Впрочем, может, это и к лучшему… Я и от богатых мэсс наслушалась немало. В этом мире, название которого мне так и не удалось узнать — ну не спрашивать же, в самом деле, других слуг — было строгое разделение по сословиям. И те же торговцы и их жены в теплых шубках, при взгляде на которые меня одолевала черная зависть, обращались с нами как с существами самого низкого сорта. Грубые окрики и приказы, хамское отношение и тычки, щипки за зад от выпивавших по вечерам путешественников, непристойные предложения и даже пара пощечин от недовольных чем-то мэсс сопровождали каждую мою работу. А дел было невпроворот — мы и убирались в комнатах, перестилая постели и вынося ночные горшки. И помогали в готовке. Подавали за столами. Бегали с бельем в прачечную, подметали и натирали полы, таскали ведрами горячую воду на верхний, третий этаж, где останавливались наиболее зажиточные гости, могущие себе позволить за отдельную плату помыться в деревянной лохани.

Я с ужасом смотрела на свои покрасневшие, потрескавшиеся руки, стараясь не думать, что происходит у меня с лицом. И с волосами, которые удалось помыть лишь однажды, выпросив крохотный обмылок, и потом едва расчесав. Я оказалась совсем не приспособлена для жизни в таком мире. Не умела варить мыло из подножных средств — черт, даже формулы такой не знала! Не умела шить, не помнила ни единого домашнего способа выглядеть хорошо, не понимала, как можно ходить с такими болезненными мозолями в грубых, совершенно дубовых башмаках, с ужасом ждала прихода критических дней и изнывала от боли во всех мышцах, не привыкших к такой тяжелой работе. Я похудела еще больше и если бы сумела таки посмотреться в зеркало — этой роскоши не нашлось даже в самых прилично обставленных комнатах — уверена, то обнаружила бы в глазах отчаяние.

Принять то, что я в неприглядном средневековье — и не в качестве принцессы — оказалось почему-то даже сложнее, чем тот факт, что в этом мире есть магия.

Пока редкая в моем окружении, лишь на уровне эффектов, что она оказывала, лишь интуитивно ощущаемая — но есть. Меня лечили с помощью магии, зелья и заговоров. Я видела, как, однажды, загонщик делает с взбрыкнувшим пыштом что-то такое, отчего тот застыл, как вкопанный. Слышала, как шептались служанки, что вон тот, за угловым столом, в плаще и с яркой брошью в виде птицы, перехватившей ворот — очень сильный маг. И в прошлый раз, когда он останавливался, то одним щелчком пальцев раскидал опьяневших смутьянов.

Но выспрашивать подробности побоялась.

Не знаю, сколько еще бы продлилась эта пытка, что стала, как я поняла впоследствии, для меня некой возможностью пересмотреть представления о жизни, и к чему она бы привела, если бы не один случай.

Шанс, которым я воспользовалась… И который стал первым в ряду удивительных событий, полностью изменивших мою жизнь в который раз… и разбивших мое едва собранное сердце.

Тот день был похож на множество таких же дней, которые я уже прожила — или пережила — в своей новой реальности.

Холодное утро.

Нудная работа на кухне, способствующая размышлениям. Разобравшись немного в местных реалиях, я пришла к выводу, что, хоть всё выходит не худшим образом, — я не погибла и у меня есть хоть какая, но крыша над головой — прозябать «У Виру» или надеяться на какое-то иное спасение, от лица того же странного полицейского, я не смогу. Как бы я ни приспособилась, такая жизнь совсем уныла и безрадостна и не принесет мне ничего, кроме медленного угасания. И пусть моих «коллег», девиц добрых, но безграмотных и приземленных, устраивала работа в «оживленном» месте, а также новая ленточка с ярмарки раз в несколько месяцев, я уже успела мысленно взвыть от бытового неудобства, монотонности существования и отвратительного отношения постояльцев.

И осознала, с помощью осторожных расспросов, что никто мне здесь не поможет. Местные работники и жители ближайшей крохотной деревушки даже географией своего королевства владели плохо, что уж там говорить о других мирах или реально сильной магии, которая, как я предположила, и могла помочь обратному перемещению.

Да и постоялый двор был не тем местом, где я смогла бы найти путь домой. Мне нужно было уехать в большой город, а то и в столицу и искать информацию там — и на это требовались деньги. Пусть за две десятницы я получила по монете, мне придется работать еще сорок, почти весь местный год, чтобы накопить достаточно для «переезда» и оплаты комнаты и еды на то время, пока я, например, буду искать новую работу. Или кого-то, кто вернет меня домой.

Путешествовать же самостоятельно, среди малонаселенных земель, «автостопом», я отказалась после нескольких особенно пугающих рассказов наших постояльцев.

Пока что я только ломала голову, как заработать больше и быстрее. Был один способ — и мне пару раз его предлагали, хотя моя внешность…. прямо скажем, не в ходу в этом мире как и в прежнем. Вот только меня выворачивало от одной мысли об этом способе… Уж лучше год с растрескавшимися и распухшими руками.

Все утренние приготовления были закончены, и я схватилась за разнос, чтобы подать завтрак просыпающимся гостям.

Одна из постоялиц привлекла мое внимание.

Молодая, бледная, худая — и тем самым похожая на меня — с темными волосами, уложенными в высокую прическу, которую носили обеспеченные мэсси, и в наглухо закрытом темно-синем платье из очень хорошей шерсти. Она сидела одна, что было довольно необычно — юные девушки из приличных семей одни не путешествовали — и кромсала булочку тонкими пальцами, невидяще глядя в окно, закрытое, не стеклом, а плохо пропускающей свет слюдой.

— Мэсси… Ваш травяной взвар, — сказала я мягко.

Девушка вздрогнула, будто очнувшись, посмотрела на меня и кивнула, ничего не сказав.

Второй раз я увидела её уже ближе к вечеру, когда возвращалась от прачек с тяжелой, доверху наполненной корзиной. Я опустила корзину на землю, чтобы передохнуть, разогнулась и случайно посмотрела за угол.

Все в том же синем платье, в меховой жилетке, мэсси бездумно и с каким-то отчаянием на лице стояла возле низкой каменной ограды и смотрела на овраг и блестящую ленту хорошо знакомой мне реки. Я уже знала, что она ждет здесь завтрашнего дилижанса в нужную ей сторону, потому как торопится добраться до нового места работы.

Но это знание и её далеко не бедственный вид не объясняли той тоски, которую я в ней чувствовала.

Вдруг послышался знакомый перестук.

Вот даже выходить и возвращаться в основной дом не стала — наверняка вновь прибывший пышт окатит всех комьями грязи и начнет метаться по небольшому загону. За эти дни я так и не привыкла к лохматым и добродушным, в общем-то, чудовищам. Шумные, вечно грязные после дороги, огромные собаки… Черт, ну никак!

Спрыгнувший с пышта молодой человек, вместо того, чтобы направиться в дом, бросился к мэсси. А та, отшатнувшись сначала, вдруг обняла его и разрыдалась. После обмена страстными поцелуями — а ведь они не дозволялись на публике! — я почувствовала себя совсем неловко, наблюдая за двумя… влюбленными?

Что же у них произошло такого, что стало причиной расставания и такой вот встречи?

Чисто женское любопытство заставило меня остаться на месте.

Пара двинулась как раз в мою сторону и вскоре я расслышала слова, произносимые взбудораженными голосами:

— Мы должны уехать! Скрыться! — убеждал молодой человек. — Ну и пусть тебя направил туда патрон — не такая уж ты и важная персона, чтобы вэй-ган преследовал за непослушание. Ты была обещана мне в жены, они не могли так просто взять и выбрать тебя на эту должность! У меня ведь все уже готово — и выкуп за тебя, и домик, и на службу меня берут, какую я хотел… А вместо этого я получаю твою сумбурную записку и не застаю в особняке… Хорошо хоть успел нагнать тебя в дороге. Мы немедленно уезжаем!

— Ты не понимаешь! — она расстроено всплеснула руками. — Вэй-ган прогнал уже троих — а это лучшие выпускницы нашей школы домоправительниц! И он пригрозил крупными неприятностями патрону, если ему не пришлют кого-то на замену, кто его утсроит… Так у нас уже никого и не осталось в выпуске — все разъехались по назначениям. И ты же знаешь, у меня самые высокие оценки… ох, надо было плестись в конце. Вот меня быстро снарядили и усадили в карету.