— Нет, — качнула я головой. — Я не хочу прятать Тину, как ты когда-то не желал прятать меня. Лучше я попробую изменить принятый порядок, подарить людям шанс на другую жизнь, дать им… свободу.

Кеорсен хмыкнул. С ответом он не спешил. Вглядывался в мое лицо несколько томительно долгих ударов сердца, потом улыбнулся тепло и нежно:

— Хочешь вылечить наш неправильный мир?

— Хотя бы попытаться.

— Будет сложно, мышонок.

— Знаю. — Я улыбнулась. — Но моя жизнь давно перестала быть простой. Если очередной ее безумный виток может облегчить судьбу целого вида, я готова рискнуть. Только без тебя мне не справиться.

— Я всегда с тобой, мой свет. Всегда рядом и всегда на твоей стороне. Но сначала… — он вздохнул, — давай уладим все дела с Советом?

Счастливо кивнув, я снова прижалась к сильной груди Кеорсена.

Этой ночью Кеорсен обнимал меня особенно нежно, словно я не из плоти и крови, а из хрупкого льда — надави посильнее, и он с хрустом сломается. Но в то же время я чувствовала иссушающую, почти выворачивающую душу потребность демона во мне. И, отвечая на нее, я отдавала себя без остатка. Каждым своим прикосновением старалась доказать, что я здесь, рядом, и что со мной ничего не случится. Я не повторю судьбу Амадейны, не попаду в руки к чудовищам, способным обречь жертву на столь мучительную смерть. Не доставлю им такой радости.

Мы с Кеорсеном уснули лишь под утро, когда непроглядная темень за окном уступила место предрассветной серости. Закрывая глаза, я чувствовала тяжелую руку, перекинутую поверх моей талии и прижимающую меня к крепкой груди, слышала биение сильного сердца. А проснулась я одна. Огляделась растерянно и заметила на прикроватной тумбе белоснежный цветок каллы с лежащей под ним запиской. В уверенном размашистом почерке я сразу узнала руку Кеорсена.

Он писал, что улетел в родовой замок поговорить с Амарелией и Лунарой, уверял, что к вечеру обязательно вернется, пусть и на несколько часов. В каждой строчке сквозило беспокойство за маленькую кузину, потерявшую мать. Кеорсен предчувствовал возможную реакцию на печальную новость и не собирался бросать сестру один на один с опасной в своем горе высшей. Мне было жаль оставаться в стороне, когда душа рвалась поддержать Лунару, но я верила своему демону и была готова ждать столько, сколько потребуется.

Приняв ванну и приведя себя в порядок, я решила спуститься в библиотеку, когда вдруг ощутила закручивающиеся потоки открываемого портала.

Кеорсен? Вернулся так рано? Но почему не в гостин…

Додумать мысль я не успела. В последний момент зев перехода вильнул и, точно пасть голодного монстра, накрыл меня с головой. В желудке защекотало, к горлу подступила тошнота, виски сдавило. А уже в следующий миг меня выплюнуло на пол. Причем, судя по всему, портал открылся едва ли не под потолком, и я, пролетев всю высоту помещения, с размаху приземлилась на устланные тонким ковром камни. Отбитые ладони и колени тут же заныли от боли.

— Ну, здравствуй, Сатрея, — усмехнулись низким голосом у меня за спиной.

Вскочив, я обернулась и уставилась в холодные глаза высшего. Слишком знакомые, чтобы ошибиться.

Растопленное серебро круглыми островами светилось посреди черноты глаз. Волосы цвета холодной стали собраны в низкий хвост. Рукава чернильно-синей рубашки небрежно подкатаны, черные штаны доходили до края лакированных туфель. Тонкие пальцы унизаны перстнями с большими, поблескивающими в свете масляных ламп бриллиантами — родовыми камнями Артенсейров. Вытянутое лицо, высокий лоб и тонкие черты казались знакомыми. Я помнила их. Гораздо лучше, чем мне бы того хотелось.

— Майкрам Артенсейр? — уточнила я, уже догадываясь, каким будет ответ.

— Для тебя, грязь, махр Артенсейр, — отчеканил отец Кеорсена.

Он прошел к массивному кривоватому столу из рассохшегося дерева и взял веревку. Потом обернулся и, смерив меня презрительным взглядом, скривился.

— Сколько сложностей из-за одного смеска, сколько волнений в идеально выверенном мире, сколько ошибок… Грязь пачкает все, чего касается, — заключил демон и, опершись о край стола, принялся вязать петлю.

Я следила за его действиями с беспокойством. Нет, меня волновала не собственная судьба — магия слова давно танцевала на кончике языка, даря чувство защищенности. Я переживала за Кеорсена. Он тяжело воспринял смерть Амадейны, к которой не испытывал особой привязанности, так каким же ударом для него станет предательство Майкрама? Я мало знаю об их отношениях, но помню рассказы Лунары о том, что, боясь потерять отца вслед за матерью, Кеорсен пошел против правил и отказался от места в Круге в пользу Майкрама. А это уже говорит о многом.

— Сколько вам лет? — Вопрос сорвался с губ неожиданно еще до того, как я успела выстроить логическую цепочку.

Высший обернулся и надменно изогнул бровь.

— Хочешь узнать, вхож ли я в Совет? Ну и глупа же ты, если до сих пор не догадалась, — фыркнул он. — Я не просто вхожу в Совет, я его возглавляю. Мне больше тысячи трехсот лет.

— Но почему тогда Кео…

— Не смей называть моего сына по имени! — рявкнул Майкрам. — Даже не думай портить его звучание своим поганым ртом, — выдохнул он уже спокойнее. — Кеорсен не знает мой истинный возраст, думает, я моложе.

Закончив вязать петлю, Майкрам накинул ее мне на шею и затянул. Потом ухватил пониже плеч и рывком дернул к окну. Округлые стены, узкий проем, закрытый алебастровым стеклом, — мы явно в башне. Стоило заметить прибитый к перекладине конец веревки, мозаика дальнейших событий сложилась. Майкрам собирается выкинуть меня в окно, вес моего тела и накинутая на шею петля сделают остальное.

Что примечательно — в башне не нашлось ни одного, даже самого слабого магического плетения. Лампы и те масляные. Высший явно знал о моей способности перехватывать контроль над чужими заклятиями и постарался предусмотреть все. Единственное, о чем он не догадывается, — о пробудившейся магии слова. И именно на нее я рассчитываю.

— Чем я так помешала вам? Своим происхождением?

— Происхождением? — От возмущения Майкрам остановился и прожег меня алеющим взглядом. — Ты угроза нашему порядку, всему, что в нем ценится! Ты невосприимчива к магии и одним этим нарушаешь существующие законы. Но главное… главное! — Он задышал тяжело, словно кипящая в нем ненависть была готова вырваться из ушей обжигающим паром. — Ты отравила Кеора! Из-за такой грязи, как ты, мой сын — гордость всего вида — отказался от брака с Вериной! Из-за тебя он забыл наши ценности! Из-за тебя стал мягче, будто растерял всю демоническую ярость! Ты отравила его, дрянь! — вновь выкрикнул он.

— Я его истинная пара! — попыталась возразить, упираясь туфлями в тонкий ковер.

— Ошибаются все, даже Великий, — произнес Майкрам, успокаиваясь. — Истинной Кеорсена должна была стать Верина. Прекрасная, сильная, идеальная высшая. Ее я желал видеть матерью своих внуков, а не отребье вроде тебя.

— Дед Верины был полукровкой, — заметила я и вскрикнула, ощутив жалящую пощечину.

Магия слова взметнулась, готовая слететь с языка в любой миг, но я усмирила опасный порыв. Еще не время. Рано.

— Держи свой поганый язык за зубами, — процедил демон, впиваясь в меня алеющим взглядом. — Верина — сильнейшая из демониц и лучшая пара для моего сына.

— Все-таки она стояла за происходящим? — Я дернулась, натягивая веревку и заставляя Майкрама остановиться.

До окна оставалось не более метра.

Демон вздохнул, всем своим видом показывая, как его утомила моя глупость, и окатил меня надменным взглядом.

— Верина хотела вмешаться, это верно. Но я не позволил. Каким бы ни был финал у твоей истории, Вери лучше оставаться в стороне. Гнев Кеорсена не должен пасть на нее — напротив, именно она примирит моего сына с утратой игрушки, а после — по-женски утешит.

От слов Майкрама в душе полыхнула ярость. Взор затянуло алым, и демон, заметив это, удовлетворенно хмыкнул.