– Да, – проскрежетал Хенце, мрачно глядя на своего собеседника. – А после Диего-Гарсия стало похоже, что террористы заполучили-таки результаты работ Шамбора, то есть натуральный, действующий молекулярный компьютер…

– Прототип, – поправил Джон.

– А какая разница?

– Вероятно, это устройство тяжелое и хрупкое. Стекло, капилляры, контакты. Не карманная модель будущего.

– Суть в другом. – Генерал раздраженно нахмурился. – Работать оно будет?

– При наличии опытного программиста? Похоже, оно уже работает.

– Тогда какая разница? Чертова штуковина у них, а нам остается бубкес. А теперь скажите мне, что мы не в заднице!

– Не могу, сэр. Я бы сказал, что мы в глубокой заднице.

Хенце очень серьезно кивнул:

– Тогда вытащите нас, подполковник.

– Сделаю все, что смогу, генерал.

– Извольте сделать больше. Я свяжу вас со своим натовским заместителем – это будет генерал Лапорт, он француз. Их военные, само собой, тоже напуганы, а поскольку это все же их страна – Белый дом требует поглаживать французов по головке, но сведениями делиться только в самом крайнем случае, поняли? Лапорт уже начал вынюхивать, кто вы такой и как связаны с Зеллербахом. Думаю, он подозревает, что его пытаются оставить за бортом, – хитрый французик. Я ему сказал, что вы друг доктора Зеллербаха, но, боюсь, он мне не поверил – до него уже дошли слухи о заварушке в госпитале Помпиду. Так что приготовьтесь к вопросам личного свойства. И постарайтесь не отвечать на них.

Генерал открыл перед вставшим с софы Джоном дверь.

– Держите с нами связь. Если что будет нужно – звоните. Сержант Маттиас вас проводит.

Джон пожал протянутую ему стальную ладонь.

Невысокий широкоплечий Маттиас явно был не рад необходимости покинуть уютный пост и даже открыл дверь, чтобы возразить, – настоящий старый сержант, – но, уловив настроение босса, явно передумал. Он молча провел агента на первый этаж, мимо консьержки, потягивавшей «Житан», – при этом Джон заметил выпирающую из-под юбки рукоять пистолета. Похоже было, что охрана генерала Карлоса Хенце шутить не любит.

Сержант подождал в дверях, покуда агент не пересек дворик и, пройдя воротной аркой, не ступил на тротуар. Джон остановился под деревом, по привычке оглядываясь… как вдруг сердце его ухнуло в пятки.

Стремительно обернувшись, он во второй раз мельком увидел лицо на заднем сиденье заезжающего во дворик такси. Агент заставил себя досчитать до пяти, прежде чем метнуться обратно, туда, где из-за кустов он мог наблюдать за дверями пансиона.

Даже густая тень от широких полей шляпы не помешала ему различить смуглое лицо, пышные усы. Теперь он признал и тощую сутулую фигуру. Это был лжесанитар, пытавшийся убить Марти в больнице, тот, что оглушил самого Джона. Убийца подошел к дверям пансиона – тем самым, откуда секунду назад вышел Смит. Сержант еще не успел отойти. Он вежливо отступил в сторону, пропуская убийцу, потом, как истый профессионал, выглянул на улицу – не следит ли кто? – и только тогда закрыл дверь.

Когда Джон Смит, расплатившись с шофером, вышел из такси, на предместье Сен-Дени, что на севере Парижа, за Окружным бульваром, тяжелым одеялом легли густые весенние сумерки. В жарком, пахнущем озоном воздухе висела грозящая дождем духота.

Сунув руки в карманы плаща, агент прошелся, приглядываясь, туда и обратно мимо узкого фасада бежево-кирпичного трехэтажного дома, где, по словам Майка Кирнса, жила Тереза Шамбор. Причудливо-живописное здание островерхой крышей и декоративной кладкой выделялось из ряда похожих домов, построенных, видимо, в конце пятидесятых или начале шестидесятых. Если судить по расположению окон, то в доме было всего три квартиры – по одной на этаж, – и на каждом этаже горел свет.

Отвернувшись, Джон бросил взгляд вдоль улицы, вдоль рядов машин, припаркованных, как принято в Париже, на тротуаре. Мимо промчался, сверкая фарами, спортивный «Форд». Квартал был короткий и хорошо освещенный. В другом его конце, у станции надземки, возвышалось ультрасовременное восьмиэтажное здание отеля, чьи бетонные стены были выкрашены в бежевый цвет, чтобы не выделяться из общего ряда жилых домов.

Развернувшись, агент решительно зашагал к отелю. Добрых полчаса он проторчал в вестибюле, делая вид, будто кого-то ждет, а на самом деле наблюдая сквозь высокие окна, не следит ли кто за ним. Но «хвоста» не было, и за это время никто не выходил из дома Терезы Шамбор и не входил в него.

Еще немного побродив по отелю, Джон обнаружил, что дверь черного хода выводит в переулок, и, выскользнув из здания, поспешил обратно к перекрестку. Он не заметил слежки ни в вестибюле, ни вообще в окрестностях гостиницы – шпиону негде было бы спрятаться здесь, разве что в выстроившихся по обе стороны улицы машинах, но все они были вроде бы пусты. Кивнув самому себе, Смит твердым шагом двинулся к дому мадемуазель Шамбор.

В подъезде был установлен домофон; карточка с именем Терезы Шамбор была вставлена в паз у звонка в третью квартиру. Джон позвонил, назвав свое имя и цель визита.

Когда двери лифта распахнулись, хозяйка уже стояла в дверях. На ней был белый вечерний костюм, белая же шелковая блуза с высоким воротником и туфельки цвета слоновой кости на высоком каблуке. Тереза Шамбор походила на одну из картин Энди Уорхола – белое на белом, и только кроваво-красные пятна притягивали и приковывали взгляд – помада на полных губах и коралловые цепочки-серьги, да еще кудри цвета воронова крыла, зловещей тучей окаймлявшие бледное лицо. Эффект получался совершенно театральный. «Действительно, – подумал Джон, – прирожденная актриса». Хотя с тем же успехом это мог быть и рефлекс, выработанный опытом.

Похоже было, что Тереза Шамбор собиралась уходить, – на плече ее висела черная, довольно тяжелая сумка.

– Не знаю, что нового я смогу вам рассказать об отце или о том несчастном в больнице, который, кажется, был с ним в лаборатории, когда… когда произошел взрыв, мистер… мистер Смит, да? – проговорила она, когда Джон шагнул к ней через порог. По-английски она говорила без малейшего акцента.

– Доктор Джон Смит, совершенно верно. Не уделите ли мне буквально десять минут? Мы с доктором Зеллербахом давние и близкие друзья, мы выросли вместе…

Тереза Шамбор глянула на часы, прикусив губу жемчужными зубками, будто подсчитывала что-то в уме.

– Хорошо, – кивнула она. – Десять минут. Заходите. Сегодня у меня спектакль, но разминку можно немного урезать.

Квартира выглядела совершенно иначе, чем ожидал агент, судя по вычурному фасаду здания. Две стены были на современный манер целиком стеклянными. Высокие, тоже стеклянные двери вели на балкон-галерею, огражденную чугунной решеткой.

С другой стороны, комнаты были просторными, но не громадными, обставленными изящной антикварной мебелью разных эпох – от Людовика Четырнадцатого до Второй империи, вперемешку. Только присущий парижанам вкус хозяйки позволял гостиной не выглядеть загроможденной и нелепой; скорее в этой анахронистичной обстановке проглядывала некая невозможная гармония. Сквозь полуоткрытые двери Джон мог заглянуть в остальные помещения – две спальни и маленькая, но разумно обставленная кухня. Все очень величественно, современно и одновременно уютно.

– Прошу, – окинув агента коротким взглядом, хозяйка указала на массивную софу эпохи Второй империи.

Джон улыбнулся про себя – похоже, Тереза Шамбор сумела с первого взгляда определить вес гостя, потому что сама она опустилась в гораздо более изящное кресло эпохи Людовика Пятнадцатого. В дверях она показалась ему рослой и крупной, но вблизи агент осознал, что в хозяйке дома не больше пяти футов шести дюймов. И все же она могла заполнить собой не только дверной проем, но и всю гостиную. Джон понял, что на сцене мадемуазель Шамбор могла казаться рослой или невысокой, нежной или грубой, юной или старой. Создаваемый ею образ скрывал истинный ее облик, подчиняя гостиную с тем же успехом, что и зрительный зал.