Что же касается Тринна... у нее появилась идея.

— Хорошо, — произнесла Кестрел. — Как зовут твоего друга? Я расскажу то, что знаю, во имя защиты, которую ты обеспечивал мне после Первозимнего восстания. Валорианка помнит о своих долгах.

Арин будто окаменел.

— Я не осознавал, что совершаю что-то, требующее отплаты. То, что я делал, я делал ради тебя.

— Именно. Спрашивай. Я отвечу на твои вопросы. Мы наконец рассчитаемся.

— Рассчитаемся? Если ты настаиваешь на том, чтобы смотреть на это с такой точки зрения, то мы с тобой никогда не рассчитаемся со своими долгами друг перед другом.

— Тебе нужна информация или нет?

— То, что мне нужно, так это... — Он что-то пробормотал. Затем его голос окреп и стал ясным: — Моего друга зовут Тринн. Он убирает во дворце. В основном моет полы.

Арин описал мужчину.

Кестрел притворилась, будто думает.

— Нет. К сожалению, я не помню, чтобы видела кого-то, похожего на него.

— Может, если ты подумаешь подольше...

— Сомневаюсь. Во дворце сотни слуг и рабов. Я ведь не могу знать их всех.

— Значит, тебе нечего мне предложить.

— Когда у меня для тебя вообще что-то было?

Арин тихо ответил:

— Когда-то ты дала мне очень много.

— Что ж, — сказала Кестрел, — как бы мне ни был приятен наш разговор, я бы все же хотела вернуться на бал.

Она шагнула к занавесям.

Его движение было неуловимо. Он преградил Кестрел дорогу, схватившись руками за балюстраду с обеих сторон от нее. Он не прикасался к девушке, но сейчас находился достаточно близко, чтобы она могла рассмотреть темные очертания его губ и яростный блеск в глазах.

— Это не все, зачем я пришел, — сказал он.

Еще сильнее, чем прежде, Кестрел почувствовала исходящий от его кожи запах моря — соленый и острый.

— Кестрел, это — не ты.

Она прижалась спиной к холодному стеклу.

— Не понимаю, о чем ты.

— Твой голос... такой веселый... ты думаешь, я не узнаю его? Ты используешь его, чтобы расставлять ловушки. Скрываешься за своими словами. И я знаю, что то, как ты говорила, не похоже на тебя. Говори, что хочешь обо мне, о произошедшем между нами, о форме солнца и цвете травы и о любых других общемировых истинах, которые ты отрицаешь. Отрицай все, пока боги не покарают тебя. Но ты не можешь утверждать, что я не знаю тебя. – Сейчас он стоял достаточно близко, чтобы воздух между ними щекотал кожу Кестрел. – Я... думал о тебе. – Его голос стал тише. – Я думал о том, что ни разу за все то время, в течение которого я знаю тебя, ты мне не солгала.

Смех Кестрел был лишен дыхания. Он был коротким, недоверчивым.

— Позволь мне сказать по-другому, — проговорил Арин. — Ты могла провести меня. Но ты всегда была честна с собой. Иногда даже со мной. Ты никогда не лгала.

— Ты забыл о том, как я отправила армию отца против твоей?

— Я знал, что ты так поступишь. Ты знала, что я знал. Где здесь ложь? Я никогда не ощущал лжи на твоих губах. Пожалуйста, Кестрел. Прошу. Не лги.

Кестрел сжала холодный камень перил балюстрады. Арин сказал:

— Ты знаешь что-нибудь насчет Тринна?

— Нет. Дай мне пройти.

— Не позволю. Кестрел... ты действительно хочешь выйти замуж за принца?

— Мне показалось, ты не хотел о нем говорить.

— Желание и необходимость — не одно и то же. — Его лицо приблизилось к ее. — Скажи мне. Эта помолвка по твоей воле? Потому что я не верю в это. Не поверю, пока ты сама мне не скажешь.

Стекло за ее спиной обожгло холодным пламенем. Она задрожала. Он был так близко. Все, что ей нужно было сделать, так это отцепить пальцы от перил и наклониться к нему. Это казалось неизбежным, словно чаша переполнилась и готова была вот-вот опрокинуться.

Его небритая щека коснулась ее.

— Так что? — спросил Арин. — Ты хочешь быть с ним?

— Да.

— Докажи это, — пробормотал Арин ей на ухо. Ее обдало жаром его тела. Его ладонь скрипнула по стеклу у ее головы.

— Арин. — Она едва могла говорить. — Дай мне пройти.

Он прижался губами к основанию ее шеи, скользнул выше.

— Докажи, что он нужен тебе, — сказал он, зарывшись в ее волосы. Его поцелуй проследил линию ее скулы, порхнул по лбу и остановился на золотой линии, отмечающей то, что она обручена.

— Нужен, — ответила Кестрел, но ее голос прозвучал так, будто она вот-вот захлебнется.

Его поцелуй был рядом, он ждал возле ее губ.

— Ложь, — выдохнул Арин.

Ее рука поднялась между ними и оттолкнула его. Кестрел была потрясена этим своим жестом. Она почувствовала внезапный острый голод — и ярость на себя за этот голод, в котором была полностью виновата сама.

— Я же попросила — пропусти меня. Или ты будешь удерживать меня здесь против моей воли?

Арин отпрянул. Его сапоги шаркнули по полу. Кестрел не видела выражения его лица, лишь то, как он опустил руки и выпрямился. Будто его лицо не было скрыто тенями, он спрятал его в ладонях и пробормотал что-то, а затем его руки снова упали.

— Прости, — произнес он, отдернул портьеру и ушел.

Свет ранил глаза Кестрел. Она моргнула. Ее ресницы были влажными, а перед взглядом все мерцало и расплывалось.

Когда ее пульс пришел в норму, и она снова смогла видеть, дышать и думать, Кестрел осторожно вышла в вестибюль.

Там никого не было, но слышалась музыка. Кестрел возненавидела эти звуки. Все ее будущее ждало в той душной бальной зале. Девушка гадала, оставит ли ее когда-нибудь эта боль внутри — или ей станет еще хуже, чем было сейчас.

Ей нужно было вернуться в залу. Несомненно, ее отсутствие уже заметили. Император наверняка гадает, где она.

Кестрел медленно направилась через вестибюль к бальной зале.

Она почти дошла до дверей, когда внезапно из них кто-то вышел. Тенсен окинул ее взглядом. Его глаза расширились, и он покачал головой, а затем так спешно направился к Кестрел, будто бросал вызов своему возрасту. Стало ясно, что трость ему для ходьбы совершенно не нужна.

— Вам нельзя туда, — сказал он.

— Я должна.

— Нет, вам нужно найти зеркало. Там, где никто не увидит. Потому что только что через зал пронесся Арин. Его губы лоснились. Возможно, люди подумают, что это от вина, а не от блестящего масла, но, как только они увидят вас, у них сразу появятся иные подозрения.

Пальцы Кестрел взметнулись ко лбу и отметине, куда ее несколько минут назад поцеловал Арин. Она прикоснулась к высвободившимся из прически прядям.

Как она выглядит?

Как кто-то, имевший незаконную любовную связь?

— Верно, — мрачно произнес Тенсен.

— Пойдемте, — сказала Кестрел и развернулась, чтобы пойти прочь от зала, обратно через вестибюль.

— С вами?

— Нам нужно поговорить.

Кестрел провела министра в небольшой пустой салон, где светили лампы и горел огонь в камине. Тенсен закрыл за ними дверь.

— Заблокируйте ее своей своей тростью, — сказала Кестрел, указывая на крючок для гобелена, который был вбит в стену вровень с дверной ручкой. — Раз уж эта трость вам все равно не нужна.

Тенсен бросил на Кестрел печальный взгляд, а затем зацепил изогнутый конец трости за дверную ручку, а прямой вставил в крюк на стене.

— Если кто-то действительно захочет попасть сюда, это не поможет.

Ничего не ответив, Кестрел подошла к зеркалу, которое висело над каминной полкой, где стояла широкодонная ваза с тепличными цветами.

Возможно, все дело было в розах, в том, как они закрывали в отражении шею Кестрел и тянулись до самого ее подбородка. Возможно — в поспешном бегстве из вестибюля.

Кестрел в зеркале вся пылала. Ее щеки были окрашены алым. Хотя Арин не дотрагивался до ее губ, она искусала их докрасна. Ее зрачки казались широкими озерами. Ожерелье, подарок Джесс, было испорчено: с ленты понуро свисали стеклянные лепестки, потрескавшиеся от напряжения, возникшего между ней и Арином.

Отражение смотрело на Кестрел в ответ. От него веяло ощущением, будто что-то было обнажено и никогда больше не будет скрыто.