Из ресторана мы пошли в конференц-зал, я одним из первых уселся на галерке, закрыл глаза — у меня есть целых пятнадцать минут сна! Мир поблек, размазался, крики отодвинулись на второй план, и я провалился в сон.

Разбудил меня ощутимый толчок в бок. Издалека донесся голос Микроба:

— … рский! Сам! Прикинь!

— М-м-м, — выразил свое несогласие я, разлепил один глаз.

На экране был какой-то мужик… Черт! Там был сам Горский! С бокалом! Я аж проснулся и вытянулся, чувствуя себя нерадивым студентом, задремавшим на парах. Ясно, что это запись, и он меня не видит, но поди ж ты!

— … огромное спасибо, товарищи, за эти эмоции! И от меня лично, и от всех граждан Советского Союза!

Дальше он говорил о каждом футболисте, меня упомянул третьим:

— Александр Нерушимый — образец мужества и стойкости. Заставил нас понервничать! До последнего никто не знал, выйдешь ли ты на ворота после перерыва. Вот это была интрига! Самая мощная интрига месяца! Желаю тебе скорейшего восстановления!

Сначала я думал, что он сделал запись задолго до игры, и нам ее просто крутят, чтобы поднять боевой дух.

— Он смотрел игру, прикинь! — прошептал Микроб.

Горский переключился на Кокорина, сказав:

— Саша Кокорин, как мы убедились, теперь умеет не только стульями размахивать! — тот аж расцвел.

Потом похвалы удостоились Тюкавин и Дзюба.

Я не удержался, поделился мыслями с Микробом:

— Вот так надо к делу относиться! Это Горского проект. Он всерьез занимался популяризацией футбола. Следил за процессом, помогал. Скорее всего, и головы полетели…

— Тише! — шикнул на нас Денисов, и сразу же Горский его вспомнил.

Потом — Джикию, Зинченко. Даже для молодых футболистов, которые еще не сделали имя, нашлось доброе слово. Микроба он назвал самым быстрым игроком мира, предсказал великое будущее.

Федор сжимал и разжимал пальцы, его губы дрожали, глаза блестели. Он так расчувствовался, что готов был расплакаться. В конце концов закусил губу и зажмурился.

Все-таки для нашего народа царь, он же генсек, — величина, наместник Бога на земле. И сейчас все равно что Зевс сошел с Олимпа и благословил, возложив длань. Для них это герой, чьё имя окутано тайной, а я с ним лично беседовал и знаю: он такой же, как я, и мы призваны в эту реальность, чтобы не дать человечеству себя уничтожить.

Перечислив всех футболистов, в том числе запасных и Макса Тойлыева, Горский принялся благодарить тренеров.

Забавно, что они тоже вели себя, как на экзамене, кроме Кузьмича, который, поглядывая на нас, по-отечески улыбался.

Вот это сюрприз так сюрприз! Я аж проснулся, в венах забурлила энергия, и я наконец осознал, что мы сделали! Поймав взгляд врача-бээровца, я подумал о том, успешна ли моя вторая миссия, ведь в народ мы не ходим — это запрещено, а теперь выяснилось, что еще и опасно. И сам собой напрашивался вопрос, есть ли заслуга суггестора в результате, ведь перед каждой игрой он давал установку на победу. Может, именно его слова заставляли команду играть, как единый организм?

Вряд ли кто-то мне ответит на этот вопрос.

Горский закончил речь, поднял бокал за победу и сказал напоследок:

— Товарищи, еще раз спасибо за эмоции! Уверен, мы победим, и вы сделаете для этого все возможное!

Внушает? Не похоже, нет ощущения присутствия чужака. И Микроб нормально реагирует, не кривится. Наверное, внушение так не действует. А вот врач будет применять способности, это точно. И, видимо, не отображается на энцефалограммах футболистов.

Когда Горский закончил, Андрей Хо вскочил и зааплодировал, и все сделали так же, словно Горский присутствовал тут в реале.

Непомнящий поднялся со своего места, и в зале мгновенно воцарилась тишина. Его глаза сияли каким-то особенным светом, словно он уже видел то будущее, о котором собирался говорить. Морщины на лице, казалось, разгладились от переполнявшего его воодушевления.

— Товарищи! — Его голос, обычно спокойный и рассудительный, сейчас звенел от волнения. — Перед нами открывается возможность, о которой мечтали поколения советских футболистов. Мы в финале! В финале чемпионата мира! — Он обвел взглядом конференц-зал, встречаясь глазами с каждым игроком. — История пишется здесь и сейчас, нашими руками. Впервые! Впервые у нас есть шанс взять этот титул, и мы… мы просто обязаны это сделать!

Его слова словно прорвали плотину — зал взорвался оглушительным ревом. В этот момент каждый чувствовал: да, мы готовы творить историю.

Конференц-зал напоминал ядерный реактор, где тысячами мегатонн выделялась энергия радости и запускала цепную реакцию во многих уголках земного шара. Только там, где Бельгия, было черное пятно уныния.

Когда связь прервалась и экран погас, наши продолжали веселиться, и я вместе с ними. Скоро мы узнаем, кто станет нашим соперником. Но еще больше я ждал сеанс видеосвязи, который нам обещан потом. Безумно хотелось поделиться радостью с Риной! Посмотреть на лица «титанов», Саныча и Тирликаса.

И вот экран вспыхнул, постепенно оттягивая внимание на себя. Комментатор с придыханием объявлял участников команд, выбегающих на поле. Ревели фанаты, волновались тренеры. Камеры то и дело показывали их крупным планом.

— За кого болеть будем? — спросил развеселившийся Денисов.

И с Уругваем, и с Италией мы играли.

— За У-ру-ру! — крикнул Микроб, шлепая себя по ляжкам и принялся скандировать: — За красивую игру!

— За красивую игру! — подхватили остальные.

— За победу У-ру-ру, — продолжил Фёдор на манер кричалок американских солдат.

— За победу У-ру-ру! — согласились с ним все, все-таки игра с итальянцами оставила неприятный осадок.

— Кто будет комментатором? — разошелся Микроб. — А то непонятно, что он там бельмечет.

— Саня понимает, — посмотрел на меня Тюкавин.

— Я! — вызвался Кокорин. — Я хочу. Где мой громкоговоритель или микрофон?

Валерий Кузьмич поддержал его шалость, протянул микрофон, и мой тезка сказал:

— Три-два-раз провэрка связь, да? Как слышно? Вижу — хорошо. И таки шо там у нас на поле? Сине-белые против белых. Итальянцы в основной форме, уругвайцы в гостевой, белой. Белые начинают и выигрывают! Давайте, братишки, поднажмите!

Микроб вместе со мной, устроившись в первом ряду, нервно постукивал пальцами по подлокотнику. Позади него Андрей Хо с Сэмом шепотом обсуждали стартовые составы. Кокорин, сидящий в середине первого ряда, демонстративно показывал равнодушие.

Уругвайцы потеряли мяч практически сразу. Итальянская машина заработала — Барелла подхватил мяч, молниеносно отдал на Кьезу, и пошла первая волна атаки.

— Смотри, смотри как прессингуют! — Денисов подался вперед, толкнув локтем Тюкавина. Тот только кивнул, не отрывая взгляда от экрана.

Матч разворачивался как по нотам — но не в пользу южноамериканцев. Уругвай, обычно такой непредсказуемый и яркий, сегодня словно потерял себя. Их атаки были похожи на метания загнанного зверя — хаотичные, нервные, бессистемные. А итальянцы двигались как единый организм. Каждый пас, каждое перемещение — все было выверено до миллиметра.

— Да что они творят! — не выдержал Кокорин, когда очередная атака уругвайцев разбилась о монолитную защиту Скуадры Адзурры.

Зинченко, поначалу отпускавший едкие комментарии, постепенно затих. Его ухмылка сменилась озабоченным выражением, когда он наблюдал, как итальянская защита раз за разом гасит любые попытки прорыва. Джикия, сидевший у самого экрана, вскочил, когда на поле появился Кавани.

— Ну все, сейчас начнется!

Но не началось. Даже легендарный форвард выглядел беспомощным против этой отлаженной машины.

Второй тайм стал катастрофой для Уругвая. Первая же атака — и Кьеза вколачивает мяч в ворота.

— Вот это я понимаю — концентрация, — процедил сквозь зубы Карпин, стоявший у стены.

Пятнадцать минут спустя Локателли удвоил преимущество, и в комнате повисла гнетущая тишина.

Оставшееся время превратилось в демонстрацию силы. Только невероятные сэйвы уругвайского вратаря спасали команду от полного разгрома. Муслера, казалось, в одиночку сражался против всей итальянской сборной.