Водитель автобуса принес мешок с газетами и журналами и швырнул его на прилавок; автобусная станция, очевидно, служила для местных жителей заодно и почтой. Начальник станции, мужчина с вытянутым лицом, среднего телосложения и среднего возраста, с тронутыми сединой рыжими волосами и яркими карими глазами, начал просматривать газеты. Его отличительной чертой были прекрасные ощетинившиеся рыжие усы, которые, точно так же как плакаты и афиши нарушали мрачное окружение. На нем была красная кепка и синий жилет с медными пуговицами.
Глауен подошел к прилавку и начальник станции осмотрел его беглым взглядом.
— Ну, сэр? Чем могу быть полезен?
— Я хочу точно знать, когда отправится обратный автобус на Фексельбург.
— Полдневный автобус уже ушел. Вечерний — отправится где-то часов через пять, ближе к закату. Вам нужен билет?
— Я уже оплатил обратный проезд, но мне бы хотелось иметь гарантии, что мое зарезервированное место, за которое я заплатил, останется за мной.
— В этом не сомневайтесь, сэр! Место для вас зарезервировано, но ни я, ни водитель автобуса не возьмемся объяснить это зубенитам. У них не хватит прыти, чтобы выйти из под дождя, но вот когда они отыскивают свободное сиденье в автобусе, они шустры, как ящерицы. Возможно, что сиденье и предназначено для того места, где они хранят свои мозги.
— Так как я здесь чужестранец, то я бы хотел получить разумное решение и свое место в автобусе в придачу.
— Не беспокойтесь за свое место. Ночной автобус никогда не бывает переполнен.
Глауен достал свой список участников второй экскурсии на остров Турбен.
— Вам знакомы эти имена?
Начальник станции прочитал имена вслух, поджимая при этом губы так, как будто ел что-то вяжущее.
— Ласилск. Струбен. Мутис. Кутах. Робидель. Блосвиг. Это все люди из семинарии: Высшие ордена, как они себя называют. Если вы здесь для того, чтобы искать сокровища, то поищите их где-нибудь в другом месте. Если вы будете бродить около семинарии, то, в лучшем случае, получите краткую отповедь, а то и что-нибудь похуже.
— Я не кладоискатель, — заверил Глауен. Он ткнул пальцем в список, — Мне надо поговорить с этими людьми, по крайней мере, хоть с некоторыми из них. Как мне это сделать?
— Здесь они не появляются, в этом я могу вас заверить.
— Короче, я должен идти в семинарию.
— Но…, — при этом начальник станции поднял указательный палец, чтобы подчеркнуть значение своих слов, — … если вы не рассчитываете на что-то большее, чем просто приятная беседа, с вопросами о здоровье, да одной-двумя ссылками на гробницу Зонка, то я бы посоветовал вам сесть здесь на стул, не трогаясь с места дождаться вечернего автобуса, а затем счастливо и в безопасности вернуться в Фексельбург.
Глауен с сомнением посмотрел сквозь окно на семинарию.
— Вы говорите о них, как о семье гоблинов.
— Они философы. Им уже надоели докучливые туристы. Они уже устали объяснять, что если бы гробница Зонка находилась где-то поблизости, то они бы ее давным-давно нашли. Теперь они уже не отвечают на стук в дверь. Если кто-то постучится более трех раз, то они выливают на него или на нее ведро помоев.
— Думается, это приведет в замешательство любого вежливого посетителя.
— Не всегда. Двое туристов снова забрались по склону и постучали второй раз. Когда им открыли дверь, они сказали, что являются студентами-архитекторами и хотят осмотреть конструкцию семинарии. Члены ордена сказали: «Конечно! Но сначала, как диктуют наши внутренние правила, вы должны познакомится с нашей жизнью». «Обязательно» — воскликнули студенты, надеясь на краткую пятиминутную беседу. «Мы с удовольствием послушаем про вашу жизнь». Их провели, одели в серые одежды и целый год обучали Элементарному Синтораксису. Наконец, им разрешили осмотреть семинарию. Но теперь они уже хотели только одного: выбраться оттуда. Они сбежали с утеса, крича и махая руками. Они купили билет до Фексельбурга на ближайший автобус. Когда я предложил им купить и обратный билет, они только замахали руками и сказали, что больше никогда в жизни сюда не вернутся.
— Похоже, это очень просвещенные философы, — сказал Глауен.
— Другая пара туристов забралась по заднему склону, надеясь там найти или гробницу, или проход. Они так и не вернулись. Кто-то говорил, что они упали в помойную яму семинарии. Насколько я знаю, были и другие; но я никогда не считал туристов.
— Разве полиция Фексельбурга не защищает туристов?
— Конечно, защищает. Полицейские просят приезжих держаться подальше от Поганской точки.
— Мне плевать и на Зонка и на его сокровища. Мне нужна совершенно другая информация. Но я бы не хотел рисковать взбираясь по склону или нарваться на отповедь. А есть телефонная связь с семинарией?
— Вот, пожалуйста. Давайте я позвоню и прозондирую почву. Как ваше имя?
— Я капитан Клаттук со станции Араминта на Кадволе.
— И по какому делу?
— Это я объясню им лично.
Начальник станции сто-то сказал в телефон, подождал, потом сказал что-то еще. Потом он повернулся к Глауену.
— Им безразлично ваше звание. Они хотят знать по какому делу вы к ним приехали.
— Мне нужна информация в отношении Огмо Энтерпрайсис.
Начальник станции снова заговорил в телефон, затем сказал Глауену.
— Они не знают, о что вы имеете в виду.
— Не так давно шесть человек из семинарии посетили Кадвол. Я бы хотел узнать, кто им продал билеты. Это единственное, что меня интересует.
Начальник станции пересказал эту информацию в трубку телефона, выслушал ответ, положил трубку и медленно повернулся к Глауену.
— Я поражен до глубины души.
— Чем?
— Они согласились поговорить с вами.
— Это так удивительно?
— В какой-то мере. Они почти не принимают пришельцев. Поднимитесь по дороге и постучите в дверь. Когда вас встретят, спросите Орден Заа. Осторожней, мой друг! Это странные люди!
— Я очень вежливо задам свои вопросы. Если они не сподобятся мне ответить на них, то я просто уйду. Другого выбора у меня нет.
— Очень разумный план.
Начальник станции проводил Глауена до выходной двери. На пороге они вместе понаблюдали за толкающейся толпой зубенитов.
— Как вы умудряетесь отличать мужчин от женщин? — поинтересовался Глауен.
— Это любимый вопрос туристов! Я всем отвечаю так: «А зачем мне это надо?»
— Вы никогда не пытались познакомиться с какой-нибудь местной леди?
— Фу! Это, как говориться, пустая трата энергии. Они обращают на меня внимание не больше, чем на горного козла, — он указал на противоположную сторону площади, — Вон там начинается дорога на холм.
Глауен, пригнув голову, пересек площадь, насквозь продуваемую леденящим северным ветром. Там где от площади начиналась дорога висела вывеска, гласящая:
«Семинария Мономантики
Осторожно! Держитесь в стороне!»
Юноша проигнорировал вывеску и начал подниматься по склону.
Семинария маячила на фоне неба. Дорога сделала последний поворот и вывела его к фасаду строения. Перед тремя ступеньками, ведущими к тяжелой бревенчатой двери, Глауен остановился и перевел дыхание. В тусклых лучах Зонка, пред ним предстала панорама мира, совершенно отличного от его родного. Внизу лежал город, состоящий из красно-коричневых, коричневых и темно-красных строений с черными крышами столпившихся вокруг площади. За городом начинались возделанные земли, защищенные рядами деревьев, за которыми, теряясь в тумане, протянулась степь.
Глауен повернулся к семинарии. Он расправил плечи, одернул куртку и осмотрел фасад здания. Высокие узкие окна казались слепыми и пустыми, как будто никому не приходила мысль выглянуть из них во внешний мир. Мрачное место для учебы, подумал Глауен, единственным его достоинством может быть то, что его учеников ничто не отвлекает от постижения философских истин. Он сделал шаг вперед, поднял и опустил несколько раз медное дверное кольцо.
Прошло какое-то время. Дверь открылась и из нее выглянул дородный круглолицый человек, несколько выше Глауена, с круглыми близко посаженными глазами. На нем был серо-коричневый балахон из простой ткани и капюшон, который оставлял открытым только лицо мужчины. Он хмуро оглядел Глауена.