— Почему она не бежит? Мы её не упусти…

Эльва грубо ударила Джессику по руке.

— Тихо ты! Не забывай. Здесь сама Розалин. Смотри в оба.

Судья долго и нудно читал приговор, потом глашатай повторял все грехи, затем магистрат сообщал о бесконечных бесчинствах. В самом конце выступило духовенство и только после этого палач поднёс факел к сухому валежнику. Вспыхнуло пламя. Ведьма пыталась подтянуться, чтобы языки костра не сразу достали её голые ступни. Огонь разгорался сильнее. Ведьма ужасно закричала. Внезапно всё затихло.

— Сестра, сестра. Я вижу тебя, умоляю, помоги. Помоги мне.

Джессика пришла в себя, оглядывая застывшую площадь. Зубы собаки почти сомкнулись на заднице некстати пнувшего её сорванца. Кошелёк торговца замер на пути в карман к воришке. А рука красавицы застыла, почёсывая весьма неприличное место.

— Скорее, умоляю. Долго я его не удержу.

Джессика бросилась к несчастной ведьме. Взобравшись на костёр, пыталась помочь. Как она не старалась снять оковы — ничего не получалось.

— Бесполезно, — ведьма подняла кандалы, — их окропили святой водой.

Пламя лениво лизнуло сапог Джессики. Она вскрикнула и одёрнула ногу. На ступне у ведьмы медленно набухал багровый пузырь, она задрожала, прикусив губу до крови. Печально посмотрев на Джессику, выхватила кинжал и приставила его к своему горлу.

— Режь!

Джессика опешила.

— Но. Но как же…

— Режь скорее, мне себя не убить.

Костёр невыносимо жёг ступни. Джессика заметила едва заметное движение в толпе на площади.

— Ты хочешь, чтобы я погибла лютой смертью? Освободи меня.

Ведьма, понимая, что Джессика не может ей помочь постаралась перерезать себе горло. Она старалась изо всех сил, но нанесла лишь несколько неглубоких царапин. Судороги свели её тело, нож полетел в костёр. Джессика, словно в каком-то кошмарном сне, подняла нож и полоснула ведьму по горлу. То ли клинок был острым, то ли Джессика перестаралась, но хватило и одного пореза. Обливаясь кровью, ведьма прошептала что-то вроде благодарности.

Вновь запылал костёр, Джессика полетела вниз, площадь наполнилась голосами. К счастью, в суматохе все смотрели на ведьму, которая безмолвно превращалась в чёрный скелет. Джессика вернулась к Эльве, недоумённо смотревшей на Зиленштайн — прозрачный Камень Душ, в котором кружились два зелёных вихря — частицы души Розалин. Схватив Джессику за руку, Эльва потянула её к выходу из замка.

— Где тебя черти носят? Ведьма так и не спаслась, а Розалин даже не попыталась ей помочь.

Джессика, пряча окровавленный клинок в рукав, сказала:

— Она освободилась от проклятия леди Макбрайт. Я забрала её дар. Расскажу по пути.

***

Отбежав от замка на приличное расстояние, Эльва засунула пальцы в рот и засвистела так громко, что с соседнего дерева посыпались жёлтые листья. Примчались две клячи, возле которых Эльва вчера возилась на конюшне.

— Я…но я не умею.

Эльва забросила Джессику на одну из лошадей словно мешок, приказав держаться за поводья что есть мочи. Клячи помчались вперёд. Бежали резво, но не прыгали, не трясли и на дыбы не вставали. Стоило им забаловать, как Эльва тонко засвистела и лошади успокоились. Возле берега реки они остановились. Эльва подбежала к обрыву, заглянула вниз.

— Кажется тут, — Эльва, схватив Джессику за руку, бросилась в воду. Река была неглубокой, по пояс, но течение всё время относило их от норы. В конце концов помогая друг дружке, они добрались да осыпавшегося края и полезли внутрь.

Тибор, смотревший как сморщенная старуха набирает пепел в шкатулку, всё не мог понять, куда же подевалась новая кухарка и её симпатичная внучка.

Глава 28

Эдвард Лэмб долго не открывал. Брэдфорд и Карпентер видели его в окне. Фелпс, парковавший машину, подошёл позже.

— Мистер Лэмб, мы знаем, что вы дома. Откройте, полиция.

Лишь после попытки шерифа забраться через окно Лэмб открыл дверь. Ни с кем не поздоровавшись, ушёл внутрь. Брэдфорд и Карпентер проследовали за ним. Фелпс, на всякий случай, вытащил беретту. В доме стоял тяжелый запах прокуренной мебели, сгоревших тостов, кислой еды. Хозяин, кажется, не мылся с прошлого года. Запах пота едва ли уступал запаху тяжёлого перегара. Щетина длиной в полдюйма, треснувшие очки, сизое лицо и синяк на щеке — в этом запитом бомже было невозможно узнать бывшего гения математики.

— Что с вами случилось, Эдвард?

Лэмб ничего не ответил. Мутные слёзы катились по его щекам.

— Мистер Лэмб, мы договаривались поговорить по поводу вашей жены.

— Поесть бы. Я заказал китайской еды, хотите?

Все отказались. Шерифу с трудом удалось убедить Лэмба привести себя в порядок. Пока он принимал ванную, брился, искал чистое бельё, распугав дырявым халатом каких-то насекомых, еда была доставлена.

Лэмб смахнул со стола окурки, рыбьи кости, фантики от конфет. Убрал открытые, давно пропавшие консервы, вытер стол влажной тряпкой. Посмотрев на гору грязных тарелок, Лэмб понял, что лучше есть прямо из одноразовой посуды. Тушёное острое мясо, курица в кисло-сладком соусе, чесночные брокколи, жареные грибы, баранина с луком — ароматы этих блюд не смогли пробудить аппетита даже у Карпентера. Фелпса же чуть не стошнило от запаха в доме Лэмба. Они распахнули окна, пытаясь выветрить спёртый, прокуренный воздух. Лэмб жадно съел половину супа, лоток баранины, дюжину маленьких лепёшек и с робостью посмотрел на агентов. Вымытый, побритый, одетый в чистое он разительно посвежел и лишь угрюмый, затравленный взгляд напоминал о том, что случилось нечто страшное.

— Хорошо остренькое с похмелья?

Лэмб опустил глаза и отложил палочки в сторону.

— Ешьте, мистер Лэмб. Неудачная шутка. Каюсь.

Лэмб взял палочки, подцепил кусочек курицы, но есть не стал. Задумчиво посмотрел на значок шерифа, прицепленный к серой куртке.

— Вы ведь её нашли?

Карпентер отвёл глаза. Лэмб зарыдал, шериф протянул ему салфетку. Немного успокоившись, Эдвард налил себе сырой воды и выпил залпом.

— Раньше она была другой. Раньше она хотя бы разговаривала со мной. А теперь — только и ищет повод, чтобы сбежать. Искала, во всяком случае.

Закурив сигарету, Лэмб без всякого предисловия погрузился в воспоминания.

Он любил Эмми с самого детства. Оба учились в одном классе, но гордая Эмми не обращала внимания на прыщавого юнца в огромных очках с зелёной оправой. Даже когда он блистал в математических олимпиадах Эмми предпочитала его обществу парня из старшего класса. К концу школы они сдружились. Лэмб делал за Эмми домашние задания, подсказывал на контрольных. В присутствии своих подружек, других парней и даже учителей Эмми старалась его не замечать. Но если нужно было срочно решить десяток страниц сложных примеров, вкрадчивым голоском она ворковала:

— Эдди, ты же у нас самый умный во вселенной, помоги разобраться со всем этим дерьмом. Пожа-а-алуйста.

— Это не дерьмо, Эмми. Это дискриминант.

На выпускной она пошла со знаменитым на всю школу хулиганом. Лэмб, который в тайне лелеял надежду, остался в гордом одиночестве, разделив стол с победителями олимпиад, чемпионами научных викторин и прочими нердами[1], с которыми ему было жутко скучно без Эмми.

Потом был колледж и университет. Эмми никуда не поступала. Осталась в Спенсервиле, работала администратором в боулинге. Дважды выходила замуж и оба раза неудачно. Лэмб, выигравший грант в Массачусетском Технологическом Университете уже на третьем курсе получил хлебную должность в крупной компьютерной компании. Они постоянно поддерживали контакт. Писали друг другу по электронной почте, Эдвард содержал Эмми. Бывшие мужья оказались совсем никчемными добытчиками. А Эдварду некуда тратить деньги. Всего хватало с излишком, не было только Эмми. Её дети от первого брака жили со свекровью в Небраске.

Пришло время жениться и Эдварду. Эмми была единственным другом из прежней жизни, которую он пригласил на свадьбу. И, о чудо, она приехала. Невеста — девушка по обмену из Китая — гений физики. Эдвард мог беседовать с ней часами, посвящая всё свободное время. Правда в последнее время его становилось всё меньше. У Эмми возникли проблемы с начальством и вообще жизнь катилась под откос. Эдвард был ей нужен как друг, как советчик, как единственный мужчина в мире, которому она могла доверить свои тайны.