Он снова услышал слова Тенсена: «Ты видишь то, что хочешь видеть».

Арин подумал о Кестрел и о ранах, которые, наверное, никогда не заживут. В его ушах стучал пульс. Арин снова был поражен своей яростью.

«Но что бы Тенсен хотел, чтобы ты увидел?» — прошептал голос внутри него. Сама эта мысль была оскорбительной в отношении Тенсена, который с самого начала предупреждал Арина о Кестрел.

Сейчас Арин мог признать — с неохотой и недовольством, — что Кестрел была с ним честна. Она долгое время пыталась все прояснить. Бежав из Герана, она отправила на его страну войска. Она рассказала Арину о помолвке. Она ни разу — эта мысль принесла Арину отвращение — не ответила на его знаки внимания. А когда он спросил о валорианской атаке на восточные равнины, она не отрицала своего участия. На ее лице отразилось явное чувство вины.

Полуденное солнце пекло Арину голову. Он выковал из своих мыслей забытье — гладкий отполированный щит.

Арин крутил на пальце кольцо Тенсена, но не снимал его.

* * *

Корабль вошел в нефритовые воды дельты у города восточной королевы. Дальше ему путь был закрыт. Арин отдал капитану кольцо Тенсена, завернув его в платок, к краю которого пришил зашифрованное послание.

Оно сообщало Тенсену, что Арин без неприятностей прибыл в город королевы. Белая ложь, почти правда. Арин не хотел, чтобы старик волновался. Что же касается кольца...

«Я бы не смог вынести, если бы потерял такой дар», — выплел Арин на платке.

Затем он надел кинжал Кестрел, который и хотел бы потерять.

Арина спустили на воду одного. Он греб прочь от корабля, который отправится обратно в Геран. Капитан передаст кольцо и послание в следующие руки. Существовал небольшой риск, что кольцо так и не достигнет Тенсена. Его могли перехватить валорианцы. Но Арин мог доверить его себе еще меньше и не беспокоился, что кольцо узнают. Оно было очень простым.

Отдаляясь, Арин смотрел на корабль. Когда его лодка вошла в узкую реку, заросшую водорослями, корабль скрылся из глаз. Дважды из ниоткуда приходили бурные потоки дождя, пропитывали Арина до нитки и прекращались.

Река превратилась в извивающиеся каналы. Начался город. Его строили из скользкого белого камня. Через каналы были переброшены небольшие мосты, напоминающие браслеты на дамской руке. Из какой-то башни послышались удары колокола.

Арин как раз начал рулить в водном лабиринте города, но не мог избавиться от взглядов. По каналу скользили юркие корабли, в сравнении с которыми его лодка казалась утенком. Даже если бы это не выдавало в нем чужеземца, его опознали бы по цвету кожи. Люди прекращали свои занятия и смотрели на него. Какой-то ребенок стирал в канале белье и был так напуган, что выпустил из рук рубашку. Ее отнесло немного по течению, где она и затонула.

Весть, должно быть, обогнала Арина, по воде или по суше.

Крюки-кошки взлетели над водой и вцепились в его лодку. Один крюк впился ему в руку и оставил небольшую красную полосу.

Лодку Арина подтащили к причалу, а его самого схватили.

Тюрьма не была такой уж ужасной. Через крошечное окно было видно небо.

Когда его вытащили из лодки, Арин пытался все объяснить, но местные смотрели на него с тем же непониманием, которое испытывал он сам. Несмотря на то, что его язык был близок к дакранскому, их будто разделяла тонкая кожица, которая не позволяла Арину и жителям востока понять друг друга.

Их черные глаза были обрамлены цветами заката. И мужчины, и женщины коротко обрезали волосы и носили одинаковые белые брюки и рубашки свободного покроя. Когда внезапно начался мощный ливень, капли которого заскакали по мощеным берегам канала, вода пропитала белую ткань, и через нее проявились точеные мускулы.

Кинжал Кестрел у него отобрали. Когда дакранцы увидели оружие империи, напряжение между ними и Арином усилилось.

Какая-то женщина задала ему резкий вопрос.

— Посмотрите на меня, — сказал Арин. — Я не валорианец.

Дакранцы должны были обратить внимание на его темные волосы и серые геранские глаза. Должны были понять, что когда-то он был рабом их врагов.

Но когда он произнес последнее слово, все стало только хуже. Теперь на него смотрели с еще большей неприязнью.

— Пожалуйста, — попросил Арин. — Мне нужно поговорить с вашей королевой.

Теперь его поняли.

Внезапно на него набросились. Арину связали руки за спиной и утащили его прочь.

Арин заслонил рукой прямоугольник голубого неба, который был виден из окна его камеры. Он убрал руку и снова ее поднял, убрал и снова поднял. А затем он полностью впустил цвет в помещение. Стены его комнаты для занятий в Геране были покрашены в такой же оттенок. Арин вспомнил, как иногда отец приходил на его уроки логики и просил преподавателя уйти. Он продолжал урок сам.

Тихое успокоение, которое пришло с этим воспоминанием, попыталось составить Арину компанию. Но затем оно ускользнуло, и Арин понял, что боится.

Чужеземец, вооруженный имперским кинжалом, попросил о встрече с королевой?

Арин повел себя так глупо. Но теперь он прекрасно понимал, что может ждать его, когда дверь откроют.

Арин потер щеку и свежий выступающий шрам на ней. Он был хорошо знаком с болью. Валорианцы научили его, как тело может предать собственного хозяина.

Когда Арин был рабом на карьере, Плут тоже пытался его этому научить. Он сказал, что это ради самого Арина. Арину нужно научиться сопротивляться боли. Плут полоснул острым камнем по внутренней стороне руки Арина. Арин ахнул при виде крови и попытался вырваться из хватки Плута. «Пожалуйста, — просил он, — не надо».

«Хорошо, хорошо. — Плут наконец выпустил его. — Мне тоже это не нравится. Но что мне остается? Ты мне слишком дорог».

И Арин, которому было двенадцать лет, испытал чувство стыда и благодарности.

У истории этой восточной тюрьмы, этой камеры с окном было несколько возможных концовок. И большинство из них — несчастливые. Арин не знал, как поведет себя под пыткой.

Он вспомнил, как рассказал свой план Тенсену. Он отправится на восток. Добьется сочувствия и помощи королевы. Ничего сложного. Собственный голос в памяти Арина казался ему жизнерадостным.

Нет, не совсем.

Арин стремился покинуть столицу. Отчаянно этого хотел. Ему нужно было бежать, и он знал от кого. Как мог Арин доверять своим инстинктам, когда Кестрел доказала, насколько часто они ошибочны? Арину следовало знать, что плавание на восток — плохая идея. Он поклялся, что теперь будет с сомнением воспринимать все, во что ему захочется поверить.

Раздались шаги нескольких человек, приближавшихся с обратной стороны мощной двери его камеры.

«Логика — это игра, — услышал Арин голос отца. — Давай-ка посмотрим, умеешь ли ты в нее играть».

В его камере было окно.

Пленника должно тянуть к нему, как насекомое к свету. Как Арина.

Кто бы ни зашел, он ожидал увидеть Арина у окна.

Арин отодвинулся в сторону.

Он расположился на пути открывающейся двери. Когда она отворилась и кто-то сделал шаг в камеру, Арин с силой толкнул дверь обратно на него, а затем подтащил мужчину к себе и пережал ему рукой горло.

Стражник вскрикнул на его языке.

— Выпусти меня, — сказал Арин, хотя сам сейчас держал мужчину. — Помоги мне выбраться отсюда.

Дыхание дакранца превратилось в свист. Он царапал Арина по рукам и лицу. Он снова заговорил, и только теперь Арин вспомнил, что слышал шаги нескольких человек.

Еще один мужчина стоял в дверном проеме.

— Сделай что-нибудь, — попытался выговорить стражник, которого держал Арин. Потому что второй дакранец стоял на удивление неподвижно. Арин взглянул на него, не понимая, почему он не бросился на помощь товарищу и не пытается убедить Арина отпустить его.

Молчаливый сделал шаг в камеру. На его лицо упал свет. Арин сильнее сжал своего пленника.