— Чтоб тебя выгородить. Эльви умерла, ты выжил. Если б было наоборот, шпионом стал бы ты.

Слова пропадают, в горле стоит ком. Смешные они, эти мятежники. И их странный, ни на что не похожий, кодекс чести, по которому можно очернить мертвого, чтобы спасти живых. Но меня действительно выпустили. Благодаря или вопреки их абсурдным заявлениям. Вот только опасность не миновала, и я отчетливо понимаю: если за меня возьмутся всерьез, то и моим заступникам несдобровать.

— Дан, — Костя тянет мне руку, — у Матвеича припрятан верин ноут. Он не отдал его имперцам. Никто из нас не разбирается, но тебе он может пригодиться… Возьми.

— Спасибо тебе. Ты это… поправляйся скорей. Я завтра зайду.

Стараясь не выдать волнения, непринужденно прогуливаюсь по унылым улицам Крикхи, навещая уцелевших товарищей. У себя в комнате закрываюсь на защелку и, завернувшись с головой в одеяло, открываю ноут. Здесь должны быть данные, от которых зависит моя жизнь.

Однако меня постигло разочарование. Ноут девственно чист, будто только что куплен в магазине электроники. Вера, разумеется, не оставила врагу ни одного шанса, тщательно удалив все содержимое мощного винчестера. Я долго щелкал по клавиатуре, пытаясь найти хоть что-то, но вскоре убедился в полном провале своих надежд. Экран мерцает нежно-голубым цветом, в правом верхнем уголке переливается эллипс — значок знаменитой оримской компании по производству компьютерных программ. Странно, на военный холдинг всегда работала не «Альма», а «Ред техникс».

Пока я раздумывал, что делать дальше, экран погас. А когда вспыхнул снова, вышла табличка с требованием пароля. Гм… что это такое? Случайность, или Вера оставила послание для меня? Ведь никто из мятежников не умел пользоваться компьютером. Тогда кодом должно стать нечто, о чем знали только мы двое. Я старательно восстанавливаю в памяти наши ночные разговоры. Ходхольм, Ромари Алвано, оримский футбол, Танькины чувства… Перебираю все возможные варианты кодов. Ничего не подходит. Бьюсь несколько часов, но дело не двигается с мертвой точки. Выходит, я ошибся, послание не для меня, а может, и нет его вовсе. Последний код отбивают пальцы по измученной клавиатуре.

Мой ответ на ее вопрос. Табличка исчезает. В центре экрана плавно кружится блестящий эллипс, а потом в документах появляется одна единственная папка. Открываю и вижу:

«Дан, я знаю, что ты не остановишься и все равно пойдешь в Нарголлу. Чтобы тебе хоть чем-то помочь, я оставляю план сооружений столицы и координаты военных баз нарьягов. Здесь не все, но большего не знает никто — сила нелюдей глушит даже камеры спутника. Тем не менее, надеюсь, что тебе поможет эта информация, и ты сумеешь дойти дальше, чем твой брат. Твой друг (это не шутка) Вера Строгова.»

Офицерский клуб вечером забит под завязку. Но мы с Жаном Веньяром ухитрились занять столик в самом углу, и нас почти никто не тревожит. На сцене под прошлогодний хит популярной певицы Анны Блу вертится девушка, едва вышедшая из подросткового возраста. Обнажаться на сцене ей запрещено, но одежды на гибком теле столь мало, что простора для фантазии не остается вовсе. Все самое интересное и так видно.

Жан, который сел неудобно, постоянно оборачивается, будто боится пропустить что-то важное. На столе перед нами початая бутылка виски и блюдо с мясным ассорти.

Веньяр снова выворачивает голову с риском вывиха шейных позвонков. Причмокивает губами — девица на сцене чуть приподнимает блестящую короткую юбочку. Или это широкий пояс? Представляю, как перекосилась бы бульдожья физиономия Стивенса при виде столь откровенных прелестей «феечки». Начальник гарнизона — примерный семьянин.

Наконец музыка заканчивается, девица убегает со сцены, и Веньяр принимает нормальное положение. Булькает в стакан виски и жизнерадостно заявляет:

— Красотка, а уж как в постели хороша… Да, мой друг, осада — скучная вещь. Даже радости жизни — и те казенные.

Я не слушаю его, отдавая должное нежной ветчине. Радостей осады я хлебнул при Аргонне, где наш полк торчал больше года. Помню жгучую агроннскую пустыню, ветер с песком, а тамошние «феечки» были до глаз закутаны в шелковые платки и не обнажались даже на сцене офицерского клуба.

— Понравилась тебе мисс Джонс, а, Райт?

— Как бы тебе поделикатнее… Не очень приятно, когда все биологические жидкости твоего организма подвергаются тщательному исследованию, — морщусь я. — Даже если забор делает симпатичная девушка.

— Майра такая, если ушел от нее на своих ногах, значит, она не закончила исследования. Сочувствую тебе, Дан…

— Иди ты…

— Ладно, не дуйся, — Веньяр развязно потрепал меня по плечу, перетянувшись через стол и едва не опрокинув стаканы. Он то и дело оглядывается на опустевшую сцену.

Надо поговорить с ним, пока он совсем не напился, и пока не сцену не выскочила очередная «феечка» с вокальными данными.

— Не пойму я что-то, Жан, чего вы торчите под Нарголлой? Неужели со всеми вашими ракетами и пушками вы не можете одолеть горстку наемников и кучку людоедов?

— Скажите, какие мы умные! — хмурится Веньяр. — А сам-то ты пробовал подойти к цитадели? Вот я пробовал, чуть дуба не дал!

— Так ведь излучатели не могут работать постоянно, — закидываю я удочку.

— С чего это ты взял? — подозрительно вопрошает танкист, на всякий случай понижая голос.

— Мог бы и сам догадаться, — пожимаю плечами. Жан вертится, будто под ним подложили гвоздь.

— Мой кругозор широк лишь в некоторых узких областях, — ворчит он.

— Подумай, — предлагаю я, — в Нарголле армия наемников, людей, судя по всему. И техника у них есть, и даже вертолеты боевые. Не могут они поддерживать излучение постоянно.

— Это еще вилами по воде писано, а жить всем охота.

— Но ведь вскрыть Нарголлу не трудно, — говорю я, — достаточно группы из нескольких человек и пары килограммов пластита. Взрываешь водохранилище, цитадель без воды не выстоит и недели.

— Какой ты умный, — качает головой Веньяр, — как тебе черепушка не жмет? Думаешь, не пытались? Никто не вернулся… Больше дураков нет.

— Я бы попробовал, — будто невзначай кидаю я.

Веньяр таращит на меня слегка косящие глаза. Все-таки он пьян.

— Интересно девки пляшут по четыре штуки в ряд! — выдает он потрясающую тираду. — Дан, ты точно контуженный!

— Брось, я знаю, что говорю.

Танкист снова оборачивается, но не в ожидании «феечки». Не смотрит ли кто в нашу сторону? Но все заняты своими делами. Большинство офицеров столпились вокруг бильярдного стола, там проходит полковой турнир по бильярду. Седоватый капитан и смутно знакомый мне черноволосый майор мирно беседуют через столик от нас.

— Вот знаю, что у вас, Райтов, шило в одном месте. Но мое дело сторона, я ввязываться в твои игры не намерен, — вполголоса, волнуясь, говорит Веньяр.

— Я не зову тебя с собой. Но твои дозоры каждый день совершают патрули до Нар-Крид и обратно. Просто подбрось меня к подножию горы, дальше я сам.

Рука Жана тянется к бутылке. Капитан танковой роты так усиленно думает, что на лбу выступили капельки пота. Он наливает себе в стакан, выпивает и отирает лоб:

— Ты чокнутый! — объявляет он, наконец.

— Нет.

— Да?

— Так ты поможешь мне?

— Нет.

Я невозмутимо подцепляю кончиком вилки ломтик ветчины.

— Чего ты хочешь от меня, искуситель?

— Я хочу, чтобы твое категорическое «нет» превратилось в «может быть».

Тут на сцену выскакивает новая полуголая певичка, и Жан, как на магните, поворачивает голову назад. Я спокойно потягиваю сок. Знаю, что он согласится. Веньяр вечно выпендривается и набивает себе цену, но парень он хороший.

Когда танец заканчивается, умиротворенный танкист с кошачьей улыбкой смотрит на меня.

— Знаешь что, Райт. Раз уж ты такой идиот и притом редкий везунчик, так и быть, подвезу тебя до Нар-Крид. Ребятам надоела пустыня, да и я… домой хочу.