47-й мотокорпус, по-прежнему, безуспешно пытался прорвать оборонительный рубеж по реке Айвиексте. Очевидно, Гудериан питал надежду, прорвав этот рубеж, соединиться с силами основной группировки у города Лубана, и, тем самым, отрезать и окружить в районе Виляны — Варакляны 16-й мотострелковый корпус целиком, а также часть сил 28-го мск и 100-го ск, всего около шести дивизий. Такое окружение, как ожидало немецкое командование, переломит баланс сил в полосе группы армий «Север» в пользу Вермахта. Немецкое командование снова недооценивало резервы, имевшиеся в распоряжении командования Красной Армии.

Тем не менее, Гёпнер учел опыт поражений Гота и Клейста, да и своей собственной неудачи, и озаботился прикрытием флангов танковой группы Гудериана. На правый фланг группы выдвинулся 31-й ак в составе трех пехотных дивизий, а левый фланг прикрыл 37-й ак, также в составе трех дивизий. В течение 15–16 сентября дивизии 31-го ак вступили в боевое соприкосновение с 72-м ск 2-го Прибалтийского фронта, а дивизии 37-го ак — в соприкосновение с 53-м ск Прибалтийского фронта. Таким образом, территория, занятая передовыми моторизованными корпусами Гудериана, была очерчена четкой линией фронта. Однако, и наши стрелковые корпуса, и армейские корпуса противника не предпринимали активных действий, превышающих разведку боем батальонного уровня.

По данным, имевшимся у командования РККА, с момента начала наступления в Прибалтике, Вермахт ввел в бой 5 танковых, 4 моторизованных и 18 пехотных дивизий. По мнению Главкома западного направления Г. К. Жукова, сколь-нибудь существенных резервов, еще не введенных в бой, у немецкого командования не оставалось. Все что можно было еще наскрести в тылах, направлялось в Румынию, для отражения успешно развивавшегося наступления Южного фронта. В этих условиях Жуков решил начать операцию на окружение подвижных соединений Гудериана, не дожидаясь присоединения 47-го корпуса к основной группировке. Следует отметить, что у Гёпнера оставались в резерве еще одна танковая, одна моторизованная и три пехотных дивизии, не выявленных разведкой.

В ночь на 17 сентября войска Прибалтийских фронтов заняли исходные позиции для контрнаступления. С восточной стороны немецкого коридора, пробитого Гудерианом 12-го числа, сосредоточились 11-й танковый и 26-й мотострелковый корпуса 2-го Прибалтийского фронта. С запада в основание коридора готовились ударить 6-й мотострелковый и 31-й танковый корпуса Прибалтийского фронта. 31-й корпус был сформирован в августе месяце из четырех отдельных танковых дивизий, поступивших в состав Прибалтийского фронта за время боевых действий.

Артполки фронтовых артиллерийских дивизий заняли огневые позиции, разведали цели, подвезли боеприпасы к орудиям. Штабы утвердили план артиллерийской поддержки наступления. Авиаполки бомбардировочных и штурмовых дивизий получили целеуказания и график нанесения ударов на сутки. Артиллерийские и авиационные корректировщики на наблюдательных пунктах поддерживаемых соединений проверили качество связи по основным и резервным линиям.

…

Все прибывшие на совещание командиры никак не могли разместиться даже в самом в просторном из блиндажей командного пункта 84-ой мотострелковой дивизии. Поэтому, командир дивизии герой Советского Союза полковник Гаврилов приказал подготовить площадку для совещания на поляне в лесу под маскировочными сетями, растянутыми между деревьями. В центре полянки, на большом столе размером три на четыре метра разложили склеенную из множества листов крупномасштабную карту — стометровку. Вокруг стола в два ряда установили дощатые скамьи. Присутствовали: командующий 2-ым Прибалтийским фронтом генерал-лейтенант Серпилин, командиры и начальники штабов 12-го танкового и 26-го мотострелкового корпусов, командиры всех восьми дивизий, входящих в корпуса, командиры и начальники штабов трех артиллерийских дивизий, две из которых — тяжелые дивизии РВГК, командиры приданных корпусам двух штурмовых и двух истребительных авиадивизий.

Помимо штабного батальона, совещание охранял и разведбат дивизии. ПВО лесочка, в котором находился дивизионный КП, обеспечивали три батареи зениток калибра 23, 37 и 76 мм. Каждого из прибывших командиров сопровождал конвой из бронеавтомобиля и БТРа, сейчас рассредоточенных по опушке леса, севернее деревни Кристинки. Автоматчики из групп сопровождения и крупнокалиберные пулеметы БТР-ов еще более усилили охрану совещания. Высоко в небе звенела восьмерка истребителей.

В случае чего, отобьемся даже от полка или от танкового батальона, подумал Гаврилов. Как-никак, ответственность за безопасность участников совещания лежала на нем персонально, а передовая пролегала всего в четырех километрах. Впрочем, случайностей не должно было быть. Линия фронта дивизии длиной 9 км была плотно занята двумя полками и перекрыта несколькими сплошными линиями окопов. Конечно, за исключением довольно большого болота шириной в 3 км, разрезавшего фронт дивизии ровно посередине. Кромка болота контролировалась подразделениями третьего полка, занимавшего вторую линию обороны. Дивизия занимала этот рубеж уже трое суток и успела перекопать достаточное количество земли. Правее, еще за одним болотом была полоса ответственности 72-го стрелкового корпуса. Слева, за третьим болотом, оборонялась 329-я стрелковая дивизия 100-го корпуса.

Еще вечером 12-го сентября, когда танковые дивизии Гудериана прорвали оборону на участке 335-й дивизии, Гаврилов получил приказ комкора Николайчука выдвинуться к участку 335-й дивизии и воспрепятствовать противнику в расширении полосы прорыва на восток. С рассветом 13-го начали марш, на назначенный рубеж вышли к 9-ти часам утра. К этому времени от 335-й дивизии осталось меньше полка, однако же, стойко державшегося на своих позициях. В полдень остатки этой дивизии по приказу отошли за спешно подготовленную линию обороны. Попытавшиеся преследовать части 8-ой пехотной дивизии сразу же как следует получили по сусалам, понесли потери и откатились назад.

Следующие двое суток дивизия закапывалась в землю, находясь под непрерывным артогнем. Впрочем, немцам отвечали полной мерой. Артиллерии и снарядов в дивизии хватало. Серьезно атаковать противник не пытался. Видимо, были другие задачи. Через пробитый в нашей обороне коридор шириной 20 км на север продвигались моторизованные и пешие колонны противника. С утра до вечера в воздухе шли непрерывные схватки. Наши пытались бомбить двигавшиеся по коридору части, немецкие истребители не давали. То и дело небо перечеркивали дымные следы падающих самолетов.

Вечером 15-го числа поступил приказ подготовить КП дивизии к проведению совещания в присутствии самого командующего фронтом. Конечно, Гаврилов предпочел бы, чтобы совещание проводилось где-нибудь повыше, например, в штабе корпуса. Но, зная командующего фронтом Павла Федоровича Серпилина, понимал, что командующий непременно захочет увидеть поле предстоящего сражения своими глазами, и не побоится полазить по передовой. Уж, по крайней мере, на НП дивизии побывает точно. Как в воду глядел.

В первой половине дня 16 сентября, приехав за три часа до совещания, Серпилин в сопровождении Гаврилова сходил и на НП дивизии, и на НП левофлангового полка. Гаврилов нашел, что манеры и поведение его бывшего командарма, а ныне командующего фронтом совершенно не изменились.

Пока пробирались по ходам сообщения, Павел Федорович напомнил кое-какие дела на Западном фронте, вспомнили общих знакомых. Особенно, прибывших с Серпилиным на Прибалтийский фронт. На обоих наблюдательных пунктах Серпилин долго и придирчиво осматривал местность в стереотрубу, сверяясь с картами и проверяя нанесенную тактическую обстановку. Гаврилов доложил, что за прошедшие трое суток дивизионные разведчики, просачиваясь в тыл к немцам через болота, взяли трех языков, в том числе одного унтер-офицера. Тактическую обстановку наносили с учетом показаний пленных. Перед совещанием командующий удостоил Гаврилова похвалы за разведку и за количество построенных полевых укреплений. Похвала обычно немногословного Серпилина стоила дорого.