… В период с 3-го по 14-е октября немецкие войска дважды пробивали коридор от группировки Гудериана в сторону Резекне и в сторону Айвиексте, но каждый раз, эти коридоры перерезались контрударами с использованием полученных от Главкомата резервов. Как выяснилось позднее, отводить группировку Гудериана на соединение с остальными войсками группы армий «Север» Гитлер категорически запретил[23].

К середине октября у Гудериана в котле осталось 46 тысяч живой силы при 600 орудиях. Снабжение окруженной группировки осуществлялось по воздуху в ночное время. В связи с плохой погодой эффективно препятствовать переброске грузов наши авиация и зенитная артиллерия не смогли. Во второй половине месяца в Латвии начались затяжные дожди, которые сделали невозможным передвижение какого либо транспорта вне дорог с твердым покрытием. Боевые действия затихли. Обе стороны перешли к обороне с целью пополнения войск и перегруппировки. Третья фаза сражения в Прибалтике завершилась. Последняя попытка немецко-фашистского командования добиться стратегического перевеса закончилась полным провалом.

Уже 12 дней 385-й стрелковый полк спокойно сидел в обороне, постреливая в сторону немцев. Бойцы наслаждались покоем. Противник на выстрелы практически не отвечал.

— У фрицев ни еды не осталось, ни снарядов, только по одному патрону, чтобы застрелиться — ехидничали по этому поводу бойцы.

118-я стрелковая дивизия, после тяжелейшего боя у Таали, была отведена на тыловой рубеж на пополнение и переформирование. В боевых частях дивизии уцелела едва ли четверть бойцов и командиров.

Проведя на тыловом рубеже почти месяц, пополнившись до штата и подучив поступившее пополнение, 7 августа дивизия была переброшена к местечку Уулу, где сменила на южном фасе пярнусского котла 210-ю мотострелковую дивизию. В котле сидели те самые фашистские танковые и моторизованные дивизии, от которых 118-я яростно отбивалась в начале июля у Таали. Точнее говоря, остатки этих дивизий, без танков, почти без артиллерии и почти без патронов. Полк поставили в оборону на правом фланге дивизии, в локтевом взаимодействии с полком соседней 300-й дивизии.

По словам проводивших с бойцами политбеседы политработников, Рижский залив был полностью перекрыт Балтийским флотом, Ирбенский пролив перегорожен многослойными минными полями. Немцам лишь изредка удавалось доставлять в котел немного боеприпасов на подводных лодках, четыре из которых наши моряки утопили. Уже три месяца немцы жили на подножном корму, который удавалось отобрать у крестьян на бедных латышских мызах и у рыбаков, ловивших рыбу по ночам. Как говорили политруки, фашисты заставляли рыбаков выходить в море под страхом смертной казни их семей. То, что немцы крайне редко огрызались на беспокоящий огонь полковой и дивизионной артиллерии, вроде бы, подтверждало слова политруков.

На занимаемых позициях дивизия стояла уже почти два месяца. За это время все подразделения капитально закопались в землю. Полученные от предшественников оборонительные сооружения еще больше укрепили. Каждое отделение роскошествовало в отдельном блиндаже в три наката толстых бревен. Благо леса хватало. Передний край полка проходил по опушке порядочного лесного массива, в котором сидели все тыловые службы. На карте северная опушка леса описывала почти правильный полукруг радиусом полтора километра. На юг массив продолжался еще на 4 км. Естественно, деревья для блиндажей рубили не ближе трехсот метров от опушки, чтобы не демаскировать позиции, а потом волокли их через лес на передовую. Все станкачи поставили в добротные дзоты, а ручники и противотанковые ружья — попарно в противоосколочные укрытия в один накат. Все окопы и стенки блиндажей обшили жердями, подготовившись к осенним дождям.

Быт обустроили согласно уставу. Время для этого было. Уже почти два месяца дивизия не вела активных действий. Лишь четыре дня с 17 по 20 августа, проводили демонстративные атаки и интенсивно обстреливали противника. Целью было не позволить немцам снимать части с передовой и перебрасывать их к северу, где на участке соседней 300-й дивизии, прибывший с тылового рубежа стрелковый корпус пытался разрезать немецкий котел пополам. Корпус продвинулся за 4 дня на 11 километров и превратил овальный котел, виденный Василием на карте в штабе дивизии, в помятую и пережатую в середине гантель. Немцы вцепились в землю зубами, как 118-я месяцем раньше и устояли. Командование решило прекратить наступление, чтобы не нести бессмысленные потери.

Поскольку в лесу оборудовать дополнительные рубежи было бесполезно, все три стрелковых батальона располагались на переднем крае в одну линию. Получилось всего 300 метров на стрелковую роту. Что обеспечило очень высокую плотность огневых средств. Плюс средства опорных рот тоже были на передовой. И даже противотанковые пушки из роты ПТО батальона боевой поддержки, и огнеметчиков из химической роты тоже поставили на передовую.

Про мины и колючую проволоку и говорить нечего. Нейтралку плотно заплели колючкой и густо засеяли минами. В общем, позиция получилась надежней некуда. Единственным минусом была малая ширина нейтральной полосы. До переднего края немцев было всего 300–400 метров. Их передний край тоже проходил по опушке леса. Фактически, нейтральная полоса проходила по низкой, местами поросшей чахлыми кустиками и слегка заболоченной пойме мелкой речушки, выписывающей по пойме замысловатые вензеля от немецкого леса до нашего. Малая ширина нейтральной полосы теоретически позволяла немцам применять свои хилые ротные 50-миллиметровые минометы, имевшие дальность стрельбы всего 500 метров. Фактически же, минометных мин у немцев не было.

В полковом резерве остались только артрота, минометная рота, разведрота и саперная рота из батальона боевой поддержки, заместителем командира которого и был назначен Василий на переформировании. Почти все оставшиеся в строю командиры получили повышения в должности, а многие — и в звании. Василий стал старшим лейтенантом, замкомбатом. Полковничьи шпалы[24] становились все ближе. Вернувшийся из госпиталя комбат Василия Безбородников тоже повысился в должности и звании, стал майором и заместителем командира полка по строевой.

16 июля Василия с группой командиров из полка отвезли на машине в штаб дивизии, куда прибыл командующий фронтом генерал-полковник Ф. И. Кузнецов. Наградили отличившихся в боях у Таали. Василию досталось сразу три награды: долгожданная звезда Героя, прилагающийся к ней орден Ленина и орден Красной Звезды за бой у Таали. Как единственного Героя, Василия командующий награждал первым. Вручив ордена, командующий поинтересовался:

— Ну, Герой, может, еще чего хочешь? Для такого героя ничего не жалко! Как никак, ты, фактически, первый Герой у нас на фронте!

— Товарищ командующий, откомандируйте меня в мою старую 133-ю дивизию на три дня! Все же Звезду я там заслужил! Хочу повидаться с товарищами! — Василий заранее продумал такую возможность и просьбу заготовил заранее.

— Да ты, Василий еще больше молодец, чем я ожидал! Мои то, комиссары до этого не додумались. Конечно, отправим! Даже не в дивизию, а в целый 53-й стрелковый корпус — поделишься там боевым опытом с командирами. Корпус, кстати, не так далеко стоит. Дам тебе машину и сопровождающего из политуправления фронта. Заодно и политработу там проведете. День туда, по одному дню на дивизию, и день обратно. Всего — пять дней. Организуйте! — оглянулся командующий на сопровождающего полкового комиссара.

Василий схитрил. На самом деле, все его боевые друзья навсегда остались на безымянном холмике у реки, где взвод Василия принял смертный бой. Конечно, были еще знакомые в штабе батальона. Но, друзей в 133-ей у него не осталось. Зато, там осталась Леночка, повидаться с которой Василий непрерывно и страстно мечтал. Письма писал через день. Получил три письма в ответ. К сожалению, почта шла больше недели. Но, письма встречи не заменяли.