— Надоела ты мне, Любушка, ну как банный лист! — смеялась Велька. — Погляди сама, я им не нужна никому.
— Да ты ведешь себя так, что им и подступиться боязно! А вообще, в чем дело, дорогая моя? Иногда так смотришь… Тебе хоть когда кто нравился уже? Может, до сих пор о ком вздыхаешь, оттого тебе и женихи не надобны?
— Скажешь тоже… — Велька покраснела, отвернулась.
— Да с тебя станется! А как иначе такое понимать? Глупенькая, — она понизила голос, — да многие, бывает, нравятся, и что с того? Замужество — другое совсем. Если о каждом, с кем на Купале переглядываешься, ведь год тужить… Такого добра возами считать!
— А ты откуда знаешь? — встрепенулась Велька.
— Я-то? — хихикнула Любица. — Я и не знаю, да вот ты сама призналась! Влюбилась в кого на эту Купалу?..
Велька потупилась, покраснела.
— Да не страшно, — Любица ее обняла, — потом весело будет вспоминать. Если развела вас Лада с тем парнем, значит, не он твоя судьба. Вот с мужа сапоги снимешь, и все былое уйдет.
— У тебя все ушло? — не удержалась Велька. — Вовсе никогда оборотня своего не вспоминаешь?
И пожалела, что не удержалась, потому что разом потемнели синие глаза боярыни. Но все же Любица ответила:
— Он моим никогда и не был, лишнего не выдумывай.
— А нас Лада и не развела вовсе, — как само сорвалось с Велькиного языка, — он тут… то есть в ту же сторону едет, с тем обозом, что нас обогнал, — помнишь? И в Нави он со мной был, уж не знаю, как смог. Он помогал мне там, плохо было бы без него.
— Не шутишь? — Любица потрясенно поглядела на Вельку. — Правду говоришь?
— Да какие тут шутки! Только, Любушка, Ладой Светлой тебя прошу, не говори никому! Обещай!
— Обещаю, обещаю, никому ни словечка не скажу. Только ты уж мне все расскажешь как есть? — Любица, кажется, встревожилась. — Он купец, что ли? Уж не мечтаешь ли ты о нем, Огнявушка моя?
Велька и досадовала на себя, что проговорилась, и в то же время ей приятно было рассказать о своей недозволенной любви. О любви, как и о горести, молчать не хочется. И что Любица тайну не выдаст, она не сомневалась. Не выдаст, но мешать может…
— Почему бы и не мечтать, если мне от того радость, а до Карияра еще долго? — возразила она упрямо.
— Радость — хорошо, да нельзя позволить, чтобы она печалью стала и тебе, и батюшке твоему, и боги знают кому еще! Ты княжья дочь, не забыла?
— Забудешь тут, дал бы кто.
— Простым девкам не легче бывает. Тут уж кому какое…
Любица замолчала чуть не на полуслове, потому что вдруг прямо перед ними возникло взъерошенное черное, недовольно рычащее чудовище. Велька и то с первого взгляда не поняла ничего.
— Волкобоюшка, ты чего? — она всплеснула руками.
— Вот леший, напугал как, — ахнула боярыня.
Волкобой несколько раз оглушительно гавкнул и, зубами схватив Вельку за подол, потянул куда-то в сторону.
— Волкобой, да ты что, с ума сошел? — возмутилась девушка, отбиваясь от пса.
А тот, отпустив подол, вдруг куснул Вельку за ногу так, что она, завизжав, отскочила, и громко залаял на них с Любицей — так собаки овец на пастбище собирают. Вот и он словно пытался гнать их куда-то в лес, как отбившихся от стада овец.
Вдруг он сел и громко, почти по-волчьи завыл, и сразу похожий вой издалека ответил.
Рядом тихо ахнула Любица, крепко стиснула в объятиях Вельку.
— Огнява, вокруг посмотри.
Велька и сама уже оглядывалась. Дивное дело…
Лес кругом разом помрачнел, посуровел и уже не влек в свои тенета светом и радостным гомоном. Велька даже поежилась, как от холода. И ручей, вдоль которого они только что шли, — где?..
Нет ручья. Кругом лес, деревья высокие, небо только высоко над головой видно рваными просветами.
Как они попали сюда?!
— Волкобоюшка, ты прости! Не поняла я, — придя немного в себя, повинилась Велька и взялась за ошейник пса, — помоги отсюда выйти, родной! Ты-то дорогу знаешь?
Волкобой мотнул головой, поворчал недовольно и двинулся между деревьями — ни тропинки, ничего…
Опять волчий вой раздался, уже ближе, и скоро показались коричневые рубахи кметей. Свои…
Впереди бежал Горибор, за ним кмети, мечи у всех обнажены. Окружили их. Один из парней, остановившись, переливчато завыл волком — радостно, ликующе. Лица знакомые все, родные уже. Вот счастье-то!
— Слава богам! — Любица вытерла набежавшие слезы.
— Ну? Вы это чего? — Горибор без церемоний обнял Вельку, и она прижалась лицом к его пропахшей потом рубахе. — Куда вас понесла нелегкая? А, сестричка? А я-то в твое разумение так верил! Как же вы так, а, боярыня? Уже солнышко к полудню, а мы за вами гоняемся!
— Да как же к полудню? — ахнула Велька. — Мы отошли всего ничего! Из виду никого не потеряли!
— Как не потеряли? А это что? — Горибор показал рукой на лес вокруг себя.
— Морок, не иначе! — снова расплакалась Любица. — Нам все казалось, что и люди рядом, и ручей, и оглянуться не успели…
— Н-да… — посуровел Горибор, оглядываясь вокруг так, словно неведомое зло могло скрываться на любом дереве или на всех сразу, — ну, ладно, идемте, чего же теперь. И так повезло нам, вижу, несказанно, что вас нашли.
К обозу шли долго, устать успели. И Велька в толк взять не могла, как же так получилось, чтобы раз — и оказались они так далеко! Может, то и есть неведомая тропа, на которую ступили ненароком? Или леший заморочил? Так какая тропа, какой леший, прогулялись они вдоль ручья, и всего-то…
— Лесованская ворожба, чтоб их! Разума лишает, — махнул рукой боярин Мирята, когда они добрались до места и все рассказали, — слыхали про такое.
Он мрачный был, потерянный. Женщины кругом столпились, глядели, словно не веря — они ли? Воевна на них водой брызнула и заговор длинный прочитала, а потом тоже заплакала от радости.
— Счастье еще, что тати вас не перехватили по пути, манили только, — сказал боярин Мирята. — Поленились, леший их дери! Хоть бы проехать скорее место это клятое! А ведь бывает, сколько раз едешь этой дорогой, и ничего, никаких тебе татей. Вот уж как не повезет, так не повезет!
Проехать быстрее «клятое место» хотелось всем, все кинулись собираться и укладываться. А когда уже собрались, выяснилось, что пропала Вирута, челядинка-горничная самой Воевны.
— И ведь послушная такая девка, никогда ни слова поперек, ни шагу не спросившись, — сокрушалась старшая боярыня, — вот об ней и подумать не могла, что беспокоиться надо!
Волкобой с княжичами обошел лагерь, нашел след Вируты — та, получается, ушла позже княженки с Любицей. Ее отсутствия долго не замечали, да и Воевна могла бы не заметить — мало ли куда подевалась челядинка! Если бы не напуганы были все, и не подумали бы обеспокоиться…
Опять побежал Волкобой в лес по найденному следу, и княжичи за ним устремились все, и кметей послали четыре десятка — так злы были воеводы на этих неведомых, засевших где-то в лесах лесованцев. Тоже выдумали, девок на дороге воровать, богиня, дескать, позволяет! Разбой он и есть разбой, на кого ни сошлись, а чтобы огненной богиней отговариваться — так здесь не Лесовань, здесь другие законы, честные. А лесованцы, если уж они по натуре своей такие тати, пусть промышляют этим на своей земле…
Велька вспоминала купца, что продал ей обручье с изображением рысей. Вот оно, и сейчас на руке, она его и не снимала почти. Как блестят на солнце глаза из зеленых камушков! Тот купец рассказывал, какой народ хороший в Лесовани живет, и что невестка у него оттуда, и торгует он с ними, и все всем довольны. А тут такие страсти — воровать людей на дороге…
Долго ждали княжичей и дружину. Вернулись те ни с чем.
— Потеряли след. Как птицей улетела! Как так можно, она не птица! — сердясь, рассказывал Горибор.
Волкобой, такой же измученный беготней по лесу, как и все, лежал у его ног, положив морду на лапы. Кажется, он воспринимал случившееся как личную обиду — от него, от его чуткого носа в лесу скрылись!
Маленькая круглолицая девушка, незаметная среди других, молчаливая и старательная, с еле заметными рябинками на щеках и длинной рыжеватой косой, тихо ушла в лес и не вернулась. Мало того — улетела как птица!
