— Отпустите, не калека, сам пойду.

Меня отпускают. В сенсорных наручниках из неизвестной тюрьмы-больницы не так просто сбежать. Тем более, после ранения.

— Следуйте за мной, — произносит один мордатый, я послушно иду за ним, а второй замыкает шествие.

Мы спускаемся на лифте в просторный безлюдный холл, над головами голубоватые дневные лампы, по углам кадки с пальмами — обычная больница, вроде госпитальной базы, только намного меньше.

— Сюда, — ведущий сворачивает в неприметный коридор и открывает дверь. Я вхожу за ним, небольшое помещение не похоже на больничное. В полумраке виднеются кресла и стол с открытым ноутбуком. Пока глаза привыкали к темноте, мордатый негромко о чем-то инструктировал напарника.

— Установи связь. Знаю, что помехи со спутника, вывернись, но дай нормальную связь. Понял?

Я оборачиваюсь на них, вопросительно поднимая брови, мол, чего вы меня сюда притащили. Мордатые смотрят на меня с удивленным выражением нашкодивших щенков.

— Садитесь, мистер Райт, — наконец выдает старший, — и ведите себя смирно.

— Зачем меня сюда притащили?

Они не удостаивают ответом, и я окончательно убеждаюсь, что дело нечисто. Впихнув меня в глубокое неудобное кресло, мордатые покидают комнату, и я остаюсь один. Нервы во мне трепещут, как перетянутые струны, руки слегка подрагивают от волнения, и ладони ледяные. Едва заставляю себя сидеть смирно, хочется кинуться к ноуту и посмотреть, что за связь устанавливали мордатые. Наручники жгут руки, будто раскаленные.

Наконец в коридоре раздаются тяжелые, чуть шаркающие шаги. Затихают перед дверью. Я слышу тихий разговор, потом дверь с силой распахивается, и на пороге возникает высокий плечистый человек: про таких говорят поперек себя шире. Но, едва он делает шаг, я замечаю увечную неловкость. Он подволакивает левую ногу, плечо как-то странно изогнуто, будто на спине растет горб, а рука скрючена. И лицо…

Все холодеет у меня внутри, кровь стынет в жилах, капилляры трещат и ломаются с хрустальным звоном. Мертвые не возвращаются! Я знаю это твердо, но все-таки… Командора Рагварна невозможно не узнать. Даже теперь, с изуродованным лицом: левая половина — нижнее веко, угол рта — обвисла, на щеке мятые желтоватые шрамы от ожогов. На шее толстый багровый рубец от осколочной раны, на виске такая же звездочка.

Тяжелые шаркающие шаги приближаются, мне хочется зажмуриться, но я не могу оторвать глаз от лица командора. За его спиной хлопает дверь, а Рагварн приближается ко мне вплотную. Ни слова не говоря, отодвигает стул возле стола и садится, мощной спиной обрушиваясь на жалобно скрипнувшую спинку.

— Удивлен? — громыхает Рагварн так, что закладывает уши. Он славится такой силой голоса, что его могут расслышать в поле несколько полков.

Я глотаю застрявший в горле ком. Удивлен — мягко сказано. Я убит! Теперь от меня точно не оставят мокрого места. Интересно, начнут прямо здесь?

Командор обрывает бешеный бег моих мыслей:

— Виктория уехала к детям, — сообщает он, — младший приболел.

Он задумчиво смотрит на меня, будто старается проникнуть под черепную коробку и прочесть мысли. А раньше я считал его в большей степени воякой. Что-то в Рагварне изменилось, что-то помимо внешности. Если бы он желал поквитаться со мной, мне было бы спокойнее.

— Ну что, сынок, — ласково спрашивает командор, болезненно кривя лицо, — повеселился в Нарланде? Чего молчишь? Язык проглотил?

— Не трогайте Вики, — сдавлено прошу я, — она ни в чем не виновата.

— Миссис Райт в полном порядке, — Рагварн удивленно косится на меня, — семья Стального Сокола под защитой госбезопасности, можешь не волноваться.

Я перевожу дух — кажется, не врет. Действительно, зачем ему трогать Вики и племянников, если я и так в его руках.

— Видел ребят, девчушка на Корда похожа, как две капли…

Провоцирует. И провокация срабатывает. Я так и не выпил чудо-капель Джейн, а нервы натянуты до предела.

— Это вы лишили их отца!

Рагварн хмурится, на его лице это выглядит устрашающе.

— Сынок, ты кое-что позабыл: за кем прилетел подполковник Райт в Штормзвейг?

— А вы хотели, чтобы он полетел за мной! — с клокочущей внутри злостью шепчу я. — Вам было на руку, чтоб героя Оримы растерзали нелюди! И вы его не остановили. Ведь после такого вопиющего случая можно было со спокойной совестью объявить Нарголле войну и упрятать в ней все концы.

Шрамы командора наливаются краснотой, он сжимает кулаки, но тут же выпускает пар. Еще одному он научился с последней нашей встречи — отменно держать себя в руках.

— Корда можно было спасти, — продолжаю обличать я, — если бы вы сразу вошли в Нарланд. Но поквитаться с дезертиром было важнее, чем спасти героя!

— Все простить не можешь сорванные погоны?

Да что он понимает!

— Идите к дьяволу!

Рагварн в упор смотрит на меня, один глаз его сощурен.

— Мальчишка, как есть мальчишка! — усмехается он. — Райт сам пришел ко мне. Потому что заподозрил своего командира, Форку, в связи с террористами. Много лет мы пытались вычислить местонахождение базы, где выращивают этих тварей, и твой брат сумел нащупать ниточку и подобраться к ним. Я позволил ему действовать на свой страх и риск.

— Ну-ну, — мрачно поддакиваю я, — загребать жар чужими руками вы умеете.

— Корд нашел выход, который устроил всех. Нам удалось внедрить разведчика в стан Ромари Алвано…

— Не верю! Корд уже не может оправдаться, но вы не убедите меня, что он придумал послать к этому маньяку подростка…

— Он не только придумал, но и сделал это, — отвечает командор.

— Ложь! — уже не в силах сдерживаться ору я. — После Ходхольма он не мог… не мог…

— Это было необходимостью.

— Вы что, с ума сошли?! Он был ребенком…

— Педро Алвано пошел на подвиг совершенно осознанно, — спокойно говорит Рагварн. Чурка, колода бесчувственная! Кому он пытается врать, как будто я не знаю собственного брата!

— Подполковник Райт служил империи жизнью и кровью, — неожиданно жестко произносит командор, — пора бы уяснить для себя, что служение империи не только в том, чтобы идти под пули. Оно требует большего!

Я выдыхаю, как проколотый воздушный шарик — долго и со свистом.

— Чего вам надо?

Рагварн выпрямляет плечи.

— Сынок, давай забудем прошлое: ты мне сорванные погоны, а я тебе — брошенную в лицо гранату. Империи нужна твоя служба.

Его заявление повергает меня в ступор. После всего?! После убийства посольства, затопленного Нарланда, угона вертолета — они хотят призвать на службу меня, бледную тень Стального Сокола? Мир катится в тартарары!

Он понял, о чем я думаю.

— За все твои художества тебе положен не один смертный приговор, — произносит командор, — но, на твое счастье, Аделина Умано подтвердила, что всю ночь с двадцать третьего на двадцать четвертое августа прошлого года ты провел с ней, а в «Грандкарине» не нашлось ни одного человека, способного опознать тебя в лицо.

— Кроме вас.

— Естественно, кроме меня.

— Я не намерен отказываться от совершенных преступлений, — хмыкаю я.

— И подпишешь этим себе приговор! — сверлит меня взглядом Рагварн.

— Зато никто не скажет, что Дан Райт ползал на брюхе, — дерзко отвечаю я, ожидая реакции. Я хочу понять, что им от меня надо.

Командор выпрямляется на стуле, выражение его лица не предвещает ничего хорошего.

— Никто не может безнаказанно убивать иностранных послов и имперских солдат! Никто не может рассчитывать, что это сойдет ему с рук!

Я тоже выпрямляюсь в кресле, насколько это возможно в неудобном положении. Он не напугает меня, я же вижу — разговор затеян не просто так. И от моего поведения сейчас, чувствую, зависит вся дальнейшая жизнь.

— Однако твоя дурость предотвратила гибель многих десятков людей. После нападения на «Грандкарину» из-под здания посольства извлекли не активированные заряды тротила. Так что воспоминание об этом останется только здесь, — командор тычет пальцем в звездчатый шрам на виске.