Мой дядя и кучер были тут же, арестованные с помощью артефактов, которые не позволяли им сойти с места.

— Ты прощаешь меня? — едва слышно, в полной тишине, прошептали бескровные губы моей противоречивой, но такой яркой сестры, которая изо-всех своих сил боролась за свою жизнь.

Я бросилась к ней, упав на колени, и заметив артефакт целителя в луже крови на груди моей сестры, который не справлялся со страшными ранами.

Взяв ее за руку, заплакала.

Я видела воспоминания, которые мелькали у нее перед смертью: как она радовалась, когда узнала, что у нее родилась сестренка, с детским любопытством и восторгом, трогая мои пальчики. Увидела ее первый оборот. В каком восхищении была от своей маленькой лисички: второй ипостаси.

И увидела самое страшное воспоминание, которое сломало ее жизнь и заставило делать все то, что натворила моя сестра.

«Покажи свое зверя», — услышала я мысленное послание из прошлого. В комнату к маленькой восьмилетней девочке зашел мужчина. Она не смотрела на него, играя с куклой. Но не задумываясь, выполнила его просьбу, тут же обернувшись, чтобы похвастаться милой зверушкой. Вылезла из-под вороха одежды и доверчиво далась в руки.

И в мгновение испытала жуткую боль.

Мужчина сжал ее хрупкую шею и переломив позвонки, велев обернуться назад в человека бьющуюся в конвульсиях лисичку.

«Оборачивайся!» — закричал он, держа поломанное тельце.

Шейла послушалась. Это спасло ей жизнь, но убило зверя.

«Папа, за что?!» — рыдала девочка и я увидела ее глазами своего отца, который тоже не мог сдержать слез.

Он обнял свою приемную дочь, гладя и шепча успокаивающие слова:

— Так надо, милая. Никто не должен знать, что ты оборотень. Иначе твой отец придет и заберет тебя у нас, ты же не хочешь, чтобы все в городе узнали, что ты не моя дочь? — бормотал он, убаюкивая девочку.

Я отдернула руку от сестры, оглушенная чудовищными открытиями.

Широко открытыми глазами я смотрела на Якоба Броша, который шептал моей сестре, что прощает ее.

Она улыбнулась и испустила последний вдох.

*****************************************

* поговорка

Я не осознавала, где нахожусь. Когда открывала глаза, неизменно рядом видела Вильяма. Это меня успокаивало. И я снова засыпала.

Когда я наконец окончательно пришла в себя, он все так же сидел рядом, держа меня за руку.

Рукава его серой рубашки были закатаны, обнажая крепкие запястья, и я впервые его видела в сюртуке, а не в камзоле. Темные пряди волос в беспорядке взъерошены.

— Что случилось? — спросила я пересохшим горлом.

Любимый протянул мне стакан с водой:

— У тебя был нервный срыв, — ответил он.

Я смутно вспоминала обрывками как накинулась на убийцу сестры, пытаясь выцарапать ему глаза, крича и отмахиваясь от окружающих, пока не наступила темнота.

— Где мы? — удивилась я, смочив горло и оглядывая небольшую уютную деревенскую комнату с узкой кроватью, на которой я провела неизвестное количество времени. Наморщилась, вспоминая: — Сколько прошло дней?

— Три дня, — сообщил маг. — Пришлось давать тебе лекарство, чтобы ты пришла в себя.

— А, Шейла? — мой голос дрогнул.

— Мне сообщили, что ее забрали родственники, — Вильям снова коснулся моей руки, поглаживая костяшки пальцев, — спрашивали о тебе, но я не рискнул отдавать тебя в таком состоянии. Пока им сообщили, что ты под присмотром лекаря и навещать тебя не рекомендуется. Я привез тебя сюда, — он помолчал и признался: боялся, что если тебя заберут, то насильно выдадут замуж и мы больше не увидимся.

Я поднялась с кровати, придерживаемая Вильямом, и выглянула в окно, бесстрастно отметив, что на мне нижняя рубашка длиной в пол.

В моем нынешнем состоянии мне понравилось то, что я увидела. Окружающий пейзаж соответствовал душевной заторможенности: повсюду росла сорная трава, достигавшая высотой окон. И за толстым стволом дерева, бросавшего тень на комнату, почти ничего не было видно, кроме уголка большого здания.

— Мне бы хотелось прогуляться, — сообщила я, покачнувшись от слабости.

Вильям подхватил меня на руки и толкнув ногой дверь, вынес на закрытую веранду, а затем наружу. Я пыталась запротестовать, но он меня успокоил, что мы совершенно одни в заброшенном поместье.

Усадив в кресло-качалку под деревом, которое я видела из окна, и укутав легким пледом, поставил в известность, что гулять мы пойдем только когда я поем.

Я наслаждалась его заботой. Когда он принес мне перекусить легкий завтрак, съела все подчистую, ощущая зверский голод.

Вильям сидел рядом и рассказывал, что произошло за эти дни.

Преступников доставили в участок и теперь они проходили стадию допросов. Все, кроме одного.

— Что с ним будет? — спросила я, сжимая зубы, мне было жаль, что мне помешали добраться до маньяка.

— Принудительное лечение, видно, что он не в себе, — и когда я изумленно подняла брови, услышав ответ, Вильям добавил: — Было бы… Если бы Якоб не перегрыз ему горло около участка!

Я открыла рот, не зная, как реагировать на эту новость. Одновременно и восхищаясь поступком оборотня, что не оставил любимую без отмщения, и беспокоясь о том, что теперь грозит ему самому.

Вильям понял меня без слов и пояснил:

— Он подождал удобного момента, когда все были отвлечены, и обернувшись тигром, напал. Самое интересное, что позже все подтвердили, что Якоб защищался. Даже задержанные преступники. Но Якоб все-равно пока отстранен от службы. Родные забрали его в клан, чтобы он пришел в себя.

«Надо же, даже сообщников этого мерзавца потрясло, что он сотворил с Шейлой! Иначе зачем им свидетельствовать в его пользу?» — подумала я.

А еще мне было стыдно признаться, что один из бандитов мой дядя. Не сейчас.

Я встала с кресла, кутаясь в плед, чувствуя себя уже более окрепшей. По — крайней мере, ноги перестали предательски дрожать.

— Можно я посмотрю поместье? — спросила у Вильяма, обернувшись.

— Оно совершенно пустое, — объяснил маг, идя со мной по заросшему саду, — когда-то давно было куплено моим дедом по бросовой цене и теперь так и стоит необжитое. Но здесь близко до Лоусона, и я облюбовал этот домик, — он кивнул в сторону постройки, из которой мы вышли, — когда решил служить в полиции.

Я завороженно выдохнула, когда поместье предстало передо мной во всем своем великолепии.

— Оно гигантское! — ахнула я.

Мы зашли внутрь и обошли все здание сверху до низу, слушая эхо пустующих комнат. Единственное, что мы увидели: это много, много паутины.

— И все равно оно мне нравится, — тихо прошептала я, любуясь старинной фреской на потолке, которая местами уже отваливалась.

Вильям приобнял меня за плечи, заставляя опустить вниз глаза.

— Я хочу признаться, — сказал он, встречаясь взглядом, — когда ты неожиданно свалилась на меня там, в своей квартирке в Конивиле и обнюхала меня…

— У тебя был такой презрительный взгляд! — возмущенно напомнила я, — настоящий сноб!

Он улыбнулся, и я впервые увидела какие у него потрясающие ямочки. Мне захотелось накинуться на Вильяма и целовать, пока не сотру губы, но вместо этого я произнесла:

— Впервые вижу, как ты улыбаешься, хмурый маг Вильям Статсон.

— Ты сбиваешь меня с мысли, когда смотришь таким плотоядным взглядом на меня, — снова улыбнулся он уголками губ.

Я ахнула. Неужели все так было очевидно на моем лице.

— Я растерялся тогда, — продолжил он говорить о своих чувствах в нашу первую встречу, — поэтому моя реакция была не совсем адекватна, дело в том, что от тебя повеяло таким потрясающим сочетанием запахов: и свежести, и цветов, и еще чем-то неуловимым; я еле сдержался, чтобы не начать нюхать тебя в ответ. И потом сказалась профессиональная подозрительность: нас с таким восторгом и интересом приняли в вашем городе, что я принял тебя за одну из зевак, которая, чем-то надушилась, чтобы привлечь к себе внимание. А потом еще и Якоб объявил тебя своей девушкой! Я был зол!