Кестрел помедлила, прежде чем ответить:

— Это символ Джадис.

— Да. По-моему, это прекрасная сказка, чтобы связать ее с вами.

Джадис была воительницей из старинной валорианской легенды. Лейтенантом. Её армия была разбита, а сама она взята в плен вражеским полководцем, который добавил её к своему гарему. Ему нравились все его женщины, но у него появилось особое пристрастие к валорианке. И всё же он не был глупцом. Её приводили к нему обнажённой, чтобы лишить шанса спрятать оружие. И девушку связывали, во всяком случае, поначалу. Он не доверял её рукам. Но Джадис была ласковой и послушной, и со временем главнокомандующий заметил, что она сблизилась с другими женщинами из гарема. Они обучили её вязанию. Иногда, в перерывах между сражениями, он замечал девушку у женских палаток, вяжущую нечто бесформенное. Ему показалось интересным, что валорианская жестокость и непокорность оказались лишь мифом. Какой домашней оказалась эта маленькая воительница!

— Что это? — спросил он.

— Это для тебя, — ответила Джадис. — Тебе понравится, вот увидишь.

Шерстяное изделие росло от месяца к месяцу. Оно стало поводом для своего рода шутки: он спрашивал, что она вязала: носок, тунику, плащ? Её же ответ всегда был одинаков.

— Увидишь, тебе понравится.

Однажды ночью в своей палатке, спустя много времени после того, как он перестал связывать девушку, главнокомандующий спросил её:

— Ты знаешь, что за битва произойдёт завтра?

— Да, — ответила Джадис.

Главнокомандующий планировал нанести удар в самое сердце Валории. И у него были все шансы на успех.

— Ты, должно быть, ненавидишь меня за это.

— Нет.

При звуке этого слова у него на глазах выступили слезы. Он хотел рыдать, прижавшись к коже Джадис. Он не поверил своей пленнице.

— Любовь моя, — сказала Джадис, — я почти закончила твой подарок. Позволь мне довязать его здесь, рядом с тобой. Он принесёт тебе удачу в бою.

Её слова рассмешили мужчину, он не мог даже вообразить, каким образом он должен был носить этот уродливый комок шерсти. Но воспоминание о том, как упорно она продолжала своё жалкое занятие, было ему приятно. Пусть у неё не было ни малейшего умения вязать, само усердие было подтверждением её преданности.

Главнокомандующий подошёл ко входу в палатку и приказал принести корзинку с её вязанием.

Он поставил корзинку у кровати и снова насладился девушкой. Потом она села вязать возле него. Тихий перестук спиц навевал на главнокомандующего сон.

— Ты ещё не закончила? — спрашивал он.

— Закончила. Только что.

— Но что это?

— Ты не видишь? Тебе не нравится? Посмотри повнимательнее, любовь моя.

Он наклонился, и тогда Джадис вонзила спицы ему в горло.

Монета потяжелела в ладони Кестрел. У девушки перехватило дыхание.

Император сказал:

— Мы говорили ранее о твоём пребывании в плену у Арина.

— Всё было совсем не так, — она сжала монету. — Я не Джадис.

— Не так? Я слышал, губернатор довольно привлекателен.

— Я так не думаю. — Во всяком случае, не думала сначала. Как жалко, что она не видела настоящего Арина. Насколько хуже стало, когда она поняла, кто он. И как ужасно она чувствовала себя сейчас, когда он был для нее потерян, а император выспрашивал ее тайны. — Он никогда не был моим любовником. Никогда.

Это, по крайней мере, было правдой. Звук её голоса должен был убедить императора. Или то, как она сжала монету. Он мягко произнёс:

— Я верю тебе. Но что, если бы я не поверил? Разве имело бы значение то, что раб делил с тобой ложе? О, Кестрел, не смотри на меня с таким потрясением. Ты думаешь, я собираюсь играть в приличия? Я знаю слухи. Все знают. — Он встал, подошёл к ней и дотронулся до сжатого вокруг монеты кулака. — Вот почему тебе нужна Джадис. Это подарок. Если столица думает, что ты проявляла расположение к губернатору Герана, пусть думает, что это было намеренно. Ты сделала выбор, когда стояла передо мной и просила дать Герану независимость. Ты выбрала моего сына. Ты выбрала мою сторону, — он пожал плечами. — Я прагматик. У меня не было ни малейшего желания ввязываться в войну с Гераном, когда так манит восток. Твоё предложение — придание Герану статуса независимой территории — было политически невыгодным в некоторых вопросах... но ценным в решении других. В военном тоже. Не стоит упускать и дополнительную выгоду. Военные круги уважают меня теперь, когда дочь генерала выходит за моего сына. Я думаю, мы поняли друг друга, не так ли? Я получаю дочь, достаточно умную, чтобы править империей, и в то же время расположение солдат её отца. Ты получаешь корону и прощение всех прошлых... оплошностей.

Кестрел опустила руку, расслабив её. Но не настолько, чтобы выпустить монету.

— Твой кинжал, Кестрел, пожалуйста, — он протянул руку.

— Что?

— Дай мне свой кинжал.

Когда она не шевельнулась, он сказал:

— Он слишком прост. Невеста моего сына достойна лучшего.

— Мне дал его отец.

— А разве я тебе отцом не стану?

После этих слов императора она уже не могла сказать «нет», не оскорбив его. Кестрел достала кинжал, который так лелеяла. Она прижала большой палец к рубину, вставленному в рукоятку кинжала, с вырезанными на нем когтями хищной птицы — ее гербом. Она надавила сильно, до боли. А затем отдала оружие императору.

Он положил кинжал в ящик, из которого раньше извлёк монету, и закрыл его. А Кестрел вручил свой кинжал, мерцавший на его бедре. Император коснулся золотой линии над бровями Кестрел, отмечавшей её как помолвленную женщину.

— Я могу рассчитывать на твою верность империи, не так ли?

— Безусловно.

Кестрел постаралась не обращать внимания на невесомость своих ножен.

— Хорошо. Прошлое в прошлом, не так ли?

— Да.

Император выглядел удовлетворённым.

— В тебе не должно быть ни единого намёка на симпатию к Герану... или его губернатору. Если она осталась — уничтожь её. Если ты этого не сделаешь, последствия тебе не понравятся. Ты поняла?

Она поняла. Кестрел только сейчас поняла, что визит в тюрьму не был испытанием или уроком. Нет, император хотел показать, что бывает с теми, кто перешёл ему дорогу.

Кестрел стала повсюду носить с собой монету с символом Джадис. Она была у нее в кармане и в тот день, когда девушка неожиданно застала в музыкальной комнате принца.

Она опешила при виде принца Верекса, который сидел за столом. Перед ним были расставлены фигурки для одной восточной игры. Принц взглянул на Кестрел, а затем снова опустил глаза на мраморные фигурки. По его щекам разлился румянец. Принц покрутил в пальцах миниатюрную пушку.

— В «Пограничные Земли» нужно играть вдвоем, — заметила Кестрел. — Вы ждете меня?

— Нет. — Принц выпустил фигурку и скрестил руки на груди. — С чего бы это?

— Ведь это моя комната.

Еще в первые дни пребывания Кестрел во дворце император подарил ей новый рояль и поместил его здесь, в императорском крыле, сказав, что в комнате прекрасная акустика. Это оказалось неправдой. Здесь было слишком сильное эхо, и казалось, что помещение больше, чем на самом деле. Каменные стены были голыми, мебель — жесткой. На полках стояло совсем мало предметов, но и те совершенно не были связаны с музыкой: это были астролябии, наборы для игр, глиняный солдатик, складные телескопы.

— Твоя комната, — повторил Верекс. — Как я понимаю, твоим скоро будет весь этот дворец. Мой отец передает тебе империю. Пожалуйста, можешь забирать и мою бывшую детскую.

Он довольно скованно пожал плечами.

Взгляд Кестрел упал на глиняного солдатика. Она увидела, как облупилась краска, и обратила внимание на то, что солдатик занимает почетное место посередине полки. Комната была холодным, неподходящим местом для ребенка. Кестрел вспомнила, что Верекс тоже в детстве потерял мать.

Она подошла и села напротив него.