– Кто тебя спросил, протестует он! – рявкнул сам того не ожидая командир. – Хорошо протестуется изнутри боевого экзотела, а, Майкл?

– Нет вообще никаких гарантий, что оно не причинит вам большего вреда…

– Чем Карина?! Серьёзно?!

Возможно, Бёрд нашёл бы контраргументы. Настоял, дожал бы. Но не успел: над кронами разнёсся далёкий обезьяний смех. Космопроходцы услышали его даже тут, возле чёрно-жёлтых «трупов». После этого всякий довод американца весил не тяжелее пушинки.

– Ты проверить его можешь? – ища компромисс, спросил Роман.

– Могу. Но не стану. Я видел, как эти… вихри втекли в «Осы»! Это какая-то энергетическая, мать её, жизнь! Кто знает, может и моё экзотело… заразится!.. Подумайте – лишимся единственного исправного экзотела! Нет, я не подключусь к нему.

– И что, даже проголосовать не предложишь? – ухмыльнулся Роман.

Его трясло. Тихо. Невидно. Ярость шипела где-то внутри старой голодной змеёй – притаившаяся, холодная, ядовитая. До неё даже Ординатору было не дотянуться – так хорошо она хоронилась под глыбой напускного спокойствия. Роман горел желанием быстрей вернуться в модули. Но осознавал, что она, ярость, деструктивна, и едва ли потакая ей, можно на раз решить сложившуюся ситуацию. Но уж очень сладок был её яд.

Наплевать на всё. Выяснить что за чёртово Слово. Вернуться и…

Что? Что, майор? Ты вернёшься в пустую квартиру, где отвечать тебе станет эхо. И то, лишь когда завоешь достаточно громко.

Может, тогда и не возвращаться вовсе?..

Роман посмотрел на экзотело. Вспомнив свечение в виде человеческого лица, перекошенного болью, засомневался. Но ненадолго.

Какая-то лихорадка охватила его. Сродни боевой дрожи, под которую он обычно пел – всего один поступок, громкая мысль даже, может перевесить или одну чашу, или другую. Ты или презреешь текущий миг, или растворишься в нём без остатка, дрожа побитой псиной. Тонкая грань, по которой стоило бы пройти просто прямо.

– Подумай, Роман Викторович!..

К чертям всё!.. Будь что будет!..

Он сдёрнул респиратор, лёг на секционную подложку экзотела, и нейрофиксаторы обхватили голову. Расслабился, как мог, помня функционал «Осы». Ей нельзя выдавать крошево из зародышей мыслей и душевной боли.

Ничего не случилось. Всё заработало штатно: забрало схлопнулось, панель перед лицом засветилась. Светофильтры мгновенно подстроились под сгущающиеся сумерки планеты – плавно набирал силу режим ночного зрения.

Командир не спеша поднялся, поработал руками, присел, повернул торс – всё в норме. Шкалы проверки состояния одна за одной убеждали его, что все системы работают. Удивительно, но даже плечевой сервопривод, который он немного повредил при падении, функционировал как новый. И кислород больше не травил наружу - система сублимации работала в обычном режиме.

Роман обернулся и увидел Бёрда с Иваном стоящими рядом, но расстоянии от него. Бёрд держал винтовку как бы опущенной, но не совсем. Скорее она смотрела ему, Роману, под ноги.

– Выдыхайте, – он настроил трансляцию звука на эфир и внешние динамики одновременно. – Бёрд, дай мне винтовку.

Но американец не пошевелился.

– Товарищ майор, вы дышали без респиратора, – твёрдо заявил Иванов. – Как ваш зам, заявляю – оружие останется у полковника Бёрда.

С этим Роман поспорить не мог, как бы ни хотелось. Сам поступил бы так же.

– Двинули, – вместо ответа скомандовал он и первым зашагал обратно по горной тропе.

Роман старательно питал искусственную пустоту в душе. Пытался изо всех сил не думать об Ольге.

Ясная оказалась таинственней всего, что видели люди. Планета-загадка каким-то непостижимым образом возрождала аборигена. Это ведь был не мимик, точно! Тот, когда менял облик, делал это быстро и просто – трансформировался, как огромный кусок пластилина. Абориген же будто вылез из него. Заполнил собой его тело, как сосуд. Через боль.

Как при рождении...

Теперь, наверное, стоило извиниться перед Санычем. И расспросить. Что там за вериго, откуда она. Он пытался сказать, но Роман не слушал. Дурак. Возможно, это как-то поможет…

Роман зло выдохнул, игнорируя предупредительный ток. Не думать о ней то же самое, что не дышать!..

– Ты прав, командир, – тон Бёрда был слегка виноватым. Самую малость.

– Удиви.

Они уже миновали «телячий язык» и почти спустились к лесу. Сине-зелёный монолит темнел вместе с засыпающим горизонтом, небо плавно насыщалось изумрудным, и проступали первые звёзды. Вглядевшись, Роман различил среди них пару летящих параллельно ярких точек – «Герольдов». Усмехнулся.

– Ты прав: нам следует действовать вместе.

– Продолжай.

Внезапно Иван оступился и покатился вниз. Вперёд него полетели камни, сам он ловко извернулся и уцепился за выступ, а камнепад устремился дальше, нарастая, сминая вечернюю тишь оглушительным грохотом.

Парень поднялся, махнул рукой – жив, мол. И первым делом ощупал цел ли респиратор. Роман усмехнулся. Теперь его немного забавляло опасение Ивана. Ну, надышишься триполием, и чего?..

– Первый сигнал мы получили в пятьдесят шестом, два с половиной года назад, – судя по звуку, Майкл то и дело цыкал, пропуская воздух меж зубов – верный признак, что человек вынужден говорить о том, о чём не особо-то хочет. – Тогда управление развернуло целый проект. Да оно и понятно…

– Управление?!. А как же пакт «Доброй воли»?

Роман издевался. Согласно пакту, заключённому между Союзом и Альянсом в Багдаде по окончании войны, всякого рода разведподразделения государственного уровня упразднялись. Формальность чистейшей воды, глупость даже, если вдуматься. Но после ужасов бойни с миллионными жертвами делегаты готовы были прописать в пакт что угодно, хоть чёрта с рогами, лишь бы на миллиметр, но отодвинуть мир от выжженной радиоактивной черты.

– И, кстати, – опомнился Роман, – почему это «первый» сигнал? У вас их что, было много?

Ответь он сразу, это был бы не Бёрд. Командир с улыбкой выдержал тягучую паузу.

– Я говорю не о сигналах с челноков «Кондора».

– Чего? «Кондора»? Вы дали название угнанному грузовику? И, погоди-ка, что значит «не с челноков».

– Если послушаешь, я даже договорить успею, Роман Викторович!

Они почти уже спустились на уровень крон – метров тридцать, тридцать пять от поверхности Ясной. Сумерки уплотнялись – Иван, шедший до этого чуть впереди, замедлил шаг и вклинился меж двух «Ос». На плечах экзотел вскоре вспыхнули мощные осветители. Температура плавно опускалась.

– Мы давно работали над Ординатором, – начал Бёрд. – Думаю, не удивлю, рассказав об этом: во время войны с вашей стороны были и пленные, и перебежчики. Женщины, я имею в виду. Психосерверы. С ними мы и сотрудничали, но уже после Багдада. Изучали работу их мозга, принципы размещения Ординатора.

– Преуспели?

– Не совсем, – равнодушно ответил Бёрд. – Зато получили сигналы. В опытах участвовали люди с болезнью Альцгеймера, и…

– Какое отношение они имеют к Ординатору и психосерверам?

– Косвенное, больше не скажу. Так вот, часть подопытных начала принимать сигналы. Сначала это были… описания. Многое списали на бред от препаратов и трепанации, на последствия от вживления чипов. Но. Нам помогла Людмила Джейсон.

– Перебежчица? Надеюсь, фамилия ей не тёрла ухо.

– Пленная. Реабилитирована в сорок девятом, вышла замуж, получила гражданство, родила двух детей, защитила кандидатскую, в прошлом году умерла от Q-рака в тихом местечке на юге штата Мэн. Людмила была на Церере-3 до войны. И навела нас на мысль, что многое из «бреда» подопечных – своеобразное, но достоверное описание космической техники Союза. Да, мы видели эту технику сами, – предупредил очередной вопрос-издёвку Майкл, – но все же допускают ошибки, верно? Тогда нам важнее было быстро навести с Ясной собственные мосты, а не развинчивать скрупулёзно «Герольд». Отчёт ведь по ней оказался весьма… Сам же знаешь, что конкретно было в отчёте по Ясной. А, Роман Викторович?