– Мавритания, – промолвил Джон, – мы оба знаем, что ни религия, ни культура здесь ни при чем. Ты всего лишь очередной самозваный тиран. Посмотри на себя! Это твоя личная затея – вполне, должен заметить, омерзительная!

Бледные глазки Мавритании полыхали огнем, пухлое тельце через край полнилось энергией. Террориста окружала аура почти божественной мощи, словно он, единственный, только что удостоился лицезреть Небеса и был отправлен на грешную землю не просто нести слово божье, но насаждать его.

– И это мне говорит язычник, – передразнил агента Мавритания. – Ваш жадный народец превратил древний Восток в кучку марионеточных держав. Вы обжираетесь за наш счет, в то время как весь мир перебивается от трапезы к трапезе! Таков вечный ваш путь. Вы – богатейшая страна, какую видывала планета, и все же вы обманом и коварством приумножаете свои капиталы, а потом еще удивляетесь, что не видите в ответ не то что сочувствия – благодарности! Из-за вас каждый третий человек на Земле живет впроголодь, миллиард – голодает! И за это мы должны благодарить вас?!

– Ты лучше вспомни, сколько невинных душ готов загубить бомбежкой Израиля! – огрызнулся Джон. – В Коране же сказано: «Не убивай того, кого Господь заповедовал не убивать, иначе как ради справедливого дела». Это твое, между прочим, священное писание, Мавритания! А в твоем деле справедливости нет. Один только честолюбивый расчет. Ты никого не обманешь, кроме тех несчастных, которых обманом заманил в свои пособники.

– Ты прячешься за спиной придуманного тобой бога! – обвиняюще воскликнула Тереза.

– У нас, – отозвался Мавритания, демонстративно отвернувшись от актрисы, – мужчина защищает женщин. И не выставляет их напоказ, чтобы всякий мог ощупать их глазами!

Но Джон пропустил его слова мимо ушей. Он глядел не на террориста и не на Терезу Шамбор, а на ее отца. Эмиль Шамбор не проговорил ни слова с той секунды, как в комнату ворвались Абу Ауда и его громилы, даже не сдвинулся с того места, где стоял, пытаясь грудью закрыть дочь. Ученый молчал; глаза его блуждали, не задерживаясь даже на фигуре дочери, лицо оставалось почти беззаботным. Возможно, он оцепенел от ужаса. А может быть, мысли его унеслись куда-то далеко-далеко из этой комнаты, в спокойное, тихое, светлое будущее. Так или иначе, а смотреть на него было страшновато.

– Мы слишком много болтаем! – рявкнул Абу Ауда, жестом подзывая своих людей. – Вывести и запереть в карцере! Если хоть один сбежит, – предупредил он громил, – каждому глаза вырву!

– Шамбора оставить, – остановил его Мавритания. – У нас еще много работы, не так ли, доктор? Завтрашний день увидит новое лицо мира, новое начало для всего человечества!

И невысокий террорист расхохотался в искреннем восторге.

Рэнди внимательно наблюдала, как двое вооруженных часовых проходят мимо фасада виллы. Третий вышел из парадного. Охраники брели небрежно и вяло перешучивались. Их товарищ постоял немного на крыльце, под портиком, тоскливо глядя в лунную ночь и явно наслаждаясь ветерком, несущим ночную прохладу, запах лимонов и медленно ползущие по звездному небу облачка.

Все трое вели себя расхлябанно, словно занимались своим делом слишком долго и безрезультатно. Они не ожидали ничего дурного. А значит, «Щит полумесяца» еще не знает ни о ее высадке, ни о том, что она одолела стену. Как Рэнди и надеялась, периметр не был оборудован ни датчиками движения, ни следящими камерами, ни оптическими сканерами. Чем ее встретит сама вилла – вопрос другой.

Она уже успела разведать большую часть территории; обнаружила казармы, тренировочный лагерь, ведущую к шоссе подъездную дорогу и посадочную площадку для вертолетов, где сейчас стояли выкрашенные в черный цвет старенький армейский транспортник «Хьюи» и не менее дряхлый вертолет-разведчик «Хьюз ОН-6» «Голец» под охраной единственного заспанного террориста в белом тюрбане. Сейчас она обходила виллу кругом, скрываясь в зарослях кустарника, где ее не могли заметить ни из оливковой рощи, ни с моря. Остановившись, Рэнди снова окинула взглядом дом, раскинувшийся в саду, подобно усталому бледному привидению. Окна почти все были темны, только мозаичный купол, подсвеченный прожекторами, походил на корабль залетных инопланетян. Рэнди искала слабое место, но увидела только четвертого охранника у задних дверей – столь же невнимательного, что и остальные.

До того момента, когда из дверей выскочил невысокий мужчина в синих джинсах – судя по покрою, «Levi's», машинально определила Рэнди, – и пестрой клетчатой рубахе. Мужчина – Рэнди решила, что он родом откуда-то из Индокитая, возможно, малайзиец, – резко и повелительно бросил что-то часовому. Тот сразу же нервно заозирался. Человек в джинсах тут же кинулся обратно в дом, а часовой остался, поводя дулом автомата и выглядывая что-то в ночи.

Что-то случилось. Или они ищут Джона? Или нашли?

Рэнди торопливо поползла через кусты на западную сторону, где, как выяснила агент, симметрию плана виллы нарушало единственное крыло. С восточной стороны его закрывала сама вилла. Дверей в этом крыле не было, а окна были забраны снаружи причудливыми коваными решетками, должно быть, очень старыми. Очевидно, попасть в это крыло можно было только изнутри дома, и Рэнди вдруг кольнуло некое предчувствие, сочетавшее в себе ожидание и омерзение. Ее передернуло: она поняла, чем раньше служило это крыло – гаремом, женской половиной дома. Решетки предназначались не только для того, чтобы удерживать незваных гостей, но скорей для того, чтобы не выпускать заточенных в гареме женщин.

Прокравшись поближе, она уловила доносящиеся изнутри голоса, но, только завернув за угол, увидела, что в трех окнах горит свет. Шум доносился оттуда; кто-то гневно спорил, то по-арабски, то по-французски. Слов было не разобрать, но один из голосов показался Рэнди женским. Тереза Шамбор? Цэрэушница смогла бы узнать ее по фотографии из досье. Она доползла до ближайшего окна и, нетерпеливо приподнявшись, заглянула через решетку.

Первыми она заметила Мавританию, Абу Ауду и двоих террористов с автоматами, державших кого-то на мушке. Повисшее в комнате напряжение ощущалось даже снаружи. Мавритания разговаривал с кем-то, но поначалу Рэнди не видела – с кем. Ей пришлось, согнувшись, пробраться к следующему окну, чтобы вновь заглянуть в комнату. К восторгу цэрэушницы, то были Эмиль Шамбор и его дочь, а повернувшись немного, она смогла с облегчением увидеть и Джона. Но радость тут же схлынула, уступив место страху. Все трое находились в страшной опасности, в руках Мавритании и его пособников.

На глазах Рэнди Абу Ауда резко махнул рукой.

– Мы слишком много болтаем! – гаркнул он по-французски. – Вывести и запереть в карцере! Если хоть один сбежит, каждому глаза вырву.

Его помощники повели троих «неверных» в коридор.

– Шамбора оставить, – поправил великана Мавритания. – У нас еще много работы, не так ли, доктор? Завтрашний день увидит новое лицо мира, новое начало для всего человечества!

От смеха террориста у Рэнди побежали по спине мурашки. Но куда больший ужас вселял вставший перед нею неотвратимый выбор. Сейчас, когда Джона и Терезу увели, в комнате рядом с аппаратом, который мог оказаться – а мог и не оказаться – молекулярным компьютером, оставались только Эмиль Шамбор и Мавритания. Рэнди украдкой подергала прутья решетки, но те не зря казались несгибаемыми.

Она была опытным агентом. Но выбирать следовало быстро. Легче застрелить любого из стоящих в комнате, чем попасть в аппарат за их спинами. Но стоит одному человеку упасть, как второй сам бросится на пол, – на это даже у Шамбора хватит соображения. Очередь из автомата может повредить установку… но Рэнди не была уверена, что перед ней сам прототип, а собственных знаний, чтобы определить это, ей не хватало.

Если компьютер настоящий, то Шамбор, возможно, сумеет его починить. Тогда логичнее застрелить ученого. С другой стороны, Мавритания мог переманить на свою сторону кого-нибудь, достаточного образованного, чтобы запустить ДНК-компьютер, даже если построить его человек не сумеет. В таком случае надо или прикончить Мавританию, или расстрелять аппарат.