– Слышал что-то, – отмахнулся Буров, чем ещё больше взвинтил Фарадея.
– Как можно просто «слышать» об этом?! – чуть ли не в отвращении скривился он. – Ведь даже флора на Хиц-2 является хищной – виды растений пребывают в постоянном поглощении друг друга! А что вся – абсолютна вся! – фауна является по сути одним видом, вы знали?! Знали, что известный на Земле из-за схожести с кошкой нагрид суть то же, что и пожирающий его в основном кебра?! Что они все, что вся жизнь Хиц-2 – метаморфы?!
Истукан покивал, как бы соглашаясь. То ли с доводами Трипольского, то ли с собственными мыслями. Выглядел он так, словно только что в чём-то убедился.
Рената слушала вполуха. Перед ней лежал распластанный чужой, разумный… так и просилось определение «человек». Так что кто бы там ни обитал, на хищной тропической Хиц-2, ей он интересен станет разве что после хорошего сна, что ждёт её за переборкой лаборатории.
Чувство дежа вю усиливалось. Странно, но оно было как бы фрагментированным. То есть, не всё в лаборатории казалось уже виденным. Буров и Трипольский были лишними, определённо. Да и сама лаборатория, как ни странно, тоже. Оставался только чужой.
Рената отделила хилые почки, пропитала с десяток тампонов. После вскрыла диафрагму и поразилась. Она словно смотрела на агитационные плакаты начала века, направленные на борьбу с курением химико-табачных смесей. Изъеденные чёрными «пауками» глубоких каверн, лёгкие жались к задней стенке грудной полости будто недосушенные, подгнившие, сморщенные черносливы.
«Да откуда же они?!» – мысленно воскликнула Рената. – «Что за условия на их планете?!»
«Спектральный анализ атмосферы Геи-А показывает наличие массовых облачных скоплений белого фосфора и окиси углерода неизвестного происхождения и необъяснимой структурного, а также геолокационного постоянства».
Рената замерла над недораскрытой грудной клеткой. Разве она делала запрос Ординатору? Мельком глянула на остальных - ничего. Она одна восприняла самовольную справку.
Грудная клетка имела податливые соединительные хрящи, и чтобы развести в стороны рёбра, не пришлось прилагать особых усилий. Лабораторию наполнил хруст.
Она определённо видела их вот такими. Выпотрошенными. Неясно где. Непонятно когда и как. Но видела. Точно.
– Ну и сердце же у них!.. – воскликнул Трипольский.
Биологический «мотор» выглядел не под стать поджарому, длинному телу. Так, если бы грациозному оленю пересадили сердце буйвола.
Повинуясь неясному предчувствию, Рената склонилась над сизо-малиновой мышцей, некогда обеспечивавшей кровоток. И вдруг поймала себя на мысли, что точно знает, что ищет.
Шрам. Небольшой рубец рядом с правым предсердием. Напоминание о перенесённом инфаркте, длиною не больше ногтя. О чём он мог сказать Ренате? Откуда она вообще знала, что найдёт его там?..
Ответов не последовало. Будто на этот раз Ординатор не услышал её мыслей. Или предпочёл смолчать.
Предпочёл…
Рената отлично помнила вкус разочарования, когда природу надличностного квазиразума грубо втиснули в аморфное: «феномен, совокупность нескольких факторов эволюции, предсказанная безымянным гением». Некто засекреченный, мол, сумел предугадать путь развития генома человека, той его части, что отвечала за нервную систему в целом и мозг в частности. Ни имени взглянувшего в будущее, ни даже принципа, на котором строилось действие Ординатора, на афиши не вешали. Да что там, даже психосерверы довольствовались построением версий кто или что есть бестелесный.
Своё предположение имелось и у Ренаты.
Сведущие люди наверняка бы разгромили его в пыль, но разве что по причине неумения женщины грамотно апеллировать фактами. Ей было легче и привычней чувствовать, нежели сопоставлять и анализировать. Да и жизненный опыт, плоский и тягучий быт, давно научил: не всегда бур ума приводит к истине.
Рената не верила в две вещи. По её глубокому убеждению людей не могли не обнаружить за столько времени прямохождения представители инопланетной цивилизации. Научные прорывы случались и раньше – вспышки людских гениев озаряли серую перспективу человечества, но чаще лишь чтобы быть изнасилованными милитаризмом, оказаться использованными кем-то в качестве винтиков глобального цивилизационного механизма.
Отсюда проистекало «во-вторых». Рената не верила в человеческую природу Ординатора, интуитивно сомневалась, что его развитие «предугадал» какой-то неизвестный учёный. Уж слишком мощный выходил рывок. Даже если не брать во внимание разоблачённого Алана Макленнора со своим «человеком». Практическое применение теории квантовой спутанности, создание рукотворных чёрных дыр и повсеместное распространение надличностного регулятора порождали определённые сомнения.
– Как сказал бы Макленнор, эти ребята что-то недоговаривают! – хихикнул Трипольский с блеском в глазах. «Искромётная» шутка утопла в гуле работающей аппаратуры.
Рука со скальпелем сама тянулась к безволосой голове трупа. Рената вынула изо рта ранорасширитель и, нанеся пунктир по окружности, ловко надрезала и отделила кожу черепа неширокой полосой – в аккурат под ход фрезы.
– Не эту, – посоветовал Буров, когда она выбирала подходящую насадку. – Вон ту, восьмую. Да.
– Я готов поспорить, что и мозг их тоже с патологиями! – убеждённо заявил Фарадей.
Ренате ни к чему было спорить. Странная уверенность, что так и окажется, укоренилась давно. Словно всё привлекшее внимание ранее – недоразвитые почки, гипертрофированная поджелудочная, «бычье» сердце со шрамом от перенесённого инфаркта – было подготовкой к главному.
Шум миниатюрной фрезы разбавил громкий шорох крошимой в пыль кости. Спецкостюм оберегал космопроходцев, но Рената знала наверняка: лабораторию наполнил сладковатый запах. Она помнила его. Женщину затошнило.
Спустя несколько минут машинка выключилась. Получившаяся костная «чашка» отошла легко, являя содержимое черепной коробки.
– Я же говорил!
Поделённый на привычные полушария, мозг имел несколько червоточин в различных местах, как «свежих», так и уже заросших соединительной тканью. Асимметрия бросалась в глаза – лобная доля заметно уменьшалась, и притом неравномерно.
Рената подготовила специальный сосуд, заполненный гелевым формалином. На отделение мозга ушло не более пяти минут.
– Надеюсь, что не зря мы тут потрошим его, – как бы в никуда высказался Буров.
– Надеюсь… – кивнула Рената и перешла ко второму белотелому. Следовало вынуть органы как можно скорей. Трупы на Ясной не разлагались, но то ведь были люди. Неизвестно, как поведут себя ткани чужих.
Со вторым пришельцем дело пошло значительно быстрей. Внешний осмотр показал наличие точно таких же отметин вдоль спины, что и у первого объекта. Казалось даже, что расположение их было полной копией. Рената рассекла брюшную полость, развела утяжелёнными зажимами кожу и принялась вынимать содержимое.
Отличий Рената не видела. Более того, складывалось впечатление, что изнутри пришельцы похожи чуть ли не так же, как и снаружи. Та же поджелудочная – гигантская бабочка. Исходя из аналогичности, она заключила, что Трипольский может быть прав на её счёт: роль железы, видимо, велика в жизнедеятельности организма. Атрофия почек почти достигла крайности. Как и у предыдущего объекта.
Хруст разгибаемых рёбер подействовал как кодовое слово на загипнотизированного. Что-то вдруг изменилось, мир приобрёл незримую грань, ранее неощущаемую из-за ущербности человеческих чувств. Оттенки углубились, мысли выстроились удивительно правильными порядками, а усталость сгинула, оставив за собою насиженное, медленно стынущее место.
Рената чётко осознала: её направляют. То самое чувство дежа вю было лишь предпосылкой, первыми попытками указать на что-то. Сделалось жутко, комок в горле отказывался проваливаться, болезненно расперев верх гортани. Сердце заколотилось, зашумело эхом в ушах. По взмокшей спине пробежали мурашки…
И отчего-то запаздывал спасительный ток. Ординатор безмолвствовал. Даже не пытался вмешаться и выровнять скачущие эмоции психосервера. Рената настолько отвыкла от этого, что растерялась не на шутку.
