Через час Кугель выскочил из кровати и завернулся в халат. Салассер встала на колени.

– Куда ты? Я придумала кое-что новенькое.

– Я вернусь через миг.

На юте Кугель снова обнаружил госпожу Сольдинк зажигающей несколько свечей, которые она укрепила на фонарном столбе. Кугель сорвал свечи и швырнул их в море.

– Что вы делаете? – запротестовала госпожа Сольдинк. – Я не могу править кораблем в темноте!

– Придется вам удовольствоваться светом от эскалабры! Это последнее предупреждение!

Госпожа Сольдинк, что-то бормоча себе под нос, согнулась над штурвалом. Кугель вернулся в каюту.

– А теперь, – сказал он Салассер, – займемся твоим новшеством. Хотя я подозреваю, что за двадцать-то эр немного камней осталось не перевернутыми.

– Возможно и так, – с чарующей простотой согласилась Салассер. – Но это же не значит, что нам нельзя попробовать.

– Разумеется, нет, – ответил Кугель.

Новшество было опробовано, затем Кугель предложил небольшое изменение, которое также было признано удачным. После этого Кугель снова вскочил на ноги и собрался выбежать из каюты, но Салассер поймала его и потянула назад в постель.

– Ты сегодня неугомонный, точно тонквил! Что тебя так встревожило?

– Ветер крепчает! Слышишь, как хлопает парус? Я должен все проверить.

– Зачем ты будешь утруждаться? – промурлыкала Салассер. – Пусть мама занимается такими вещами.

– Если она пойдет к парусу, ей придется оставить штурвал. А кто занимается червями?

– Черви отдыхают… Кугель! Ну куда же ты?

Но Кугель уже выбежал на среднюю палубу и обнаружил, что парус перекрутился и бешено хлещет по шкотам. Он поднялся на ют и обнаружил, что обескураженная госпожа Сольдинк покинула свой пост и ушла в свою каюту.

Кугель проверил эскалабру. Стрелка указывала в северном направлении, а корабль кренился, вращался во все стороны, точно Щепка, и дрейфовал назад. Кугель повернул штурвал, нос резко опустился; ветер с оглушительным хлопком завладел парусом, так что Кугель испугался за шкоты. Черви, раздраженные толчками, выпрыгнули из воды, нырнули, оборвали ремни и уплыли прочь.

Кугель закричал:

– Свистать всех наверх!

Но никто не отозвался. Он закрепил штурвал и в полной тьме взял парус на гитовы, получив несколько чувствительных ударов болтающимися шкотами.

Корабль теперь шел точно по ветру, в восточном направлении. Кугель пошел разыскивать свою команду, но обнаружил, что все заперлись в своих каютах и молчаливо игнорируют его строгие приказания.

Кугель бешено заколотил башмаком в дверь, но только ушиб ногу. Он медленно поковылял назад и постарался все закрепить. Ветер с воем гулял в такелаже, и корабль начал терять ветер. Кугель еще раз побежал в нос корабля и прорычал приказы своей команде. Ответа он добился лишь от госпожи Сольдинк, которая простонала:

– Дайте нам умереть с миром! Нас всех тошнит!

Кугель в последний раз пнул дверь и, прихрамывая, отправился к штурвалу, где с огромным трудом ему удалось заставить «Галанте», не отклоняясь, идти по ветру.

Всю ночь Кугель стоял у руля, а ветер пронзительно завывал, и волны вздымались все выше и выше, иногда разбиваясь о транец белой пеной. В один из таких моментов Кугель оглянулся через плечо и заметил сияние отраженного света. Свет? Откуда?

Совершенно очевидно, что свет лился из окон заднего салона. Кугель не зажигал ламп, что означало, что это сделал кто-то другой, в нарушение его строгого приказа.

Кугель не решился оставить штурвал, чтобы погасить свет… Невелика важность, сказал он себе; в такую ночь он мог бы зажечь над морем не то что лампу, а даже целый маяк, и не нашлось бы никого, кто увидел бы его.

Часы шли, шторм гнал суденышко на восток; Кугель, едва живой, съежился у штурвала. Ночь тянулась нескончаемо долго, но наконец и она прошла, и небо окрасилось тусклым багрянцем. Наконец взошедшее солнце осветило безбрежный океан, по которому катились черные волны, увенчанные белыми барашками. Ветер утих, Кугель обнаружил, что судно снова может идти своим курсом. Он распрямил свое мучительно затекшее тело, вытянул руки и подвигал оцепеневшими пальцами.

Спустившись в задний салон, Кугель обнаружил, что кто-то поставил у кормового иллюминатора две лампы.

Кугель потушил свет и сменил бледно-голубой шелковый халат на свою собственную одежду. Он натянул на голову трехъярусную шляпу с приколотым к ней «Фейерверком», приладил ее под наилучшим углом и отправился на нос. Он обнаружил госпожу Сольдинк с дочерьми на камбузе, завтракающими чаем со сладким пирогом. Ни одна не выказывала никаких следов вчерашней морской болезни; все они казались по-настоящему отдохнувшими и безмятежными.

Госпожа Сольдинк, повернув голову, смерила Кугеля взглядом.

– Ну, что вам здесь нужно?

Кугель с ледяной вежливостью проговорил:

– Мадам, ставлю вас в известность о том, что мне известно о ваших кознях.

– В самом деле? Вы знаете обо всех?

– Я знаю обо всем, что хочу знать. Это не делает вам чести.

– Ну и что это за козни? Будьте так добры, просветите меня.

– Как скажете, – ответил Кугель. – Согласен, что ваш план, до некоторой степени, был остроумным. Днем мы по вашей просьбе плыли на юг с половинной приманкой, чтобы черви могли отдохнуть. Ночью, когда я уходил спать, вы изменяли курс и вели «Галанте» на север.

– Если быть более точным, на северо-запад.

Кугель сделал знак, что это не имеет значения.

– Затем, держа червей на тонизирующих микстурах и двойной приманке, вы пытались удержать корабль в окрестностях Лаусикаа. Но я поймал вас.

Госпожа Сольдинк презрительно рассмеялась.

– Мы уже по горло сыты морскими путешествиями. Мы возвращались в Саскервой.

Это признание застигло Кугеля врасплох. План оказался гораздо более дерзким, чем он подозревал. С деланной небрежностью он проговорил:

– Невелика разница. Я с самого начала чувствовал, что мы плывем по той же самой воде, и это озадачило меня на минуту-другую, до тех пор, пока я не заметил плачевное состояние червей, и тогда все стало ясно. И все же я терпел ваши проказы; эти мелодраматические усилия забавляли меня. А я тем временем наслаждался отдыхом, океанским воздухом, первоклассной едой…

– Мы с Табазинт и Салассер плевали в каждое блюдо, – злорадно вставила Мидре. – Мама иногда тоже заходила на камбуз. Я не знаю, что она там делала.

Кугель усилием воли вновь вернул себе свой апломб.

– По ночам меня ублажали и развлекали, и, по крайней мере, в этом отношении у меня нет никаких претензий.

– Жаль, что мы не можем сказать того же, – заметила Салассер. – Твоя возня и лапанье вечно холодными руками нагоняли на нас всех невероятную скуку.

– Вообще-то, невежливость мне не свойственна, но придется сказать правду, – присоединилась к сестрам Табазинт. – Твои физические характеристики оставляют желать много лучшего, и, кроме того, тебе следовало бы избавиться от дурацкой привычки насвистывать сквозь зубы.

Мидре начала хихикать.

– Кугель с такой первобытной гордостью относится к своим новшествам, но мне приходилось слышать, как маленькие дети обменивались куда более интересными теориями.

Кугель сухо проговорил:

– Ваши замечания не имеют никакого значения. Как только представится удобный случай, вы можете быть уверены, что…

– Какой еще случай? – спросила госпожа Сольдинк. – Больше не будет никаких случаев. Хватит уже вашей глупости.

– Путешествие еще не кончено, – заносчиво сказал Кугель. – Когда ветер усилится, мы возобновим наш путь на юг.

Госпожа Сольдинк громко расхохоталась.

– Это не просто ветер. Это муссон. Он переменится через три месяца. Когда я поняла, что Саскервой недостижим, я привела корабль туда, откуда ветер понесет нас в дельту реки Великий Ченг. Я подала господину Сольдинку и капитану Баунту знак, что все в порядке, и велела им не приближаться к нам до тех пор, пока я не приведу нас в Порт-Пергуш.