Стемнело. Разрывая тишину хлопаньем крыльев, взмывает вверх ночная птица, в траве заговорили сверчки.

Заворачиваюсь в одеяло, удобнее устраиваясь среди корней старого дуба: ранец под головой, винтовку в обнимку. В просвете крон висит тусклая крошечная звездочка. В детстве я верил, что звезды — это ангелы, кротко взирающие на наш грешный земной путь. Они ведут запись всех хороших и дурных дел, чтобы потом отчитаться в небесной канцелярии. Без шуток — наверняка, мой сегодняшний поступок перекрыл все добро, что я когда-либо совершил. Но я не жалею, совсем, то есть жалею, … что не сделал этого раньше.

За весь прошедший год я не думал, наверное, так много, как за эти два дня, что пробирался сквозь чащу нарского леса. Неоформленные поначалу образы и предчувствия превращались в четкую картинку. Как много мы не замечаем за людьми, которых знаем слишком долго.

«Я так и не научил тебя видеть очевидное».

Почему во время нашей последней встречи у меня не возникло даже мысли, что ты прилетел в междумирье НЕ ТОЛЬКО для того, чтобы вытащить неразумного младшего братишку из той задницы, в которой я оказался? Я привык видеть тебя в форме имперского флота, а в тот день на тебе был десантный комбинезон с усиленной броней и полный комплект оружия. Но я списал это на боевую обстановку в междумирье.

Что ты собирался мне сказать? Почему Рагварн решил-таки атаковать нарьягов, несмотря на явную вину Штормзвейга? Что заставило его столь же неожиданно прекратить боевые действия и вывести войска из Нарланда, оставив лишь небольшой гарнизон в Крикхе для осады столицы?

Пока я не знаю, где и как буду искать ответы на все эти вопросы. Один, в чужом мире, среди равно враждебных нарьягов и солдат империи. Я даже не знаю языка этих земель, а ведь тут живут и люди, но решительно стискиваю зубы — отступать некуда! Я или найду правду, или умру, постаравшись забрать с собой в ад как можно больше обряженных в бусы нелюдей, и гори все синим огнем!

На третий день лес неожиданно кончился обрывом. Внизу золотится ломаная линия порожистой речки, веет свежестью и прохладой, радужные блики бьют в глаза. Я сощурился, но не стал опускать щиток шлема.

Насколько я помню, на другой стороне начинаются те самые дикие земли, остается решить — куда топать дальше? Однако сей животрепещущий вопрос пришлось оставить, что-то в дальнем блеске показалось мне подозрительным.

Повинуясь инстинктам, я грохаюсь на пузо, и вовремя: пуля с чавканьем ввинчивается в ствол столетней сосны у меня за спиной. Черт! Тысяча чертей на одной сковородке! Как же они меня нашли?

Перекатившись на спину, перевожу винтовку в режим одиночной стрельбы. Вскакиваю и одним прыжком преодолеваю расстояние до пышного куста ежевики. Еще одна пуля прошла в опасной близости от плеча. Залег в кустах, опустив-таки забрало шлема. Вот он, гад, на той стороне, за скалой! Как же его достать?

Настраиваю оптику на ствол, умный прицел отыскивает цель и фиксирует с точностью до миллиметра. Шорох. Хорошая реакция спасает меня и на этот раз. Снова вскакиваю и перебежками ухожу уже от второго — того, что стрелял из чащи. Обложили меня грамотно, подобрались совсем близко, а я и не заметил. Приходится вламываться в самый бурелом, чтобы уйти с линии снайпера на том берегу. Несусь, как дикий лось, ветки остервенело хлещут по шлему. Тот, второй, бежит за мной, я чувствую его. Так лиса, должно быть, чует догоняющую свору собак и ищет отнорок, чтобы скрыться, оторваться от погони.

Падаю плашмя. Пуля ударила в бронежилет. Слава Богу, не разрывная! Лежу, не дыша, не двигаясь и даже не думая, уткнувшись лицом в серый мох. Несколько минут ничего не происходит. Шлем никак не реагирует, значит, противник не пользуется передатчиком. Чего он ждет? Не стреляет, не кидает гранату, не связывается со своими по рации. Мгновения медленно накручиваются на клубок времени. Я жду, постепенно сходя с ума.

Наконец, шаги; хрустнула сухая ветка. Перекатываюсь и стреляю, не целясь, на звук, в своего стреляю — на парне форма имперского десанта! Он дергается от попадания, но не падает, и тоже разряжает мне в грудь штурмовую винтовку. Броня выдерживает и в этот раз, но боль сгибает меня пополам, вырывается из груди кашлем. Мне фантастически везет — с такого расстояния попадание почти всегда смертельно. Бросаюсь на парня, выбивая ногой винтовку из его рук, удар локтем в голову. Калечить, а тем более убивать его, я не хочу. Может, мы с ним вместе в бой ходили в шестой штурмовой, сидели в соседних окопах… Лица не разглядеть сквозь забрало, ни он, ни я не узнаем друг друга. Я преступник, но это не повод убивать своих в нарских лесах.

— Друг, не надо, я свой! — крикнул я, прижимая его к земле.

Солдат дернул головой, пытаясь вывернуться из моего захвата. Я проследил за его рукой и рванулся в сторону. Надрывая связки, убираюсь прочь из бурелома. Взрывная волна швыряет меня в сухой куст, из глаз брызжут искры. Куски дерна, какие-то ветки летят в разные стороны, стучат по спине, сзади бушует пламя.

Встаю, меня чуть ведет в сторону, из носа сочится кровь. Ныряя в жаркое злое пламя, отыскиваю останки несчастного десантника. Почему, для чего он подорвал себя? Кто отдал настолько бесчеловечный приказ?

Сбивая с одежды пламя, пытаюсь найти жетон с личным номером погибшего, но безуспешно. Я так и не узнаю, кто пытался убить меня, не жалея собственной жизни.

Однако расслабляться некогда — на том берегу меня поджидает второй номер. Я не придумал ничего лучшего, чем дождаться его здесь. Залег в кустах неподалеку от места трагедии, уповая на чудо, и оно свершилось. Не успел я по-настоящему соскучиться, как номер два появился в чаще. Этому обстоятельству я обрадовался вдвойне — значит, где-то поблизости есть мост на ту сторону.

Из пламени вырисовалась фигура: невысокий гибкий человек, в такой же форме, как у первого, но похожий отчего-то на подростка, наверное, из-за длинной снайперской винтовки за плечом.

Снайпер занялся тем, что только что делал я, но отыскать среди пепла и остатков плоти жетоны — мой и его товарища — разумеется, не смог.

Прыгаю ему на спину, сжимая горло одной рукой, пытаюсь скрутить ему руки. Парень, хоть и мелковат, ловко перебрасывает меня через плечо. Рухнув, тяну его за собой. Главное, фиксировать руку и не дать дотянуться до пояса. Кто знает, какой приказ отдал этим придуркам Логерфильд.

Легко перехватываю инициативу, вжимаю снайпера в пепел. Мне страшно хочется заглянуть ему под забрало. Тяну руку к его лицу и чувствую, как рука противника дергается вниз. Черт! Ну что за…!

Снова бросаюсь в сторону, на этот раз с задержкой. Снайпер сигает в другую сторону, и я, скрипя зубами от злости, понимаю, что на земле валяется обманка. Что за игры?

Бегу сквозь чащу, преследуя ловкую фигуру в камуфлированном комбинезоне. Бежать со всей поклажей не так легко, я отстаю, но упустить гада нельзя. Вскидываю винтовку и целюсь от бедра — извини, парень, ты сам виноват. Пуля ударяет в спину снайпера, но он не успевает еще упасть, как я всаживаю вторую, третью. Бегу к распростертому телу и уже понимаю, что сейчас будет. От грохота взрыва закладывает уши, аппаратура глушит, а гудящая волна пламени несется на меня, будто вестница апокалипсиса. В который раз уже припадаю к земле, в груди будто засел осиновый кол. Сдавленно кашляю, поднимаю забрало и со стоном выплевываю кровь. Огонь ревет, жадно обгрызает стройные стволы елей, пережевывает ломкий кустарник у их подножий. Мне горько и больно.

Как я и ожидал, среди останков снайпера жетона не нашлось. Приходится признать, что против меня послали не рядовой десант, а смертников, значит, охота развернулась нешуточная. Ни о каком походе в Нарголлу речи быть не может, чтобы выжить, мне придется превратиться в маленькую мышку и затеряться среди диких земель.

Три недели блуждания в лесах диких земель показались тридцатью годами кошмара. Мой жетон остался на месте гибели солдат-смертников, а сам я долго плутал, стараясь сбить возможную погоню.