В гостиную вошел дворецкий в светло-зеленой ливрее с подносом в руках. Алюз Ифигения взяла два бокала, один из них протянула Герсену.

– И если вас убьют или поймают – как я смогу тогда покинуть Фамбер, если решусь на это?

Герсен невесело рассмеялся.

– Если бы я серьезно задумывался над подобными вопросами, я бы стал опасаться всего этого. Страх сковал бы мои действия, а вследствие этого резко бы возросла угроза моей поимки или гибели. Если вы выйдете замуж за Сиона Трамбле, то, как мне кажется, столкнетесь с точно такими же трудностями.

Алюз Ифигения чуть вздернула обнаженные нежные плечи – она была в белом вечернем платье в оборках без рукавов, которым в этом городе отдавали явное предпочтение.

– Он красив, благороден, справедлив, почтителен – и, пожалуй, даже слишком хорош для меня. Неожиданно для самой себя я обнаружила, что у меня появились такие мысли и желания, которые раньше были мне неведомы. – Она обвела взглядом комнату, на мгновенье прислушалась к гулу голосов, затем снова повернулась к Герсену. – Мне трудно выразить словами те чувства, что меня обуревают – но в эпоху, когда мужчины и женщины почти мгновенно пересекают космическое пространство, когда сотни планет объединились в Ойкумену, когда возможно все, что только доступно человеческому воображению, эта отдаленная крошечная планета с доведенными до крайности добродетелями и пороками кажется неправдоподобной.

Герсен, которому были куда ближе, чем Алюз Ифигении, знакомы планеты Глуши и планеты Ойкумены, не склонен был разделять ее чувств.

– Все зависит от того, – сказал он, – как вы относитесь к человечеству: к его прошлому, его настоящему и какие надежды питаете в отношении его будущего. Институт… – Он не удержался от смеха, произнося это слово, -…наверняка предпочел бы Фамбер будням современной Ойкумены.

– Мне ничего не известно об Институте, – произнесла Алюз Ифигения. – Это группа людей с порочными наклонностями или даже преступников?

– Нет, – ответил Герсен. – Они всего лишь философы…

Алюз Ифигения тяжело вздохнула, взгляд ее снова стал почти отрешенным.

– Я еще очень многого не знаю, – произнесла она, взяв руку Герсена в свою.

В сопровождении пажей с фанфарами в руках в гостиную торжественно вошел герольд.

– Сион Трамбле, Великий Князь Вадруса.

В гостиной сразу же воцарилась тишина. Из приемного зала послышались пока что еще отдаленные, размеренные шаги и в такт с ними характерный звон металла. Пажи подняли фанфары, издали приветственную мелодию. И тут же размашистым шагом в гостиную вошел Сион Трамбле. Он был прямо с дороги, в перепачканных доспехах, в круглом металлическом шлеме на голове, испещренном вмятинами и перемазанном запекшейся кровью. Когда он снял шлем, взору Герсена явилась пышная копна золотистых локонов, коротко подстриженная светлая борода, великолепный прямой нос и невообразимо голубые глаза. Он поднял руку в приветственном жесте, относящимся ко всем присутствующим, затем церемонно подошел к Алюз Ифигении, склонился перед ее рукой.

– Моя принцесса – вы сочли возможным вернуться.

Алюз Ифигения хихикнула. Сион Трамбле с удивлением поглядел на нее.

– По правде говоря, – сказала Алюз Ифигения, – вот этот джентльмен не предоставил мне иного выбора.

Сион Трамбле повернулся к Герсену. «Мы с ним никогда не станем друзьями», подумал Герсен. Каким бы благородным, учтивым, справедливым и добросердечным ни был Сион Трамбле, он все равно оставался лишенным чувства юмора напыщенным индюком, самодовольным и своенравным.

– Меня поставили в известность о вашем прибытии, – сказал Герсену Сион Трамбле. – Я обратил внимание на чудовищный механизм, в котором вы прибыли. Нам предстоит многое обсудить. А пока что, прошу извинить меня. Мне нужно снять с себя доспехи.

Он повернулся и покинул гостиную. Возобновились прерванные разговоры между придворными.

Алюз Ифигении не о чем было говорить, и она загрустила. Через час все собравшиеся перешли в пиршественный зал. За возвышением в дальнем конце стола восседал в белых и алых одеяниях Сион Трамбле, справа и слева от него располагались наиболее приближенные к нему вассалы. Чуть ниже их, в строгом порядке старшинства места занимали все прочие приглашенные на пиршество гости. Отведенное Герсену место оказалось почти у самых дверей в пиршественный зал. Кроме того, от его внимания не ускользнуло, что Алюз Ифигения, несмотря на свой статус официальной невесты Сиона Трамбле, все же вынуждена была занять место позади по крайней мере шести дам, ранг которых расценивался при дворе выше, чем ее.

Пиршество было великолепным и продолжительным, крепки подаваемые вина. Герсен ел и пил в меру, учтиво отвечал на вопросы, все его попытки держаться как можно неприметнее не увенчались успехом, поскольку оказалось, что глаза всех присутствующих большую часть времени были устремлены именно на него.

Сион Трамбле ел совсем немного, а пил и того меньше. В разгар пиршества он поднялся и, жалуясь на усталость, извинился перед собравшимися за то, что должен покинуть их.

Чуть позже к Герсену подошел паж и прошептал на ухо:

– Милорд, соблаговолите пройти со мной. Князь желает переговорить с вами.

Герсен поднялся из-за стола, паж провел его в круглый вестибюль, затем в коридор и завел в небольшую гостиную, стены которой были отделаны панелями из необработанной древесины. Вот здесь-то и дожидался Герсена Сион Трамбле, успевший переодеться в свободный халат из светло-голубого шелка. Пригласив Герсена присесть в расположенное рядом кресло, он сделал жест в сторону небольшого низкого столика, на котором стояли бокалы и графины.

– Располагайтесь поудобнее, – произнес он. – Вы – человек из далекого для нас мира. Пожалуйста, не обращайте внимания на наши непостижимые для непосвященных правила этикета. Давайте поговорим как мужчина с мужчиной, честно и откровенно. Скажите мне – какова причина вашего пребывания здесь.

Герсен не усмотрел причин для того, чтобы не сказать всей правды.

– Я прибыл сюда для того, чтобы убить Кокора Хеккуса.

Сион Трамбле поднял брови.

– В одиночку? А каким же это образом? Вы возьмете приступом стены Аглабата? Одолеете Бурых Берсальеров?

– Не знаю.

Сион Трамбле задумчиво поглядел на пламя, игравшее за решеткой камина.

– В настоящее время Миск и Вадрус находятся в состоянии перемирия. Война может вспыхнуть только в том случае, если принцесса Ифигения окажет мне предпочтение, связав со мною свою судьбу, но сейчас, как мне кажется, она не будет принадлежать ни одному из нас. – Он нахмурился, глядя на огонь, и сжал пальцами подлокотники кресла. – Лично я не намерен давать поводов для войны с соседом.

– В любом случае, вы в состоянии хоть как-то помочь мне? – спросил Герсен, хотя внутренне был готов к самому худшему.

– Возможно. В чем причина вашей вражды с Кокором Хеккусом?

Герсен рассказал о налете на Маунт-Плезант.

– Пятеро негодяев разрушили мой дом, истребили всю мою родню, увели в рабство друзей. Я надеюсь покарать этих пятерых. Малагате уже мертв. Очередь за Кокором Хеккусом.

Сион Трамбле нахмурился.

– Вы отважились осуществить, как мне кажется, трудновыполнимую задачу. В частности, что вам угодно от меня?

– Во-первых, ваше содействие в том, чтобы я мог вернуться к космическому кораблю, оставленному мною к северу от Скар Сакау.

– Сделаю все, что в пределах моих возможностей. Княжества к северу от Скар Сакау враждуют со мной, а тадоскои настолько воинственны, что мир с ними вообще невозможен.

– Есть еще одна сторона этого дела, – произнес Герсен, затем задумался, не решаясь продолжать, пораженный неожиданно пришедшей ему в голову еще одной возможностью, которую раньше почему-то не принимал в расчет. Затем неторопливо, будто рассуждая вслух, продолжал. – Когда я отобрал у Кокора Хеккуса форт, то прихватил еще и одного пленника, который, как мне казалось, вполне мог быть самим Кокором Хеккусом. Принцесса Ифигения так не считает. Тем не менее, меня продолжают одолевать сомнения. Все-таки казалось маловероятным даже тогда, да кажется и сейчас, что Кокор Хеккус смог бы устоять перед искушением принять участие в первом же испытании своей новой игрушки… И что-то в этом узнике уж больно напоминает мне другого, который мог быть Кокором Хеккусом.