Дайнис говорил, что с трудом оттащил его в «Золотом гусе» от двери Виолы, когда он крыл последними словами ее жениха. Наверняка девушка любила этого Эрдорта, а возможно, и до сих пор любит, несмотря на то, что тот отказался от нее. Эта мысль показалась ему невыносимой, и Равьер криво усмехнулся. Раньше он пользовался успехом у женщин, слетавшихся на его титул, как мотыльки на пламя свечи. Но он никогда не изменял ни тихой спокойной Кирре, ни шумной Джайле. Старший сын герцога, которому с детства твердили только о долге. Он теперь никто. Мужчина с изуродованным лицом и чужим именем. Пора привыкнуть к этому…

Равьер стал рассматривать однообразный унылый пейзаж. Вдоль дороги тянулись чахлые кусты, осенняя трава пожухла. Несколько раз над головами с криком пролетела стайка ворон, высматривающих, чем поживиться.

На привале он перебросился несколькими словами с Дайнисом, который ехал с правой стороны обоза, а вечером Брент дал команду останавливаться на ночлег возле небольшой утоптанной поляны со следами костров.

Неподалеку журчал горный ручей. Подводы поставили полукругом.

Вскоре на поляне весело запылали два костра, возле одного собрались люди купца. Равьер уже узнал, что жители Ронгана предпочитают еду со жгучими специями и потому питаются отдельно от всех.

На втором костре в большом котле уже варилась каша со шкварками, которую ловко помешивала Тальда. Виоле она поручила печь лепешки на двух больших сковородках, найденных в фургоне.

По лагерю поплыл аппетитный запах горячей еды, и мужчины то и дело бросали нетерпеливые голодные взгляды в сторону костра.

Наконец ужин был готов, и люди потянулись к котлу. Первым кашу попробовал Брент и одобрительно крякнул, прихватив себе еще пару горячих лепешек с сыром. Затем и остальные мужчины стали подходить со своими деревянными мисками.

— Очень вкусно, — похвалил Дайнис, откусывая лепешку, и Виола зарделась от смущения.

Равьер подошел последним.

— Это вам, — Виола протянула ему полную миску каши, и на мгновение их пальцы соприкоснулись.

Мужчина кивнул и принялся за еду, присев на ближайшую телегу.

Затем Равьер вместе со Стордом помог женщинам отнести котел и сковородки к ручью, где Тальда принялась энергично очищать их песком.

Темнело. Искры от костра летели в холодное безлунное небо. Кто-то из людей купца Яхнира достал камжеру — круглый музыкальный инструмент с натянутыми воловьими жилами, и в воздухе поплыла печальная мелодия. Затем зазвучала песня на чужом языке. Все примолкли. Красивый мужской голос, казалось, упрашивает о чем-то, обещает и прощается в то же время.

Виола не понимала слов, но ей почему-то казалось, что эта песня о любви.

Виола с наслаждением вытянулась на одеяле. Она мечтала заснуть, но Тальда прошептала, тронув ее за руку:

— Виола, что с тобой случилось? С твоим лицом?

Днем женщины почти не разговаривали, потому что Тальда, улегшись рядом с ребенком в фургоне, продремала почти всю дорогу.

— Обожглась горящим маслом, — привычно ответила девушка.

— А мой Раэль заболел полгода назад. У нас тогда половина деревни померли от лихорадки, муж мой и родители тоже. Думала, и мальчик мой умрет. Да только он выжил, но теперь почти все время спит, проснется на несколько минут и снова дремлет. Уж я и плакала, и молилась, но все напрасно.

Однажды ночью мне приснилась женщина в белом платье и велела отправляться вместе с сыном искать храм Эри. Я продала скотину и отправилась в дорогу. Где пешком шла, где на телегах добрые люди подвозили…

Тальда говорил еще что-то, но Виола уснула.

Ей казалось, что прошло совсем немного времени, но Тальда уже толкала ее в бок:

— Виола, пойдем завтрак готовить!

Прошло три дня пути, похожих друг на друга. Женщины готовили горячую еду утром и вечером, в обед на привале путники ели сыр, солонину и лепешки. Тальде с Виолой улыбались охранники, порой они перебрасывались с ними шутками, но никто из мужчин не позволял себе лишнего, то ли по приказу Брента, то ли потому, что неподалеку всегда оказывались Равьер или Сторд.

Извилистая дорога понемногу поднималась все выше, и зубцы скал оказывались то слева, то справа. На третий день поднялся сильный ветер, он принес снег с дождем и расхлябицу. Колеса повозок то и дело застревали в липкой грязи, и мужчины помогали вытаскивать их, толкая вверх.

К вечеру все устали, и сегодня даже не слышно было песен у костра купца Яхнира.

Одежда Виолы была мокрой, к подолу прилипли комки грязи. Она и сама ощущала себя грязной.

Сторд предложил поставить рядом с фургоном маленькую палатку, чтобы женщины могли помыться и постирать одежду. После ужина в котле нагрели воду и принесли ведра.

Дайнис вручил им по кусочку душистого мыла, купленного у купца Яхнира, и пообещал покараулить, чтобы никто не потревожил женщин.

Виола вслед за Тальдой вошла внутрь палатки и с наслаждением опустила ноги в таз с теплой водой. Она сняла одежду и стала смывать с себя пот и грязь мягкой тряпочкой.

Тальда тем временем купала спящего Раэля. Завернув ребенка в толстое одеяло, она сказала:

— Ты просто красавица без одежды, Виола.

— Почему? — покраснела девушка.

— У тебя грудь полная и высокая, такая нравится мужчинам. Талия тонкая, и плечи узкие. И задница с ямочками, мужчины любят их целовать, и животик плоский…

Виола покраснела от смущения. Хорошо, что в палатке был полумрак.

— У меня тоже была грудь красивая, пока не родила, — показала Тальда на свои полные груди с большими темно-коричневыми сосками.

— Прекрати так говорить, — запротестовала Виола.

— Хорошо, что мужчины тебя не видят под одеждой, — не унималась Тальда. — А то бы передрались в дороге.

— Они даже не смотрят на меня, знают, что у меня с лицом, — неловко сказала Виола. Ей был неприятен этот разговор.

— Да уж, не смотрят, — хмыкнула Тальда. — А больше всего на тебя не смотрит Амьер, когда думает, что никто не видит, — хихикнула она.

— Он что, на меня смотрит? — сдавленно прошептала Виола. Она покраснела еще больше.

— Как кот на сметану. Уж я-то в этом понимаю, будь уверена, — уверенно кивнула Тальда. — Ты ему нравишься, Виола.

Мальчик заплакал во сне, и женщина склонилась над ним.

— Тише, тише, мой хороший.

Она взяла сына на руки и стала укачивать. Скоро Раэль перестал всхлипывать и затих.

Женщины оделись и вышли из палатки. Слова Тальды не выходили у Виолы из головы. Неужели она на самом деле может кому-то нравиться такая? Тальда говорит, что она интересна Амьеру. В это просто невозможно было поверить. Ночью Виола спала плохо. Несколько раз ребенок вскрикивал во сне, и Тальда принималась петь ему колыбельную.

Едва забрезжил блеклый утренний свет, Виола выбралась из фургона и отправилась в кустики по нужде. Оказалось, что путешествие с таким большим количеством мужчин сопряжено с неудобствами, трудно было уединиться при необходимости

Она отошла чуть подальше от дороги и вдруг ее внимание привлекла груда серых камней. Там что-то белело в неярком утреннем свете.

Виола подошла поближе и закричала. На мерзлой заиндевелой земле, неестественно скорчившись, лежал человек в зеленом камзоле.

Вышитый на камзоле лист папоротника почернел от засохшей крови, а в груди мужчины торчала стрела.

— Королевский стражник, — начальник охраны Брент угрюмо вглядывался в лицо мертвеца. — Осмотрите здесь все, парни, — велел он стоявшим за ним мужчинам. Те разошлись вдоль дороги.

Сторд запнулся за большой серый камень, лежащий рядом с кучей таких же, неподалеку от мертвеца и громко выругался.

Брент недовольно обернулся, но затем задумчиво сказал:

— После лавины камни не лягут так. Давайте-ка разгребать.

Мужчины споро стали отодвигать камни в сторону, и вскоре из-под завала показалась почерневшая рука. Они нашли еще одного мертвого стражника.