– Я внимательно прислушивался к их болтовне. По-моему, террористам даже в голову не приходило, что французы не были их марионетками. С фанатиками так бывает – они видят лишь то, что хотят видеть.

Питер стиснул штурвал.

– Насчет козла отпущения – это ты, пожалуй, прав. Уже за то, что они натворили до сих пор, можно огрести по полной программе, не говоря о том армагеддоне, который нас ожидает. Вспомни, что случилось после теракта во Всемирном торговом центре и атаки на Пентагон. Наш солдатик с ученым вряд ли захотят брать на душу второй Афганистан, только во Франции.

– Именно, – согласился Джон. – Думаю, Шамбор рассчитывает, что вновь образуется всемирный фронт борьбы с терроризмом. Поэтому ему нужны террористы. Такие, чтобы весь мир поверил. Мавритания и его «Щит полумесяца» – идеальная жертва. Группа малоизвестная… и кто прислушается к их оправданиям, если их главаря застанут, так сказать, на месте преступления? Все улики покажут на то, что Шамбора они похитили, а тот – подтвердит. Он врет настолько убедительно, что ему поверят. Могу засвидетельствовать.

– А что Тереза? – спросила Рэнди. – Она-то уже знает правду?

– Не уверен, всю ли правду… но про отца – точно. Ей уже известно слишком много, и Шамбора это должно тревожить. Если запахнет жареным, ему придется ради спасения плана пожертвовать дочерью. Или Боннар возьмет дело в свои руки и займется этим сам.

– Родную дочь… – Рэнди передернуло.

– Он или безумец, или фанатик, – заметил Джон. – Других причин для подобного перерождения – из блистательного ученого в поганого террориста – я представить не могу.

Питер окинул взглядом ландшафт внизу. Вертолет приближался к небольшому городку на реке. Обветренное лицо агента было, как всегда, бесстрастно.

– Оставим покуда этот спор, – проронил он. – Вон там – Макон, окраина Бургундии… а речка зовется Сона. Тихое такое на вид местечко, правда? Ну, такое оно и есть. Мы с Рэнди здесь заливали бензин на пути за тобой, Джонни, – без проблем, так что мы снова сядем тут. Баки показывают дно. Ты когда ел в последний раз?

– Уже не припомню.

– Тогда заправимся не только бензином.

Когда Питер посадил «Гольц» в местном аэропорту, на поле уже лежали длинные, расплывчатые предзакатные тени.

Эмиль Шамбор сладко потянулся, откинувшись на спинку кресла. Лишенный окон временный кабинет выглядел неуютно – по голым каменным стенам висело зловещего вида холодное оружие и пыльные доспехи, – хотя на полу лежал толстый берберский ковер, а лампы под высокими сводами горели тепло и ясно. Ученый не случайно предпочел работать здесь, в оружейной, где не было окон. Тут его ничто не отвлекало… а мысли о Терезе он старательно задвигал в дальние уголки сознания.

Шамбор с любовью глянул на молекулярный компьютер, громоздившийся на длинном лабораторном столе. Конечно, он любил каждую мелочь в своем творении… но более всего восхищался скоростью его работы и вычислительной мощью. ДНК-компьютер проверял все возможные пути к решению задачи параллельно, а не последовательно, как делали это мощнейшие суперкомпьютеры. С точки зрения программиста, даже лучшие кремниевые микросхемы работали очень-очень медленно. Само собой, куда быстрее человеческого мозга. Но его молекулярная машина действовала настолько споро, что и представить трудно.

А сердцем ей служили гелевые капсулы, полные разработанных Шамбором особенных молекул ДНК. Спиральные цепочки нуклеиновых кислот, свернувшиеся клубочком в каждой живой клетке, – основа биохимии всего сущего, – стали для ученого тем, чем палитра – для художника. А в итоге его молекулярное чудо могло, не поперхнувшись, переваривать задачи, неразрешимые для любого суперкомпьютера, – программы искусственного интеллекта, прежде дававшие фатальные сбои, навигация в сплетении сложных компьютерных сетей, того, что принято называть «информационным шоссе», сложные игры, наподобие трехмерных шахмат. В конце концов, все они сводятся к выбору единственной верной тропы из колоссального числа вариантов.

А еще Шамбора завораживала способность его детища постоянно маскироваться, используя на это менее одной сотой своих вычислительных мощностей. ДНК-компьютер попросту поддерживал на входе файервол, менявший коды доступа быстрее, чем любой обычный компьютер мог их расколоть. По сути дела, молекулярная машина эволюционировала в процессе работы, и чем тяжелей была задача, тем скорей шла эта эволюция. Вздрогнув от холода, ученый улыбнулся – вспомнилось, какой образ ему пришел в голову первым, когда он впервые осознал подобную возможность. Его прототип походил на киборга из американского сериала «Стар Трек» – тот тоже мгновенно приспосабливался к любой форме атаки. Сейчас Шамбор использовал свою беспрестанно открывающую все новые грани машину, чтобы противостоять наиболее разрушительной и коварной из атак – наступлению на самый дух Франции.

Он глянул на висевшую над столом картину, заново черпая в ней вдохновение, и с новыми силами принялся за поиски Мартина Зеллербаха. Проникнув в мейнфрейм Марти, стоявший у него дома, в Вашингтоне, Шамбор без труда обошел уникальные защитные программы компьютерного гения… но, к сожалению француза, Марти не заходил в свой компьютер со дня взрыва в Пастеровском. Так что ничего нового о его местонахождении Шамбору узнать не удалось. Разочарованный, ученый оставил за собой «подарочек» хозяину и покинул систему.

Он знал, в каком банке Марти держит свои капиталы. Проверить счет было проще простого, но никаких подвижек не наблюдалось и там. Шамбор задумался на миг, потом вспомнил – кредитная карточка.

По мере того как на экран выползал список сделанных от имени Мартина Зеллербаха покупок, по суровому лицу Шамбора расползалась довольная улыбка. Глаза его блеснули. Oui! Вчера Марти купил в Париже портативный компьютер.

Шамбор потянулся к мобильнику.

Обычные туристы сплошь и рядом проезжали мимо крошечного княжества Лихтенштейн, зажатого между Швейцарией и Австрией. Зато иностранцы, стремившиеся переправить, отмыть или спрятать крупные суммы денег, очень ценили это небольшое государство. Лихтенштейн славился ошеломительными ландшафтами и абсолютной надежностью своих банков.

Солнце почти зашло, и аллея, шедшая по берегу Рейна на окраине столицы княжества, погрузилась в густую тень. Абу Ауду это вполне устраивало. Одетый в европейский костюм, негр-великан торопливо подошел, не оглядываясь, к дверям небольшого и ничем не примечательного домика, знакомого ему только по описаниям. Постучал – трижды, и после паузы – еще четыре раза.

Лязгнул засов, и дверь чуть приотворилась.

– Брит бате, – шепнул по-арабски Абу Ауда, склонившись к щели. – Мне нужна комната.

– Май-фа-хем-тикш, – ответил мужской голос. – Не понимаю.

Абу Ауда повторил пароль и добавил:

– Мавританию схватили.

Дверь распахнулась настежь. На пороге стоял невысокий смуглый человечек, встревоженно глядя на гостя.

– Да?

Отодвинув его, Абу Ауда зашел в дом. Это был один из главных европейских перевалочных пунктов хавалалы – подпольной арабской сети переправки, отмывания и вложения капиталов. Действовавшая в обстановке полной секретности, подчинявшаяся только своим законам, хавалала финансировала не только отдельных боевиков, но и целые движения. Только через европейский ее филиал за последний год прошел почти миллиард долларов.

– Откуда Мавритания брал деньги? – спросил Абу Ауда по-арабски. – Источник. Из чьего кошелька они шли?

– Ты знаешь, что я не могу сказать.

Фулани выхватил из кобуры под мышкой пистолет. Смуглый человечек отшатнулся.

– Те, кто платил, – объяснил Абу Ауда, – удерживают Мавританию. Они не из нашего Движения. Я знаю, что деньги шли через капитана Боннара или доктора Шамбора. Но я не верю, что они одни замешаны в это дело. Поэтому ты мне расскажешь. Расскажешь все.