— Что вы…? — Эльви вполголоса расспрашивает моих ребят о случившемся, — Чего сделали? Мать вашу, зачем?!

Наступает тишина: ничего не бренчит, никто не кричит — Вера разогнала паникеров по комнатам. Сама вошла, молча и деликатно не глядя на нас, вынесла изувеченный аппарат. Стало совсем тихо.

Шику всхлипывает, уткнувшись носом в мою куртку,

— Тшш, — шепчу я, старательно кутая парнишку, прижимая к себе, — не реви, ты чего? Болит где-нибудь?

— Нет.

— Это главное.

Мальчик обвивает мне шею руками, горячо шепчет:

— Там… темно! И пусто! Там ничего нет… только пустота. И тихо, очень тихо…

— Ну, все, все, хватит! — резко обрываю я истерику. Знать, как у него ТАМ не хочу, для собственного спокойствия. — Тебе полегчало, теперь все пойдет на лад. Есть хочешь?

— Нет.

Он больше ничего не говорит, но успокаивается, я чувствую по ровному биению сердца и тихому дыханию. Пытаюсь расспросить о том, где он был после ухода из поселения мятежников, о страшных событиях в Нарголле, но натыкаюсь на упрямое молчание. Не хочет — ну и не надо. Главное, жив.

Проходит час, за который Шику успел пригреться и задремать у меня на коленях, а я — обдумать наше улучшившееся положение. Вера права: куда бы мы ни отправились, нас не оставят в покое. Ты прав, Корд: тут все связаны друг с другом. У Нарголльской войны единственное предназначение — прикрывать базу морфоидов в Нарланде. Ты много лет работал, чтобы найти и обезвредить синдикат, но не успел и погиб. И вот теперь я здесь, за нас двоих…

Пытаюсь уложить спящего Шику, мальчик инстинктивно стискивает руки. Разжимаю объятья и устраиваю его на постели, подтыкая одеяло, чтоб было теплее. В моем детстве так делала мама, а потом Корд. Теперь и мне приходится учиться мастерству — быть старшим.

Потом долго ворочаюсь в своей холодной койке, но уснуть никак не получается. Из коридора поддувает, свет от лампы слегка разбавляет тьму. Мне захотелось горячего кофе. На цыпочках, чтобы не разбудить остальных, иду на кухню.

— Дан, это ты?

Вера тенью выскальзывает из комнаты, бесшумными шагами минует коридор.

— Да, кофе захотелось.

— Хорошая идея, свари и мне тоже.

Тихо шуршит кофеварка, аромат свежемолотых зерен разливается по бункеру, напоминая о доме. Вера расположилась на твердом и узком, обтянутом дерматином, диване.

— Как себя чувствует мальчик?

— Неплохо. Он просто испугался, оказавшись в незнакомом месте. Да еще эти идиоты заорали.

Бледные губы растягиваются.

— Ты, я вижу, успокоился и как будто даже повеселел.

А глаза черные и глубокие, как два омута.

— Да, я рад.

Наливаю кофе в большие жестяные кружки со странной эмблемой «Odi». Вера благодарит кивком, обхватывает двумя ладонями и делает глоток.

— Горячий какой! — она дует на кофе, складывая губы трубочкой. Во мне натягивается невидимая, протянутая где-то внутри струна. Воспоминания о лесной избушке, странном танце без музыки и сумбурном разговоре, который постарались забыть.

Мне нравится на нее смотреть. Вера пьет кофе, потом вынимает узкую пачку «Sea Star».

— Угощайся, — вытряхивает сигарету с голубым фильтром.

— Ты куришь? Не замечал.

Эльви лукаво морщит нос.

— Вспомни, какой у них табак. Лучше уж терпеть.

— У тебя сила воли, — одаряю я даму комплиментом. Омуты из-под длинных ухоженных ресниц сверкают электрическими звездами.

— Скажи, ты все-таки решил лезть в драку?

Пожимаю плечами, наслаждаясь одновременно кофе и сигаретой. И женщиной, которая ко мне неравнодушна. Хотя бы чуточку.

— А ты предлагаешь искать тепленькую норку и прятаться в ней всю оставшуюся жизнь? Я солдат империи, Вер, брат учил меня драться до конца. Он не поймет.

Она отставляет кружку, наклоняет голову к плечу:

— Ну и что? Будешь снова палить в муравья из дробовика?

— Куда ни пали — попадешь в точку, — усмехаюсь я, — здесь все повязаны. Стивенс, Алвано и неведомый хозяин кровососов — все это одна банда. Их нельзя выпустить из Нарланда.

Эльви демонстративно чешет макушку. Задумчиво вытягивает нижнюю губу.

— И ты намерен сделать это один? — уточняет она. — То есть, извини, один за двоих. Да?

— Не смейся! — фыркаю я, не принимая ее игру. Злой юмор Веры я терплю с трудом.

— Тебя убьют, — она упирает мне в лоб указательный палец, изображая пистолет, и сгибает средний и безымянный, — пиф-паф, Дан Райт!

Я спокойно смотрю ей в глаза, а вижу, как оримский дождь стучит по подоконнику. В нашем доме теперь все так, как нравилось тебе.

На лбу Веры собираются складки.

— Ты пугаешь меня! Что ты задумал? Да что бы ни придумал, у тебя не получится, ты погибнешь!

— Не надо истерик, солдат не боится смерти…

— Дурак! — шепчет будто в крик Эльви. — Это не солдат… Это ты не боишься! Ты хочешь умереть, вот что ты делаешь!

Я обнимаю ее за плечи, стараясь успокоить. Как объяснить ей, что я знаю? Не поверит, покрутит пальцем у виска, в своей обычной манере начнет занудствовать.

— Я не умру, Вера, — уверенно говорю я, поглаживая напряженную под свитером спину.

Она внимательно слушает мой рассказ, не перебивает и не сводит глаз с моего лица. Тяжело вздыхает:

— Бедный мальчик!

— Не веришь мне?

Чуткие кончики пальцев скользят по шее, забираются в непривычно короткие волосы.

— Видимо, травма оказалась серьезнее, чем мы думали.

— Думаешь, я клиент психиатра?

— Ты построил замок на песке, Дан. Скорлупку, в которой сидишь и не видишь, что творится вокруг. Тебя любят женщины, за тобой друзья идут в огонь и воду, тебе предан нелюдь, а ты живешь прошлым и собираешься умирать.

Я отстраняюсь. Так и знал, что Вера не поймет. Как и Лина, она вечно считает себя правой. А я веду себя, как последний идиот!

— Поверь, я очень хорошо понимаю тебя. Сама пыталась сбежать в придуманный мир… В последний момент кто-то позвонил в дверь и сорвалось.

Вот как? Кто бы мог подумать!

— Люди умирают навсегда! На-все-гда! Понимаешь?

Не понимаю! И не хочу понимать!

— Твой брат, если он таков, как ты говоришь, не хотел бы видеть, как ты губишь себя…

Эльви еще что-то говорит, горячо доказывает, крепко обнимая за шею, плечи. А у меня шумит в ушах и со всех сторон наползает чернота, как будто проваливаешься в колодец.

— Скажи правду, Корд, ты призрак или просто проекция моего сознания?

— А тебе какой вариант больше нравится?

— Ну… не знаю. Мне трудно смириться. Невыносимо думать, что тебя нет.

Кружка с кофе опрокидывается на пол, растекается бурой лужицей.

— Там… темно! И пусто! Там ничего нет… только пустота. И тихо, очень тихо…

Неужели… Последствия черепно-мозговой травмы? Не может быть! Как же холодно в этом бункере.

— Надо жить, милый! Только этого хотел бы твой брат!

Я помню все!

Я помню заострившиеся черты родного лица, темную ссадину около упрямо сомкнутых губ.

Помню гордость и одобрение в твоих глазах, когда мне присвоили первое звание.

Помню, как церковный служка бормотал молитву в изголовье гроба.

Помню, как ты читал мне на ночь сказки.

Вера притягивает меня к себе, кладет мою ладонь себе на грудь.

— Обними меня, Дан. Обними и не думай о плохом. Забывай, забывай же… — она хрипло дышит, горячая и напряженная в моих объятьях. Верин свитер колет мне живот, оказывается, я успел уже снять футболку. Мне надо тепла, надо! Я хочу, наконец, согреться!

Конец второй части.