— Все изменилось.

Арин наклонил голову набок, подняв подбородок так, чтобы на его раненую левую щеку падал свет.

— Из-за этого?

Кестрел ответила таким тоном, будто ответ был очевиден.

— Да.

Арин рывком встал из-за стола.

— Кажется, мне нужно выпить.

Он пошел прочь, но потом оглянулся через плечо и сказал так, чтобы его слова прозвучали оскорблением:

— Не трогай карточки.

* * *

Кестрел не понимала, почему он так злится. Разве ему не было ясно, что рана — ее вина? И что может произойти что-то еще хуже?

Арин все не возвращался.

Кестрел размышляла над тем, чего не могла понять. Она подумала, что, возможно, Арин был ранен гораздо глубже, чем это было видно. Она вспомнила его вопрос и свой ответ. Прокрутила их в памяти еще раз.

Постепенно она начала разбираться в причине недопонимания. Ее «да» относилось к посланию императора, вырезанному на лице Арина. Арин же спрашивал о шраме, а не о том, что он обозначал. Он злился на то, каким она его видела... по его мнению.

В ее душу вцепился ужас. Кестрел не могла дождаться, когда Арин вернется. Она должна найти его. Должна объяснить ситуацию.

* * *

Арин пробился к барной стойке, чтобы попросить еще один стакан. Хозяйка таверны, валорианка, проигнорировала его. Сначала она обслужила всех остальных. Когда к ней подошли еще валорианцы, она обслужила и их тоже. Арин был почти готов сам обратить на себя ее внимание. Голос Кестрел у него в ушах все повторял: «Да».

Поверхность барной стойки была липкой и пахла кислятиной. Уставившись на нее, Арин думал об изумрудной серьге и о том, как она блестела, будто была зачарованной. Сарсин нашла ее в густом ковре с узорами, который скрутили и оставили в неиспользуемой части его дома в Геране. Изумруд нашелся, как в одной из сказок про вмешательство богов. Арин поклялся, что никогда с ним не расстанется.

Но он отдал серьгу и теперь понял, что на самом деле пытался купить не информацию, а доверие. Арин больше не мог доверять самому себе. Он верил, что ставки в книге счетовода имели большое значение. Изумруд подарил ему обещание, что, если эта его вера оправдается, он снова сможет полагаться на свои предположения.

Ладони Арина тоже стали липкими от поверхности стойки. Он немного остыл и вспомнил Кестрел, которую знал в Геране. Он не думал о том, какой она была сейчас. Но и не совершал больше свою частую ошибку: не представлял вместо теперешней Кестрел — валорианки до мозга костей, которая прекрасно себя чувствовала при дворе и в столице, — человека, которым хотел ее видеть.

Он просто вспомнил девушку, которой она была. Он задал этой Кестрел тот же вопрос, который задал Кестрел-служанке, и она ответила так же. Но на этот раз в ее «да» было и «нет» тоже. На этот раз ее ответ представлял собой шкатулку с двойным дном, и его истинное значение пряталось гораздо глубже, чем Арин полагал.

Он все неправильно понял.

Арин пожалел, что ушел из-за стола. Он решил, что должен немедленно вернуться.

И вернулся бы, если бы его не отвлек отрывок разговора из-за стола неподалеку.

Там выпивала группа сенаторов. Этой ночью в «Сломанной руке» собралась очень разнообразная публика, и придворных было больше, чем обычно. Эти говорили о востоке.

— ...впечатляющая победа, — говорил один. — Как раз такая, какую стоит ожидать от генерала Траяна.

— Не все почести должны достаться ему, — ответил другой. — Идея принадлежала его дочери.

— В самом деле?

— Я присутствовал при этом. Утром после бала в честь помолвки в Зимнем саду был прием. Разумеется, пригласили только самых высокопоставленных лиц двора. Некоторые из нас обсуждали, каким образом будет лучше взять восточные равнины. Император даже спросил моего мнения. Я считаю, что моя идея была очень неплоха. Но не думайте, что я такой завистливый. Я понимаю, почему императору больше понравился план леди Кестрел. Это она предложила, чтобы генерал отравил лошадей. Она сказала, что восточные дикари не смогут без них выжить. Все мы поняли, что это сработает. И так и вышло, не правда ли?

Смех.

— За леди Кестрел, — поднял свой бокал сенатор.

— За леди Кестрел!

* * *

Кестрел встала из-за стола, чтобы разыскать Арина, но вдруг раздались возгласы в ее честь.

Неужели ее узнали?

Никто не смотрел на служанку в углу. Но Кестрел все равно еще больше встревожилась.

Арина не было видно. Он растворился среди сборища людей у бара.

Или он вообще ушел из таверны? Неужели она так сильно его оскорбила?

Кестрел успокаивала себя тем, что Арин не оставил бы незаконченной партию. Внезапно он с пустыми руками появился из толпы.

Он подвинул свой стул обратно к столу.

— Арин... то, что я сказала, про твою рану...

— Я не хочу об этом говорить.

Он сел и разложил свои карточки в другом порядке.

— Но я должна сказать тебе. Арин, твое лицо...

— Мне плевать на мое лицо!

Кестрел закрыла рот. Арин не смотрел на нее. Охваченная тошнотворным страхом, причину которого она сама еще не понимала, она опустилась обратно на свой стул.

— Почему те сенаторы пили в мою честь?

Арин не ответил.

— Ты знаешь почему?

Арин устремил на нее решительный взгляд:

— Давай играть.

— Ты так и не взял себе стакан.

Кестрел налила в свой еще вина, расплескав несколько капель. Она вытерла их со стекла большим пальцем и протянула стакан Арину, который сделал вид, что не заметил ее жеста.

Кестрел играла, наблюдая, как Арин отбрасывал одни карточки и набирал другие, и чувствовала, как пульсирует его ярость. Она все нагнеталась, почти затвердела. Ее сила могла заставить дрожать. Игра вышла из-под контроля Кестрел.

В конце концов, она обрадовалась проигрышу. Она расскажет Арину правду. Кестрел поклялась себе в этом. Все можно объяснить. Кестрел боялась, боялась клокочущей в нем ярости и того, что он сделает, когда узнает правду. Но она все ему расскажет. Она не могла больше молчать.

Арин произнес:

— Это ты посоветовала генералу отравить лошадей жителей восточных равнин?

— Что?

— Ты?

— Да, — сбивчиво ответила Кестрел, — но...

— Ты понимаешь, что ты сделала? Сотни людей — невинных людей — умерли во время бегства в город королевы.

— Я знаю. Это было ужасно...

— Ужасно? Дети умирали от голода, а их матерям оставалось только рыдать. Это нельзя описать словами.

В горле Кестрел поднялось чувство вины.

— Я могу объяснить.

— Как можно объяснить намеренное убийство?

— Ты меня спрашиваешь? — парировала Кестрел, испытав вспышку ярости. — Люди умирали и из-за тебя тоже, Арин. Ты убивал. У тебя на руках есть кровь. Первозимнее восстание...

— Это не одно и то же.

Он будто подавился своими словами, и Кестрел ужаснулась тому, как все, что она говорила, приобретало в его глазах извращенный смысл.

— Я имела в виду, что у тебя были на то свои причины.

— При чем здесь мои причины? Не могу поверить, что ты упомянула их, не говоря уже о том, чтобы сравнивать... — Его дрожащий голос стал тише. — Кестрел. Единственное, что нужно империи, — это порабощение. И ты приняла в этом участие.

— У меня не было выбора. Иначе бы мой отец...

— Подумал, что ты слабая? Отрекся от тебя из-за того, что ты не дева-воительница, всегда имеющая в запасе идеальный план для атаки? Твой отец. — Арин сжал губы. — Я знаю, что ты жаждешь его одобрения. Что ты ради этого готова выйти замуж за принца. Но руки твоего отца по локти в крови. Он монстр. Как можно кормить монстра? Как можно его любить?

— Арин, ты меня не слушаешь. Ты не так понял.

— Ты права. Я во многом долгое время ошибался. Но теперь я понимаю. — Арин оттолкнул от себя карточки, и его выигрышная комбинация рассыпалась по столу. — Ты изменилась, Кестрел. Я больше не знаю, кто ты. И не хочу знать.