидует император.

С этой ободряющей мыслью я и проработал почти до темноты.

Само устройство света на маяке мне помогало. Для отзеркаливания магического прекрасно подходили зеркала самые настоящие. Материал, идеально проводящий силу. Зеркало могло как поглощать, так и отражать, а комбинация зеркал многократно усиливало этот эффект.

Оставалось разобраться со схемой, которая сработает безупречно.

Порой задача артефактора безумно скучна — просчитывать все узлы и связи, выстраивать модели и раз за разом проверять их, испытывая на прочность. Чем мощнее задумка, тем больше кропотливых расчетов и чертежей.

Сейчас же последняя проверка будет прямо на месте, что возлагало ещё больше ответственности.

Права на ошибку у меня не было.

В ином случае мне придется показать не только адмиралу, но и, пожалуй, всей столице свою настоящую силу. На крайний случай можно использовать магию света, вновь выйдя флот на верный путь. Но провернуть такое второй раз и остаться снова незамеченным — такой удачи просто не существует.

Я хотел сделать маяк надежным на века. Чтобы больше никто не смог нарушить его службу. А для этого было необходимо вложить частичку своей души.

И я всё же решил это сделать. Одна часть уже была в самом Кронштадте. Остров тоже оберегал морские границы.

Теперь и путеводный свет станет гарантом безопасности для тех, кто идет в столицу. С добрыми намерениями. Я уже знал, какой будет побочный эффект. Был уверен — маяк не станет указывать путь врагам.

Был лишь один способ предсказать обратную сторону создания артефакта. Как раз вложить душу. Я это уже делал и знал, что будет весьма больно.

Подготовив всё необходимое, я невольно передернул плечами.

Ночь предстояла не из приятных.

Всё нужно было делать на месте, я хотел объединить здание с землей, то есть со скалой, на которой возвышался маяк. Так будет ещё надежнее.

Я проверил, чтобы на этот раз в машине не оказалось прожорливых пассажиров, загрузил вещи в багажник и двинулся в путь. В кармане был накопитель жизни, редкая и дорогая вещь, но он не даст мне уснуть.