— Ты это видел, да? Это ведь не сон, не сон, правда? 4:2!

Сообразив, что от меня толку мало, он подорвался с места и ринулся в толпу, из гущи которой уже фонтанировала пенная струя шампанского. Народ чуть сместился, и я увидел источник фонтана: это Кокорин, разинув рот, всех поливал из бутылки, включая Карпина с Тихоновым. Дзюба, разинув рот, ловил пену. С ним толкались Сэм, Андрей Хо и Тюкавин, но последним доставалось то, что не влезало в пасти наших богатырей.

Непомнящий наблюдал за парнями с отеческой полуулыбкой. Бердыев стоял рядом, подпирая стену; его лицо оставалось безучастным, но глаза искрились.

Когда шквал эмоций утих, Валерий Кузьмич взял слово:

— Ну вот. Кто говорил, что СССР — не футбольная держава? Кто утверждал, что мы играть не умеем? Предыдущий матч и этот — одни из самых интересных, которые я видел за последние годы.

— Потому что не только техника, — дополнил его Курбан Бекиевич. — Потому что вы играли от души, полностью выкладывались, не боялись рисковать. Это раз. — Он перевел взгляд на Тихонова, который казался хмельным то ли от шампанского, то ли от радости.

— Два, — воскликнул он, — это талант и самоотверженность каждого. Да-да, вы чертовски… Нет, слово плохое. Но «ангельски талантливы» — не звучит, да?

Ответили смешками.

— Архангельски, — пошутил Руслан Топчи.

— Вы талантливы, друзья! Каждый — самородок! Эти аплодисменты — каждому! — Тихонов зааплодировал, его поддержали.

Эстафету перехватил Карпин, выступил в середину раздевалки с шампанским в руке.

— Кстати, поговорка «один в поле не воин» — и к футболу относится. Если в команде звездные игроки, но нет взаимодействия, такая команда и до полуфинала не дойдет. Так что не зря мы вас гоняли. Победить можно, только если сборная играет как единое целое. Это не просто победа. Это — рождение новой мощной команды, которая уже вписана в историю, как и имена каждого из вас!

Кокорин слушал его с широкой улыбкой, сжимая открытую бутылку, а когда тренер закончил, сказал:

— За наших тренеров! Ура! — И присосался к горлышку.

— Ура! — крикнул Джикия, его поддержал дружный хор.

Теперь Карпин открыл бутылку и облил всех, включая Валерия Георгиевича, который не протестовал, слизывал капли, бегущие по лицу, и улыбался. Его глаза подозрительно блестели, губы подрагивали, и мне показалось, что он не сдержал слез, но их не видно на забрызганном шампанском лице.

Я закрыл глаза и представил грохот салюта в тысячах городах Советского Союза. Ночное небо разорвано заревом. Крик стоит такой, что те, кто спал, проснулись и поняли: победа. Даже дети в курсе. И старики. И на заводах, и в офисах, и в школах днем будут говорит об одном: как в полуфинале СССР разгромил Бельгию.

Я бы на месте Горского сделал пятнадцатое июля, день финала, выходным, чтобы люди могли спокойно гулять ночью. А так пойдут на работу уставшими, зато счастливыми.

Рядом со мной на лавку опустился врач-бээровец и спросил:

— Александр, ты как?

— Живой, — устало улыбнулся я. — Жить буду.

Он протянул мне бутылку коктейля.

— Кажется, я знаю, что тебе нужно.

Благодарно кивнув, я свинтил крышку и выпил содержимое. Сейчас моему организму как никогда требовался строительный материал для костей, мышц и связок. Если не восполнить дефицит витаминов, минералов, жиров, белков и всего прочего, организм возьмет их в другом месте — просто перераспределит ресурсы.

— Спасибо за игру. — Евгений Витальевич встал, положил руку мне на плечо и сжал пальцы, а потом удалился, оставив игроков наедине с тренерами.

Беснование продолжилось. Разошлась вторая, третья, четвертая бутылка шампанского, но все были пьяны без вина и не спешили смывать с себя пот и игристое. Даже я не спешил в душ, хотелось быть причастным к великому событию.

Помнится, еще в прошлой жизни один студент сказал студенту-Звягинцеву: «Все, что создал и создает человек — по сути, тлен. Оно не имеет объективной оценки, как и великие произведения искусства: просто собралась горстка ценителей, которая монополизировала право признавать прекрасным то или иное». Что-то в его рассуждениях было.

Вот взять футбол — гоняют мужики мяч по полю, а другие смотрят и радуются или расстраиваются. Люди жизнь посвящают тренировкам, чтобы показать фанатам зрелище.

Эфемерная глупость? Вроде как да.

Но чем измерить человеческую радость, которую мы подарили миллионам? Мы сделали людей счастливыми — и это бесценно.

Бердыев свистнул в свисток — веселье прекратилось, и все застыли, повернули головы.

— Еще раз поздравляю. Я не понял, никому не интересно, кто будет нашим соперником в финале?

— Я все приму, — процитировал Микроб, — ссылку, каторгу, тюрьму… Но желательно б в финале нам достались… — Он задумался, подбирая рифму, и на выручку пришел Кокорин:

— У-ру-ру.

Грянул смех. Бекиевич покачал головой, но не стал давить, дал парням оторваться и лишь спустя десять минут возобновил попытку:

— Напоминаю, в девять вечера Италия играет с Уругваем. Через пятнадцать минут выходим. Все слышали?

Непомнящий продолжил:

— В восемь — ужин. Без пятнадцати девять сеанс связи в конференц-зале, очень важный. Явка обязательна. Потом — смотрим игру. Вопросы?

— А отмечать? — Дзюба развел руками. — Такое событие! Ну, Валерий Кузьмич!

— Отметим после ужина, — обнадежил нас Непомнящий. — Это очень важный сеанс связи.

Мне бы лучше поспать хотя бы полчаса перед торжественной частью, а то состояние, как во время ковида: вроде живой, а в голове вата, и каждое движение дается с огромным трудом.

Один за другим парни отправились в душевые, я пошел туда в числе последних, отмечая, что мы акклиматизировались, и жара уже не воспринимается как адское пекло. Финал пройдет в Лос-Анджелесе, пятнадцатого июля, через восемь дней.

Коровьев, хоть и пошел на поправку, минимум неделю проведет в больнице Сиэтла. Полетит ли он с нами — вопрос. Восстановление после ботулизма длительное. Возможно, его доставят в Москву позже, спецбортом, ведь авиасообщения между странами нет. У Акинфеева серьезная травма, так что на воротах гарантированно буду я. А постараются ли меня нейтрализовать, зависит от того, кто станет нашим противником.

Бельгию и Италию тянут за уши. Уругвай бьется честно.

И ведь по иронии судьбы тогда мы продули Италии не потому, что мы слабые, а потому что они с некоторой вероятностью — будущие чемпионы мира. А наша сборная на тот момент была не сыгранной, теперь же возможен другой исход, если не начнется, как с Бельгией. Ну, и своего рода реванш будет.

Холодный душ привел меня в чувства. Мы погрузились в расписной двухэтажный автобус, и только я собрался прикорнуть, как сквозь живое оцепление к автобусу устремились болельщики, развернули красные знамена, стали скандировать:

— Ю! Эс! Эс! Ар!

Полный интернационал: и афроамериканцы, и латиносы, и азиатки в коротких анимешных юбках, и белые. Все машут руками, разевают рты, девчонки складывают пальцы сердечками. Одна негритянка в порыве страсти задрала топ, вывалив огромную грудь.

В автобусе кто-то свистнул, его поддержали. Сидящий впереди Сэм показал ей «класс». Автобус медленно покатил мимо болельщиков. Нас поддерживают даже на другом континенте, это и есть победа!

Потом я все-таки задремал и спал до самой остановки. В номера нас не пустили, сразу погнали на ужин, где столы были сдвинуты буквой П, и стояло шампанское, по бутылке на четверых. Взрослому мужчине это вообще ни о чем, а ощущение праздника было.

И главное — не достать ведь нигде алкоголь! Покидать отель нам категорически запрещалось. Но тренеры позаботились о том, чтобы мы расслабились и отметили, но не напились. Даже Непомнящий налил себе игристое, еще раз поздравил нас, и я наконец принялся утолять зверский голод.

Положил себе отбивную, еще одну. Сыр. Хамон. Все провалилось, как в бездну. Теперь салат. Еще салат. Кальмар кольцами. Красной рыбки. Желудок был набит под завязку, а мозг требовал еще и еще. Наверное, люди с булимией в таком состоянии постоянно. Чувствуешь себя жабой, которую надули через соломинку.