Никто никогда не видел, как сияют в океанских глубинах такие живые «фонари»; океанографам удавалось наблюдать лишь их слабое молочно-белое мерцание в тот момент, когда Umbellula encrine вынимали из глубоководного трала, оторвавшего их от океанского дна. И тем не менее ученым, изучившим строение светоносных тканей этих чудесных подводных «фонарей», теперь доподлинно известно, что весь венчающий верхушку Umbellula encrine пышный султан излучает яркий свет.

Подводя итоги всему сказанному, можно заключить, что большинство наблюдений, сделанных Бибом при его погружениях, явилось лишь блестящим подтверждением давно известного науке факта: характерной чертой обитателей подводных бездн является их способность люминесцировать.

Единственной новой чертой, которую удалось подметить первым человеческим глазам, наблюдавшим это захватывающее, но древнее, как мир, зрелище, было то, что некоторые глубоководные животные, по словам Биба, казались окруженными каким-то сиянием или ореолом, не обладая, однако, никаким заметным люминесцирующим органом. Биб несколько раз высказывает предположение о светящейся слизи, о какой-то смазке, выделяемой кожей животного, которая сама по себе способна люминесцировать. Он говорит также о рыбах, у которых пасть и особенно зубы излучают слабый свет, что, быть может, свидетельствует о наличии у этих рыб фосфоресцирующей слюны. Наблюдал же Биб, как глубоководные креветки в минуту опасности выбрасывали струю светящейся жидкости, которая, смешавшись с морской водой, давала яркую вспышку, подобную взрыву, и спасала креветку от ее преследователя.

Итак, все выглядит как будто совершенно ясным: в этом мире, лишенном света, живые существа сами создают себе освещение, и глаза у глубоководных животных сохранились только для того, чтобы этот свет видеть.

Какими бы восторженными восклицаниями разразились поэты прошлого столетия, в частности Бернарден де Сен-Пьер, если бы они узнали об этой чудесной «гармонии природы» океанских глубин, где живые существа, лишенные животворного солнечного света, сами создают свои собственные светила, свои маленькие ледяные солнца, при свете которых они могут продолжать свои охоты и битвы, продолжать жить!

Но вся беда в том, что, если вдуматься хорошенько, все оказывается отнюдь не таким простым и ясным, каким представлялось на первый взгляд.

Обитатели океанских глубин.

Вот среди беспросветного мрака океанских глубин плывет в поисках добычи хищная рыба из семейства Stomiatidae (иглоротов), иначе называемых «большая глотка». У нее узкое, вытянутое в длину тело с откинутыми назад плавниками; бока украшены двумя рядами светящихся точек, которые Уильям Биб сравнивает с ярко освещенными иллюминаторами океанского парохода. Огромная пасть Stomias открыта, словно кошелек, готовая проглотить добычу одного с ней роста, как пасть гигантского удава-боа. Недаром наиболее типичный представитель этого семейства называется Stomias boa; это первая глубоководная рыба, изученная океанографами. Ее поймали в Средиземном море, около Ниццы, в начале текущего столетия.

Иглорот.

Зачем нужны такой рыбе во время охоты ее ярко освещенные «иллюминаторы»? Может быть, свет их привлекает рыб, которыми Stomias кормится? Но, во-первых, для этого необходимо, чтобы у этих рыб были глаза. Между тем многие обитатели больших глубин слепы. Во-вторых, нужно, чтобы излучаемый Stomias свет действительно привлекал глубоководных рыб, подобно тому как он привлекает их сородичей, живущих близ поверхности, помогая рыболовам всего мира ловить ночью «на фонарь». А мы знаем, что в глубинах дело обстоит иначе. Наблюдения, сделанные Бибом во время погружений в батисфере, равно как и наблюдения с батискафов, проведенные в последние годы, позволяют сделать вывод, к которому единогласно присоединяются все исследователи: глубоководные животные, как правило, совершенно не реагируют на свет. Даже яркий луч прожектора не привлекает, но и не пугает их. Они просто нечувствительны к свету.

Но, может быть, живые огни служат для освещения воды вокруг животного?

Такое предположение тоже не выдерживает критики.

Прежде всего согласимся, что свет, излучаемый глубоководным животным, иногда действительно направлен вперед, по ходу движения, и достаточно ярок, чтобы освещать ему дорогу. Чаще всего это наблюдается у некоторых каракатиц и кальмаров. Порой сами глаза животного служат одновременно и для того, чтобы видеть, и для того, чтобы излучать свет, как глаза у кошек. Но кому придет в голову мысль, что кошка ночью освещает себе дорогу блеском своих глаз? К тому же светоносные органы у глубоководных животных чаще расположены на животе, на спине или боках.

Но даже если бы обитатели глубин были способны освещать воду на несколько сантиметров впереди себя, это практически не принесло бы им никакой пользы, особенно тем, которые охотятся за крупной добычей.

А затем — разве не встречаются в океанских глубинах существа, которые излучают свет, но сами лишены зрения?

И, наконец, для чего нужны рыбам световые органы, расположенные в задней части туловища, ближе к хвосту, наподобие задних фар автомобиля? Или яркие огоньки, мерцающие на концах длинных нитей, отростков, усиков?

На все эти недоуменные вопросы напрашивается один-единственный логический ответ: свет, излучаемый глубоководными животными, служит только их врагам (разумеется, при условии, что эти враги обладают способностью видеть).

«Вот плывет одна из этих дурочек Bathothauma lyromna, одна из этих каракатиц, столь сочных и нежных на вкус, без единой косточки, которые так гордятся своим именем, означающим по-латыни „глубоководное чудо, имеющее форму лиры“! — говорит себе наша Stomias (если бы она, подобно героям басен Лафонтена, обладала даром речи и сверх того знала латинский язык!). — Надо же быть такой глупой, чтобы обзавестись автомобильными фарами вместо глаз! Можешь сколько угодно таращить свои огненные буркалы, моя милочка, они только помогут тебе быть поскорее съеденной!»

Bathyembryx istiophasma («Выплывающий из пучины на призрачных парусах»).

С этими словами Stomias бросается вперед, и бедная Bathothauma lyromna, которая по форме своей действительно напоминает лиру, исчезает в огромной пасти хищницы. А чтобы в конце басни была, как полагается, мораль, добавим, что в это же время другая рыба, более крупная, чем Stomias, увидев нашу героиню, думает:

«Ага! Вот еще одна сумасшедшая, из тех, кто имеет привычку прогуливаться, сверкая всеми своими огнями, словно для того, чтобы возбудить мой аппетит!»

И большая рыба, в свою очередь, съедает Stomias. А так как у большой рыбы нет никаких световых органов, наша глубоководная басня на этом заканчивается.

К сожалению, мы не можем дать ученое латинское название этой большой рыбе. Наши зоологи еще не знают крупных рыб больших океанских глубин по той простой причине, что для ловли их еще не изобретены соответствующие рыболовные снасти. Предположим, что это была одна из тех не известных науке рыб, которых Уильям Биб встречал на глубине 600–700 метров и назвал «призраками, выплывающими из пучины», или же глубоководная акула, не раз виденная пассажирами батискафов на очень больших глубинах.

Конечно, трудно согласиться с наивным предположением, будто свет, излучаемый глубоководными животными, служит лишь для удобства подводных хищников, освещая добычу, за которой они охотятся. Но одно несомненно: свет не приносит пользы обитателям глубин; наоборот, он скорее вредит им. Вот вывод, способный поставить в тупик любого натуралиста, который еще верит, подобно ученым прошлого столетия, что каждый орган у животного должен обязательно приносить ему ту или иную пользу. Закон «отбора» здесь как будто бы нарушен: световые органы, вместо того чтобы маскировать или защищать своего хозяина от врагов, способствуют скорейшей его гибели, привлекая внимание окружающих хищников. И, однако, все эти светящиеся существа, которых враги давно должны были истребить, прямо-таки кишат в таинственном мире больших глубин.