Рената молча подобрала раскромсанный полиэтилен и определила его в мусоросборник.

Вскоре в лаборатории появился Нечаев. Судя по всему, он шёл с чем-то важным, но, завидев Трипольского в лабораторном халате, подавился смехом:

– Ну точно – Фарадей!

Не удержалась и Рената. Трипольский сделал вид, что его целиком поглотила регулировка выключенного рентгеновского микроскопа. Он осматривал громоздкую установку со всех сторон, будто видел впервые. Но его выдавали красные уши.

– Пора, Ренат, – слегка виновато сказал Роман.

Рената отложила намеченные дела и пошла за ним. Что ж поделать, знала же, на что шла. Понимала, что, возможно, придётся нелегко. Но вот чтоб так, первая экспедиция в качестве психосервера, и сразу всё в одиночку...

Полтора года назад Рената вернулась с обледенелой Хиц-3. Ей вспомнилась планета вечных вьюг потому, что там она первый и единственный раз присутствовала во время выхода в эфир.

Колония на Хиц-3 насчитывала девятнадцать человек. Что можно было изучать на планете, сплошь укутанной снегом, лично для неё так и осталось за гранью понимания. Радио тогда оказалось беспомощно. Попытки выйти на связь с колонистами повторяли несколько дней, но без толку. Стало ясно, что без психосерверов не обойтись. И Жанна с Айгюль сработали на отлично.

Никто достоверно не мог ответить на вопрос: что такое Ординатор? Даже психосерверы. Хотя казалось бы – уж кто больше их может знать о нём! Но в тайну природы Ординатора не посвящались даже старшие чины соответствующего факультета НИМИ. Во всяком случае, они своих учениц в том клятвенно заверяли.

Зато основные принципы его деятельности были простыми. Психосерверы являлись, по сути, аналогами вышек сотовой связи в былом, утонувшем в крови и огне, мире. Но с небольшой поправкой. На одну носительницу Ординатора должно приходиться не более тридцати-пятидесяти человек, притом вполне конкретных, «настроенных» именно на неё. Во время войны эта особенность вылилась в то, что женщина в прицеле снайперской винтовки со временем перестала вызывать у солдат Альянса чувство отвращения к самим себе.

Ординатор не был единым. Хранимые им данные у одного психосервера были одними, а у другого – другими. И для обмена информацией психосерверам нужно было «нащупывать» друг друга на расстоянии. Это невозможно, если психосервер, например, находилась без сознания. Тогда замкнутые на ней люди не могли посылать друг другу импульсы, а также теряли доступ к части информации. Хоть «успокоительная» функция Ординатора и оставалась.

Утраченные контакты с колониями восстанавливались по такому же принципу. При должном усердии обнаружить ещё одну ячейку Ординатора можно было практически на любом удалении, были случаи, когда один психосервер находил другого за десять тысяч километров. Но это, правда, касалось исключительно обнаружения. Для обмена данными, как и диалога, требовались значительно меньшие дистанции.

Возле окольцованного двойным контуром протонного генератора туда-сюда ходил Буров. Ему требовалось каких-то три шага, чтобы оказаться в противоположном конце отсека, и он напомнил Ренате дошкольного тренера по футболу в миниатюрных воротах.

– Рано, – гигант даже не удосужился повернуться к ним.

Роман и Рената, как те самые дошкольники, толкаясь плечами и пятясь, вывалились обратно в коридор. Переборка закрылась перед самым носом и они рассмеялись в голос.

– Мы с Олей списывались в Циолковском, – хитро сощурилась Рената. - Корстнев не всё может проконтролировать.

– Да? Какую тайну она поведала тебе на этот раз?

– Что вы решили пожениться.

– Решили? Так сказала? – наигранно выпучил глаза Роман. – Поговорили, вроде бы, раз. Ну, пять. Квартиру сняли. Тёщеньке с тестюшкой намёк некоторый сделали. Но чтоб решить…

– Не кривляйся, Ром.

– Есть не кривляться!

Роман то и дело поглядывал на вентиль-затвор внешнего шлюза в конце коридора.

И мучительно старался не думать об Ольге. В какой-то момент это сделалось настоящей пыткой. Всё остроумие и самоирония куда-то улетучивались, он оставался наедине с непреодолимой одеревенелостью. Роман вдруг понял, что перестать думать о ней тоже самое, что – надо же какая пошлость! – перестать дышать.

Именно поэтому он и паясничал. Рената, хоть и не сразу, поняла это и плавно свернула с больной темы. Она и сама нередко гнала от себя нехорошие подозрения. Очень нехорошие.

– Где командир? – бас из генераторной, казалось, заполнил коридор даже раньше, чем переборка успела открыться даже наполовину.

– Идёт, – откликнулся Саныч, приближаясь быстрым шагом. – Давайте начинать. Чем скорее – тем лучше.

В генераторной было жарко, и войдя, Рената тут же зашлась сухим кашлем. Буров глянул на неё, как на вскрикнувшую от «неожиданности» барышню, чей солнечный зонтик, стоило ей подняться на нос корабля, унесло гуляющим в открытом море ветром.

– Ты как? – склонился над ней Роман.

– Всё нормально. Что-то просто… сухо как-то в горле.

Пол и стены в генераторной гудели. Казалось, вибрировал даже колючий воздух. И в таких условиях предстояло выходить в радиоэфир. Более идиотского размещения радиоаппаратуры на челноке вряд ли удалось бы выдумать. Лично для Ренаты, спорных моментов в Уставе о космоходстве было не так уж много. Но вот этот - точно.

Буров сел за пульт и проверил переменный поисковый сигнал, который «шарил» по планете с момента их пробуждения.

Рената осмотрелась. Она не имела технического образования, и не очень-то интересовалась квантовой механикой, как и физикой в целом. Но даже ей, доктору, хирургу, был очевиден факт сумасшедшего скачка в техническом прогрессе.

Стартом величайшей в истории человечества череды эврик можно смело считать открытие гравитационных волн в две тысячи пятнадцатом году. Само открытие это, правда, больше походило на то, как мальчишки на берегу озера вдруг обнаружили существование в нём огромной, поросшей мхом щуки – не попадись та совершенно случайно в расставленную сеть, восторгов и криков на берегу не слышалось бы.

Радио зашипело. Громко, бойко, будто заявляя сходу: никакой я вам не анахронизм, я ещё ого-го! Истукан принялся прослушивать эфир, надев наушники. Внешние динамики при этом тоже работали.

Шипение и щелчки, вибрация и гул, сухость во рту – Рената вдруг почувствовала себя нехорошо и опёрлась на плечо Романа. Тот передал обмякшую женщину командиру, а сам спешно принёс стакан воды и ещё один раскладной табурет.

Спустя пару минут за Нечаевым пришёл Иван. Он выглядел обеспокоенным: взгляд не находил себе места, движения коротки, неуклюжи. Пара слов, и Роман без объяснений, покинул генераторную.

Буров поднял руку внезапно. Шипение внешних динамиков, так называемый белый шум, никак не изменилось, в то время как у себя в наушниках инженер что-то расслышал. Рената застыла бледным изваянием, как никогда надеясь на удачу. Иллюзий уже не осталось: прощупать планету должным образом ей не удасться.

А ещё она знала, что никому не скажет об этом. Молча приступит к поиску других психосерверов. Чем бы ей это ни грозило.

– Вы готовы, если что? – наклонился Саныч. Надо же было ему спросить именно это…

– Да, – без зазрения совести соврала Рената.

Буров что-то без устали подкручивал на панели радиопередатчика, морща высокий лоб. Пальцы, прижимавшие наушник, белели. И вдруг он замер, повернулся к остальным:

– Есть.

Рената выдохнула и чуть не упала с табурета, едва ухватившись за Александра Александровича.

– Выведи на общий канал.

Буров пошаманил с тумблерами, и шипение разбавило что-то ещё. Что-то похожее на… песню?

– Вот ведь… Вы это слышите? – Саныч обратился к Ренате скорее так, машинально. Она покивала, стараясь глядеть строго в одну точку. Но тоже – машинально.

Буров всё ещё химичил. Как с настройками стоявшего небольшим отдельным блоком эквалайзера, так и с непокорным частотным бегунком, бросаясь рукой то в один конец панели, то в другой. Из динамиков, сквозь стену белого шума и гул, прорывалась еле различимая музыка: рваный гитарный бой. И спустя пару секунд она была уже вполне узнаваемой. Даже очень.