После медового месяца всё изменилось. Фрэнк, обещавший, что они будут жить отдельно, настоял немного пожить с матерью. Так, по его мнению, матери будет легче отпустить Фрэнка. Джессика, верившая в логику, согласилась. И жизнь превратилась в ад. Мать изводила её бесконечными просьбами, а если та что-то не выполняла — упрекала Фрэнка. Всё, что ни готовила Джессика вызывало у матери брезгливость и отвращение. Фрэнк, до поры евший с аппетитом, бросал вилку и делал Джессике замечание. К тому же он оказался патологическим ревнивцем. Поздоровавшийся сосед, случайный взгляд в кино, встреча со знакомым мужчиной — всё вызывало дикую, неконтролируемую ярость. Он выпытал у Джессики сколько раз, с кем и что у неё было. Заставил признаться насколько Джессике было приятно и во многом ли Фрэнк превосходил бывших любовников. Это никак не укрепляло их отношений, а всё хорошее улетучивалось с каждым днём.

Друзья, словно нарочно, стали подкалывать Фрэнка, что он подкаблучник. Фрэнк отрывался на Джессике, ругая за любой звонок. Самая безобидная просьба воспринималась как попытка диктовать условия. А затем он поднял на Джессику руку. Мать смотрела телевизор. Джессика убирала дом и случайно разбила статуэтку оленя. Статуэтка была старой, переклеенной на сто рядов, но почему-то очень дорогой для мисс Мортон. Высказав всё, что она думает о Джессике, мать перешла к прямым оскорблениям. Не выдержав, Джессика разревелась и заперлась в своей комнате. Пришёл Фрэнк. В гневе вырвал замок.

— Эй, шлюха, что ты сказала матери?

Джессика оторопела. Фрэнк схватил её за топик, едва не порвав.

— Говори! Говори сука, что ты сказала матери? Но Джессика лишь рыдала от страха, ей нечего было ответить. Муж отвесил Джессике две крепкие плюхи, разбив нос.

— Ещё раз что-то скажешь про мать — я убью тебя, тварь. Усекла?

На следующий день, всё ещё пылая от боли и гнева, она собрала вещи и уехала к себе домой. Фрэнк стучался к ней в квартиру, грозился сломать дверь. Консьержка вызвала полицию. Когда полицейские прибыли — Фрэнка и след простыл.

— У вас синяк на лице, мэм. Кто вас избил?

Джессика отказалась обращаться в полицию. Тогда ей почему-то казалось, что не стоит выносить сор из избы. Прошло много дней. Телефон Фрэнка она заблокировала. Гнев сменился безразличием, а безразличие — скукой. Она действительно скучала по прежнему Фрэнку. Доброму, сильному, ласковому. Время — избирательный фильтр. Отсеивая плохое, оставляет то, что хочется вспоминать бесконечно. Нет, она не собиралась возвращаться, но тоска сжигала её изнутри. А потом объявился Фрэнк.

***

Рассказывая, Джессика настолько распереживалась, что слёзы брызнули из глаз.

— Джессика, ради бога, не плачьте. Всё уже позади. Хотите, прогуляемся по ночному городу?

Они вышли из ресторана. Воздух пах осенней свежестью. Сырой, наполненный влагой, сладковатый запах прелых листьев. Фелпс, посмотрев на её лёгкий пиджак, промолвил:

— Здорово похолодало.

Она лишь махнула рукой.

— Извините, что разревелась, со мной что-то не то в последнее время.

— Джессика, ближе вас у меня тут никого нет. Ревите, кричите, радуйтесь — только не пропадайте больше надолго.

Сняв пальто, Фелпс накинул его на Джессику.

— Мой пиджак очень тёплый, носить его с пальто жарковато. К тому же — если заболеете, я снова вас не увижу несколько дней.

Джессика улыбнулась. Она специально старалась идти по тёмной стороне улицы, боясь, что Фелпс увидит зарёванные глаза и покрасневший нос.

— На чём мы остановились?

— Ваш муж. Выследил вас и пришёл. Вы его всё же простили?

Джессика аккуратно высморкалась, Фелпс заметил, что она машинально сунула грязную салфетку в карман его пальто.

— Что вы улыбаетесь?

Фелпс замялся.

— Нет-нет, вам показалось. Так вы простили мужа?

— Сложно сказать. Он почти месяц обивал порог, валялся в ногах и умолял вернулся. Клялся всеми святыми, что больше не поднимет руки никогда.

— И вы поверили?

— Если честно — я хотела поверить. И первые месяцы он действительно вёл себя идеально, даже лучше чем было.

Джессика подняла ворот пальто. Фелпс посмотрел на её жалкие ботиночки, явно не по погоде.

— Где ваша зимняя обувь?

Она лишь пожала плечами.

— Как-то не успела купить.

— Так не пойдёт. Зайдём в магазин.

В магазине Джессике понравились сразу две пары. Она долго не решалась какую из них выбрать. Фелпс кипел от злости, досадуя, что сам предложил спуститься в этот ад. В итоге убедил её взять обе.

— Но у меня нет с собой столько денег.

Он достал кредитку.

— У меня есть. Вернёте потом. Хотя нет — приближается Рождество, считайте, что я уже отмучился с подарком.

Она рассмеялась.

— Как собираетесь отмечать?

— Если останусь тут до Рождества, то предпочёл бы отметить с вами, а не с Брэдфордом.

— Эх жаль, я бы с удовольствием провела рождественскую ночь с вашим боссом.

Джессика улыбнулась, а Фелпс сделал вид, словно что-то искал во внутреннем кармане. Джессика радовалась обнове как маленькая. Фелпс не понимал этой радости, но разделял её всецело. Он никогда не мог взять в толк, почему эти чёртовы куски нубука и кожи так много значат для некоторых. Джессика немедленно надела новые сапожки. Красивые, мягкие, тёплые и очень удобные.

— Спасибо, я верну вам деньги как только…

— Джессика, мы договорились. Это подарок.

— Хорошо, значит я подарю вам равнозначный сувенир.

— Назначим неустойку:

Фунт вашего прекраснейшего мяса,

Чтоб выбрать мог часть тела я любую

И мясо вырезать, где пожелаю[1]

— Что? Какое ещё мясо? Чьё тело?

— Джессика, расслабьтесь. Вы читали «Венецианского Купца»?

Джессика грустно пожала плечами.

— Я больше не хочу говорить про мужа.

— Думаю, что сегодня вам всё же стоит закончить эту историю, чтобы мы больше к ней не возвращались. Как получилось, что вы снова поссорились?

Джессика украдкой посмотрела на себя в стекло витрины, ещё раз мысленно поблагодарив Линду.

— Его мать не прекращала изводить меня. Каждый день стремилась спровоцировать нас на конфликт. Фрэнк — нужно отдать ему должное — долго держался молодцом. Он пару раз даже ссорился с матерью. Это было чем-то совершенно неординарным.

— Страшные люди.

— Я бы сказала — странные. У них свой мир, свой микроклимат. Любое инородное тело вызывает отторжение.

— Тело — это вы?

— И я, и друзья Фрэнка, и малочисленные родственники. Знаете, у них никто никогда не гостил, а с друзьями Фрэнк встречался на нейтральной территории.

Джессика рассказала, как однажды мать, злая на то, что Фрэнк так много времени возится с Джессикой, устроила ему настоящую взбучку. Был громкий скандал, Фрэнк как истеричка кричал, что хочет повеситься, потому что две бабы не могут найти общий язык. Мать плакала, напоминая про все её заслуги, в доме стоял запах серы.

— Весело вы жили. Нечего сказать.

— Сейчас об этом поздно жалеть. Я была с мужчиной, который по-своему любил меня, долгое время всё списывала на мать. А потом он снова избил меня.

— Вот мудак…

— Кайл! Вы материтесь?

— Извините. Сорвалось.

Джессика, перепрыгнув лужу, чуть не оступилась, но Фелпс успел её поддержать. Джессика взяла Фелпса под руку и стала рассказывать дальше.

— Однажды мать сказала, что я одеваюсь как проститутка. Фрэнк, не промолвивший в ответ и слова, весь день старался меня уколоть. Ругал за каждую мелочь, дерзил, а потом разозлился, что его рубашка недостаточно выглажена. Мы собирались к друзьям, но в самый последний момент он передумал, сказав, что не пойдёт в гости, потому что ему стыдно за мою одежду.

— Что же в ней было плохого?

— Ничего особенного. Юбка, блузка, чулки, макияж смоки айс. Но ведь именно он настоял так одеться. Стащил образ из какого-то фильма.

— А вы?

— А я разозлилась вконец и ринулась к выходу в этой проститутской одежде.