Пока Альберт рассматривал арбалет со всех сторон, Георгий заметил, что на подмостках бревенчатой стены (специально сооружённых для расположения на стене защитников Вааха) возникло некоторое оживление. Выяснилось, что прибыл отряд королевских стрелков, и эти люди теперь через равные интервалы заняли боевые позиции на широком настиле, тянувшемся вдоль стены, на таком расстоянии от верхнего её края, что стрелок, стоящий на настиле в полный рост был по самую грудь защищён от стрел противника.

Георгий тронул друга за плечо и сказал:

— Посмотри-ка, Альберт, мне кажется, что во-о-он те двое — это Нира и Лукан.

— Где? — машинально спросил Альберт и мгновенно развернулся лицом к стене, напряженно всматриваясь туда, куда указывал Георгий.

— Да, похоже, что это она, — дрогнувшим голосом, в котором чувствовалась необыкновенная нежность, промолвил Альберт. — Господин старший капрал, разрешите отлучиться? — с улыбкой спросил Альберт, вытянувшись по стойке "смирно".

— Не разрешаю, — с напускной строгостью сказал Георгий, состроив суровую "мину". — Объявлена боевая тревога, рядовой Пересветов! Вы разве не слышали?! Да иди, иди... Над тобою я не командир.

Альберт скорым шагом направился туда, где на бревенчатой стене Георгий заметил фигуру девушки в меховой шапке, как у Ниры, но расстояние было велико, и он не мог поручиться за то, что это была именно она.

Когда капитан Карасорм сурово спросил Георгия, почему тот позволил солдату отлучиться, Георгий ответил, что резервному отряду тоже необходимо знать — что происходит там, на море и потому-то он и послал своего подчиненного на стену. Карасорм молча кивнул головой, признав решение Георгия своевременным, и принялся успокаивать своих солдат, которые, увидев на стене арбалетчиков, решили, что королевский флот потерпел поражение, и теперь возмущались качеством выданных им оружия и доспехов.

Забредягин подошёл к Георгию, сжимая в одной рукой грозное тяжёлое копьё, а в другой — щит, и спросил, имея в виду Альберта:

— Куда это он?

— Похоже, увидел свою "любовь" и решил повидаться с нею. Заодно и узнает, что творится на море. Отсюда-то ведь ни черта не видно.

— Логично, — произнёс Забредягин. — Интересно было бы узнать, как идут дела у ваахского флота? — и, немного помолчав, спросил:

— Жалеете, наверное, молодой человек, что оказались здесь, в Мазергале?

Георгий шевельнул бровями и, прицокнув языком, промолвил, не глядя на ученого:

— Есть немного... Но, если благополучно вернусь домой, то, думаю..., перестану жалеть и заживу по-новому.

— По-новому — это как?

— Не буду больше бездельничать, организую своё, интересное дело. Меня всегда привлекало гончарное искусство, тем более что сейчас различная керамика в большой моде, так что хочу создать собственную творческую мастерскую. Мазергала научила меня науке выживания, и то, что раньше казалось мне в России неразрешимой проблемой, сейчас кажется мне абсолютно "плёвым" делом. Здесь я научился преодолевать свои страхи перед всем необычным и новым.

— Значит, все-таки не зря я создал "Градиент-Z", если хотя бы один человек, кроме меня, употребив его, почувствовал себя сильнее, — бодро сказал Александр Григорьевич, и Георгий, посмотрев на него, понял, что ученый "воспрянул духом", услышав откровенное признание своего молодого собеседника.

— Как знать, как знать... — сказал Георгий, пожимая плечами. — Надо сначала выбраться отсюда.

Забредягин замолчал, присел на корточки, достал из кармана трубку и кисет с мазергалийским табаком-бреком и закурил, выпуская изо рта синеватые клубы дыма, немедленно растворяемые порывами усилившегося в этот день ветра в весеннем воздухе солнечного дня.

Георгий, которому запах табачного дыма напомнил о том, что от вредной привычки он еще не избавился, последовал примеру Александра Григорьевича, раскурив трубку, подаренную ему Луканом ещё в Гиблых Лесах. Дым, приятно щекотавший ноздри, подарил Георгию ощущение временного покоя, все тревоги, как бы сами собой стали сразу ничтожными, мелочными и теплый реальный день, который ему предстояло прожить в Мазергале, казался ему сейчас ничуть не хуже обыкновенного будничного дня на такой далекой сейчас от ваахской пристани Земле...

Георгий наблюдал за тем, как Альберт, вскарабкавшись по одной из приставных лестниц, ведущих на помост для арбалетчиков, подошёл к девушке, издали напоминавшей Ниру, и... обнял её. Судя по тому, что девушка не отстранилась от Альберта, а наоборот, крепко прижалась к нему, Георгий понял, что ни он сам, ни его друг не ошиблись.

Однако к влюблённым, которые трое суток не видели друг друга (а это очень большой срок разлуки для двух молодых любящих сердец) уже спешил какой-то человек, которому все люди, находящиеся на помосте, уступали дорогу.

"Наверное, этот человек — командир арбалетчиков", — подумал Георгий и, как выяснилось, не ошибся.

Хотя с того места, где находились сейчас Георгий и Забредягин, нельзя было расслышать даже отзвуков разговоров, ведшихся на помосте, но по оживлённой жестикуляции подошедшего к целующейся паре человека можно было догадаться, что он недоволен таким вопиющим нарушением дисциплины в его отряде. Тыча указательным пальцем вниз, этот человек явно приказывал Альберту спуститься вниз.

Георгий заметил, что его гордый друг вступил в словесную перепалку с командиром арбалетчиков, и эта перепалка, из-за вспыльчивого характера Альберта вполне могла бы закончиться дракой, если бы в этот момент внимание спорящих не приковало бы к себе какое-то событие, происходящее на море. Все люди, находящиеся на стене, сейчас всматривались вдаль и Георгий, наморщив лоб, ждал, чем же закончится это напряжённое созерцание.

На пристани, на несколько минут, воцарилась тишина. Те, кто находился внизу, смотрели вверх, на стену, точно так же, как и Георгий, пытаясь угадать, что происходит сейчас в море. Откуда доносился сейчас еле различимый непонятного происхождения, шум, похожий на потрескивание под ногами сухих веток во время прогулки по осеннему лесу.

И тут все люди, стоящие на пристани, увидели высоко-высоко в небе верхушку огромного столба чёрного дыма, который медленно сгущался в клубящееся большое облако, прямо на глазах увеличивающееся в размерах, растекающееся по небу, словно чернила в чистой воде.

На фоне этого облака возникла фигура летящего человека в развевающихся на ветру одеждах. Человек этот появился со стороны моря.

"Грозник!", — обрадовался Георгий, узнав в этом человеке Белого Мага.

Но радость его оказалась недолгой, так как волшебник, спустившись вниз, завис над пристанью и трубным голосом, от которого задрожал воздух, возвестил:

— Королевского флота больше нет! Все наши корабли сожжены! Жители Вааха, готовьтесь к бою! Готовьтесь к бою!

Белый Маг в тот момент был подобен ангелу, который спустился с небес для того, чтобы известить людей о "конце света". Именно такое сравнение пришло на ум Георгию в тот момент, когда Грозник несколько раз облетел пристань, повторяя трагическую новость о разгроме ваахского флота. Убедившись в том, что защитники города услышали его обращение, волшебник повернул обратно, к кораблям Дастиана, которые на полном ходу спешили к ваахской пристани, чтобы мощным натиском раздавить, уничтожить, смять столицу Мазергалы, завладев её сокровищами и сделать своими рабами подданных короля Аллоклия.

— Зарядить катапульты! Зарядить катапульты! — прогремел приказ по всей пристани от Северной башни до Южной, передаваемый по "цепочке" от командира одного орудия командиру следующего и механизмы пружин заскрипели, повинуясь поворотным шкивам.

— Стрелкам — готовность номер один!... Номер один!... Номер один!... — пронеслось вдоль бревенчатой стены, и арбалетчики немедленно натянули тетивы своего оружия и, зарядив арбалеты стальными стрелами, положили их на край стены, придерживая приклады руками, чтобы, как только враг подойдёт на расстояние выстрела, "выпустить на волю железные "жала" своих "верных друзей".