Могло ли быть, что император наградил Элинор за те подвиги, которые она совершила на востоке, и это никак не было связано с Гераном?

Южная рабыня заново наполнила бокал инженера. Кестрел наблюдала за ней. Это была девушка моложе, чем сама Кестрел. Южные острова — Кейн Сарату, как когда-то их называли местные жители, — были одними из первых территорий, завоеванных Валорией. Отец Кестрел тогда был лейтенантом. Рабыня Элинор была так юна, что, наверняка, родилась уже в рабстве. Она никогда не знала другой жизни. Возможно, она не говорила на своем родном языке — и даже не знала своей родной матери.

Внезапно Кестрел стало все равно, в чем заключалась тайна императора: в Геране, востоке или какой-то другой стране. Она захотела, чтобы сама империя стала тем длинным столом, который преследовал ее сознание. Кестрел хотела развернуть его и скинуть все те пустые тарелки на пол.

Рабыня неловко переступила с ноги на ногу. Кестрел осознала, что уже некоторое время не отрывает от девочки взгляда. Та произнесла:

— Еще, миледи?

— Нет, спасибо.

Инженер обратилась к Кестрел:

— Наверное, вы меня не помните. Когда я видела вас в последний раз, вы были маленькой девочкой. Это было сразу после колонизации Герана.

Кестрел снова посмотрела на Элинор, отмечая ее уверенные манеры и образованность во взгляде. У нее было смутное воспоминание о том, как она стояла на коленях у фонтана в своей геранской вилле и добавляла в воду красную краску, которую украла из мастерской рабов. Ей было интересно. Предыдущим вечером, за ужином, когда ее отец разговаривал с каким-то гостем, она услышала новое для себя слово. Раствор.

— Из-за вас я выкрасила наш фонтан в розовый цвет, — сказала Кестрел инженеру.

— В самом деле?

— Я хотела, чтобы он стал красным, но мне не хватило краски. — Кестрел прижала палец к завитку, вырезанному на ее бокале, и произнесла: — Почему вы тогда были в Геране? Вы там жили?

— Нет, я разрабатывала городской водопровод. Геранская система подачи воды была слишком примитивной.

— Вы недавно посещали Геран?

— Нет, — ответила Элинор, но отвела взгляд. — Зачем бы мне понадобилось туда ехать?

— О, я не знаю. Наверное, мне просто жаль, что вы давно там не были, и мы не можем поговорить об этом месте. Иногда я тоскую по Герану.

Элинор нахмурилась.

— Геран — колония. Ваш дом здесь.

— Геран был колонией. Сейчас это независимая территория.

— Милостью императора.

Осторожно и беспомощно, как человек, который тянется за чем-то утраченным, что, тем не менее, всегда было рядом, Кестрел сказала:

— Я тоскую по птицам, которые поют там в эту пору года. Они носили в своих клювах травинки и строили гнезда под стрехами крыш. Я скучаю по мерцающему свету конных троп.

Инженер смотрела на нее с неодобрением, но Кестрел было все равно. Она обращалась к Арину, которого здесь не было, и к Джесс, которая не хотела ее слушать, и к Ронану, который собирался уехать, и к отцу, с которым когда-то разделяла дом. Кестрел обращалась и к южной рабыне, которая родилась в столице, здесь же была продана в рабство и выросла, никогда не знавшая своего дома и, кроме всего прочего, лишенная и тоски по родине.

— В апельсиновой роще был холм, — говорила Кестрел. — Когда я была маленькая, то лежала на нем летом и смотрела на висевшие на деревьях плоды, напоминающие праздничные фонарики. А потом я выросла и сама могла ходить на праздничные вечера, и мы с друзьями не ложились спать даже тогда, когда гасли и светлячки.

— Как мило, — холодно произнесла Элинор.

— Геран — красивая страна.

— Проблема никогда не заключалась в самом Геране. Дело в геранцах. — А затем, будто ни одна из них не заметила появившуюся между ними после этих слов огромную расщелину, Элинор произнесла: — Попробуйте ягоды, миледи. Они очень сладкие.

* * *

Когда генерал поправился достаточно, чтобы быть в состоянии покинуть свои комнаты, император настоял на празднестве. На искусственном пруду Весеннего сада разыграли морское сражение. Две лодки, раскрашенные на манер военных кораблей и нагруженные придворными, обменивались зарядами фейерверков.

— Тебе не нравится? — спросил император, видя, что генерал молчит, пока остальные аплодируют.

— Фейерверки — напрасная трата черного пороха.

— У Валории его более чем достаточно. Нашим врагам никогда не удастся устоять перед нашими пушками. Наши запасы черного пороха огромны.

— У любого источника есть пределы.

— В столице он постоянно ведет себя подобным образом, — с весельем в голосе сказал император Кестрел. — Доволен он бывает только на поле битвы.

Кестрел хотела сказать, что ее отец был счастлив в Геране, дома. Однако на самом деле он редко бывал на вилле, и девушка ни разу не посмела спросить его о счастье.

Генерал изменил позу в своем кованом железном кресле. Кестрел видела, что дорога в сад утомила его. Хотя придворные лекари каждый день использовали при перевязке все меньше бинтов, его рана закрылась еще не полностью.

— Где Верекс?

Кестрел хотелось бы, чтобы принц был здесь.

Император пожал плечами.

Фейерверк разлетелся дождем золотых искр, осветив собравшуюся вокруг пруда толпу. Блики упали на лица Риши и Верекса, которые сидели рядом на противоположном берегу.

Император тоже их увидел. Кестрел уже научилась понимать, что, когда он злился, его гнев сворачивался плотными кольцами. Могло показаться, что его ярость дремлет, однако, в конце концов, пружина неизменно выстреливала.

— Я слышал, что вы нанесли визит моему водному инженеру, — сказал он, обращаясь к Кестрел.

Прогремел еще один залп фейерверка. Грохот, казалось, отдался у Кестрел в груди. Император смотрел на нее так же, как только что на своего сына: ему не нравилось то, что он видел.

Кестрел сказала:

— Я подумала, что, возможно, мне удастся убедить ее вернуться на восток с моим отцом.

Лицо императора осветило новым взрывом.

— Это решать мне.

— Всего лишь идея. В конце концов, я об этом так и не упомянула.

— Элинор рассказала мне, что ваша беседа все равно была занимательной.

В воздухе сильно пахло серой. Дым опалил легкие Кестрел. По угрозе в голосе императора она поняла, что затронула своими расспросами тайну, касающуюся женщины-инженера.

Кестрел перевела взгляд на своего отца. Он смотрел прямо перед собой, наблюдая, как пьяный вельможа, качаясь, выпрямился в лодке во весь рост, а затем упал в воду. Толпа рассмеялась.

Кестрел задержала дыхание. Внутри нее с треском взрывались петарды. Она ждала, когда император заговорит снова.

Девушка опасалась, что ее отец расскажет императору о том, как запретил ей посещать дом Элинор.

— Возможно, столица предлагает вам недостаточно развлечений, — сказал император Кестрел. — Я слышал, вы тоскуете по Герану.

— Это естественно, — отрывисто произнес генерал Траян. — Она там выросла.

С неба посыпались зеленые и алые искры. Мужчины уперлись друг в друга взглядами. Выражение на лице генерала было Кестрел знакомо.

Ее страх уменьшился. Она снова могла дышать. Несмотря на то, что весенний вечер был прохладным, девушке внезапно стало тепло. Ей показалось, будто отец набросил на нее мантию своей защиты. Кестрел плотно ее запахнула.

— Разумеется, — шелковым голосом сказал император, отвернулся и стал наблюдать за тем, как зажигали новый фитиль.

Когда рана генерала наконец затянулась, император преподнес ему золотые часы.

Кестрел стояла с отцом и императором на бледно-зеленой лужайке в Весеннем саду. Здесь установили мишени для стрельбы из лука, и придворные по очереди упражнялись. Небо было затянуто облаками цвета взбитых сливок. Дул легкий теплый ветер. Служанки Кестрел уже убрали на хранение ее зимнюю одежду и достали кружевные и туалевые платья.