– Либо мы сейчас договариваемся и снимаем психа!.. – пробурчал ещё один десятник. – Либо хватит сидеть по ночам, глушить вино и бесполезно трепаться…

– Верно! – согласился второй. – И отдохнуть нормально не можем, и дело провернуть кишка тонка…

В этот момент Пелла подняла руку. Дождалась, когда все касадоры посмотрят на неё, и махнула. Из-за горизонта выглянул Гробрудер. Красные лучи ночного светила пронзили ночную тьму. Десятники успели заметить смазанные тени, летящие к ним, но сделать ничего не смогли: на шею легли удавки, перехватывая дыхание, а в животы вонзились тяжёлые кулаки. Пока солдаты пытались справиться с болью и удушьем, им на руки и на ноги накинули и затянули петли. Дело было сделано.

Оставался только психованный командир. И, понятное дело, казнь.

Г. Стеинхольвег, близ расположения пехоты, Марчелика, середина ночи 15 мая 1937 М.Х.

Поль проснулся как-то слишком резко и быстро. Вот он ещё видел какой-то сон, а вот уже открыл глаза – и больше не может уснуть. Такого с ним давно не случалось… Будучи лекарем, Поль сам себе выписывал успокоительное, чтобы лучше спать. Война – дело грязное, отвратительное, хоть и нужное. А ему приходилось смотреть на такое, после чего кошмары могли до конца жизни сниться…

Однако, как и все лекари, Поль старался держать себя в руках. И всё же в последнее время тревог у него прибавилось. Сотня осуждённых, в которую его распределили, и раньше отличалась звериной жестокостью. А после того, как у заместителя сотника обнаружились явные признаки навязчивого состояния и паранойи, солдаты тоже перестали себя сдерживать…

Маленький городок Стеинхольвег стал апогеем жестокого пути отряда. После первого штурма семь женщин до смерти снасильничали. А уж убийства мирных жителей с особой жестокостью – это вообще отдельная песня… Всех, кого удалось захватить и кого удалось спасти из рук озверевших солдат, заперли в церкви. Только несколько человек обслуги оставили. На ночь их запирали в отдельном доме.

Поль думал, что хуже уже быть не может. Но тут солдаты вспомнили о том, что среди них есть самый настоящий аристократ из Народной Аристократии… Собственно, это и был Поль. Сначала его вообще предлагали вздёрнуть, и только десятники смогли убедить подчинённых, что глупо убивать единственного лекаря.

Причина ожесточения была в том, что Поль открыто выступил против насилия и пыток применительно к гражданским. И теперь лекарь старался лишний раз рта не раскрывать. Впрочем, десятники и командир всё равно от него показательно отвернулись.

«Что будет завтра? Что со мной будет, когда наши всё-таки возьмут укрепления в центре? – невольно подумал Поль и понял, что уснуть уже не сможет. – Что же меня разбудило?».

Он встал с кровати, оделся и вышел в лазарет. Для нужд лекарни выделили небольшой домик с двумя комнатами. В маленькой кладовке спал сам лекарь. И здесь же он хранил медикаменты. А в большой комнате лежали раненые. Впрочем, к этому моменту санитарную часть все уже покинули. И теперь приходили только на утреннюю перевязку.

Накинув на плечи мундир, Поль открыл дверь и вышел на воздух. Оказалось, в доме ещё было прохладно… Удушливая жара марчельской ночи навалилась на лекаря, мешая ему нормально дышать. К этому раскалённому воздуху, казалось, невозможно было привыкнуть…

Со стороны дома десятников доносились тихие голоса.

«Опять сидят и планы строят… – с неприязнью подумал Поль. – Ни на что решиться не могут. Только время тратят, слабаки!..».

Вокруг стояла тишина. Город, за день измученный артиллерийским огнём, тревожно спал. Лекарь посмотрел на ближайший дом, где разместили солдат, но у дверей почему-то было пусто.

«Да что за чёрт! – подумал он. – Уже и дежурных перестали выставлять?!».

Внутри у него всё закипело. Будучи потомственным офицером, Поль не выносил безалаберности. Он решительно направился к дому, чтобы вправить мозги всей пятёрке бойцов. Можно сколько угодно прятаться от людей, но в тот момент принципы показались Полю куда важнее.

Отворив дверь, он вошёл в дом, зажёг фонарь, подвешенный к потолку – и замер. Связанные и лежащие на кроватях солдаты начали мычать и дёргаться, вращая глазами. Собственно, требование их развязать в переводе не нуждалось. Подступив к ближайшему, лекарь осторожно вытащил кляп.

– Слышь, аристократик! Давай, освободи нас! – зашипел тот.

– Что случилось? – спросил Поль.

– Напали на нас, лекарь! Напали!.. Давай же! – задёргался солдат.

Поль в растерянности похлопал себя по карманам, а потом проговорил:

– Сейчас принесу нож!

Он выскочил из дома и кинулся к лазарету. Так и не услышав, как солдат в комнате застонал ему вслед:

– Куда?! Сука! Какой нож?! Вон же оружие…

А Поль просто растерялся. Увидев верёвки, он вспомнил самый привычный инструмент – скальпель, который лежал на стойке в общей палате. За ним-то лекарь и кинулся. И лишь на полпути осознал, как глупо поступает. Он обернулся, посмотрел на дом… А затем глянул на штаб десятников, где виднелись освещённые костром силуэты.

И в этот момент выглянувший из-за горизонта Гробрудер осветил руины города. Поль с ужасом смотрел на то, как к десятникам устремляются тёмные фигуры, как накидывают им на шеи удавки, как начинают душить…

Лекарь сделал шаг к лазарету, второй… А потом кинулся внутрь, пригибаясь к земле и молясь, чтобы дверь не скрипнула. Повезло: всё обошлось. Вбежав в свою комнату, он схватил санитарный чемоданчик, мешок с припасами, винтовку… А затем распахнул окно и осторожно выбрался наружу. Теперь здание прикрывало его от людей, напавших на лагерь, и можно было незаметно сбежать.

Поль просто не знал, что никто не будет его искать – если сам, конечно, на глаза не попадётся. И спасло лекаря то самое отчуждение, которое его сначала чуть не убило. Артиллерист совершенно искренне о нём забыл, перечисляя перед смертью все места ночёвки староэдемцев.

«Может, всё-таки освободить солдат? – мелькнула мысль в голове Поля, но тут его взгляд упал на кучу тряпья у забора, пропитанного кровью. – Нет уж… Пусть сдохнут!».

Он выбрался на улицу и со всех ног кинулся к окраине города. Туда, где отдыхали артиллеристы и кавалеристы. Он бежал к холму в надежде спастись. И чуть не споткнулся о чей-то труп… Это был один из всадников сотни. Он лежал в луже крови с перерезанным горлом. Поль судорожно сглотнул, а затем огляделся и увидел неподалёку воллов.

Когда лошади «преступной сотни» пали, они реквизировали этих странных животных в одном посёлке. Кавалеристы с ними управлялись плохо, но в сёдлах кое-как держались. А значит, и Поль сумеет удержаться!

Лекарь быстро накинул седло на одного из воллов, отвязал его и повёл прочь от города. С каждым пройденным ярдом он тревожно ожидал криков и выстрелов за спиной, но почему-то никто за ним не гнался. И тогда лекарь взобрался на волла, повернул на запад и принялся понукать упрямое животное.

Не сразу, но его скакун всё-таки начал ускоряться. И уже скоро лекарь летел прочь от Стеинхольвега, от ненавистной сотни осуждённых и от буйногопомешанного командира Антуана…

Г. Стеинхольвег, близ расположения пехоты, Марчелика, середина ночи 15 мая 1937 М.Х.

Антуан бежал по бесконечной равнине, а за спиной его настигала чёрная тень. Самоназначенный командир сотни кричал, но красноватая пыль забивала ему рот. И трусливо плакал, но слёзы мгновенно высыхали на жаре. И когда уже казалось, что чьи-то острые зубы вот-вот сомкнутся на его шее, Антуан открыл глаза и, тяжело дыша, сел на кровати.

В доме было темно. Слышалось мерное дыхание служанки Розы, которая спала на лавке у окна. Во рту у офицера было сухо и мерзко после вина. Плечо привычно ныло, напоминая о том уроде, который его прострелил. И что самое обидное, эту сволочь так и не нашли!.. А теперь, небось, он уже сбежал из города…

Страшно захотелось пить. Поднявшись, Антуан прошёл к столу и проверил кувшин, но там было пусто. Пришлось набирать воду в кладовке. И пить. Жадно, большими глотками, чувствуя, как струйки воды льются мимо рта и сбегают по шее за воротник…