«С другой стороны, на что я жалуюсь? Что я сделал не так? Меня кинули. Я ответил. Ну, вляпался в какую-то дурацкую историю, так не по своей вине. Даже если сяду, не так обидно будет. Все-таки вел себя, как настоящий человек, а не как размазня».

Немного погремев посудой, он нашел подходящую кастрюлю, налил в нее воды и поставил на плиту. С трудом освободил смерзшиеся в монолит пельмени от упаковки.

– Однако… Кирпич из теста с мясом… Тот еще креатив.

Он подошел к ванной, осторожно постучал.

Сквозь плеск воды послышалось:

– …к черту… мыть… дают…

– Оль, это я… – Он осторожно приоткрыл дверь. – Это я.

– А. – В клубах пара ничего не было видно. – Ну если ты, то заходи…

Сергей окунулся во влажную духоту.

– Осторожно, не поскользнись, – сказала Ольга, отдергивая занавеску. – Не хочешь присоединиться?

Струи душа лились на ее тело, обхватывали, ласкали.

Рядом с этой женщиной хотелось творить. Хотелось придумывать что-то новое, вздорное, переделывать, ломать и снова строить.

– Я бы с удовольствием, но там вода закипает, – улыбаясь, сказал Столяров. – Пельмени будешь?

– Какая проза жизни. – Оля присела, клубы густого пара скрыли ее с головой. – Пельмени с утра… Где ты их нашел?

– В холодильнике…

– Боже мой! Они же доисторические!

– Есть очень хочется, так что я не побрезгую даже такими…

– А я, пожалуй, что-нибудь придумаю потом… Точно не присоединишься?

Сергей подошел поближе.

– Только одежду лучше снять… – предупредила невидимая в пару Ольга.

– Откуда столько пара?

– Залезай, узнаешь…

И он залез.

На кухне выкипала в кастрюле вода, и сюрреалистический кирпич из пельменей медленно таял, как мамонт, вытащенный из вечной мерзлоты.

– Как он? – спросил Михалыч у Гриши.

Тот сидел около Романа и внимательно слушал его дыхание.

В ответ на вопрос Михалыча Гриша пожал плечами и прижал обе ладони к щеке.

– Понятно. Крепко его обработали. Думаешь, переломов нет?

Гриша поморщился, пожал плечами, мотнул головой куда-то в сторону ванной и развел руками. Михалыч некоторое время обрабатывал информацию, потом кивнул.

– Да, Ольге виднее, все-таки медицинский работник.

Гриша кивнул. Потом показал на Романа, прижал палец к губам и снова ладони к щеке. После этого стукнул себя в грудь и дотронулся до стула, на котором сидел.

Михалыч хмыкнул.

– Хорошо. А мне отойти надо.

Он вышел из комнаты, осторожно, стараясь не шуметь, оделся и неслышно прикрыл за собой входную дверь. Гриша тихонько открыл ноутбук и долго, невидящими глазами, смотрел в мерцающий монитор, прислушиваясь к возне в ванной…

Михалыч притворил за собой дверь, притянул ручку на себя и ушел, только когда щелкнул замок.

Он вышел на улицу, огляделся.

Хмурая дворничиха, одетая в яркий оранжевый комбинезон, разбрасывала по мокрому тротуару смесь песка, соли и каких-то реагентов.

– Бог в помощь, – обратился к ней Михалыч. – Снега же нет, чего стараетесь?

– Чего, чего, – забормотала под нос старуха. – План у нас, понятно? Пять килограмм смеси на день. Раскидай и не греши. Вот и кидаем… Сначала кидаем, потом собираем…

– Строго у вас, а где метро ближайшее?

– Да вон, – старуха махнула варежкой в сторону арки, ведущей из двора. – Направо свернешь и квартал протопаешь. Там и будет…

– Спасибо, бабушка… – Михалыч направился к арке.

– Козья нога тебе бабушка, – возмутилась дворничиха. – Нашел старушку…

Михалыч улыбнулся и помахал ей рукой.

Уже подходя к метро, он достал телефон и набрал номер.

– Добрый день, Илью Федоровича будьте любезны… А когда освободится? Передать… Ну, передайте ему, что звонил человек из пятой бригады Джамаля. И хотел бы с ним встретиться. Где? Нет, нет… Я сам подойду. Как он освободится, и подойду… Через час, хорошо. Нет, лучше через полтора… Спасибо.

Он спустился в метро, легко вписавшись в людской поток.

Как всегда, многолюдная подземная река несла Михалыча по своим тоннелям, перебрасывая из потока в поток. Несколько раз он в последний момент выскакивал из поезда, оставаясь на станции и внимательно следя за тем. не повторит ли кто-нибудь его маневр. Внимательно прислушивался к разговорам в вагоне, рассматривал лица людей.

Со стороны его можно было принять за усталого, ко всему равнодушного приезжего, который уже насмотрелся всего и теперь глядит на людей, в общей массе выделяя, наконец, отдельные лица.

С трудом втиснувшись в последний вагон, Михалыч оказался прижатым спиной к толстяку в ушанке, от которого отчаянно несло потом. Мужик ерзал, тяжело сопел и ворочался. Михалыч на всякий случай прощупал, на месте ли бумажник. Такие вот «непоседливые» пассажиры на практике оказывались очень удачливыми карманниками. Однако этот явно был просто чудак.

– Слышали, что в мире делается? – поинтересовался толстяк у кого-то за спиной Михалыча. – Совсем ошалели. Совсем…

Михалыч вздохнул. В принципе, он был совершенно согласен с говорившим, но делиться своими наблюдениями с пассажирами не спешил.

«Не оценят», – подумал он.

И точно.

Через некоторое время, прицепившись к какому-то слову, заворчала тетка слева. Мужик в шапке оттоптал ей ноги.

Перебранка проходила вяло, без огонька. Однако разрешилась неожиданно.

– Шлепнул бы и шлюх, и директора-идиота, – вдруг заявил кто-то.

Мужик в ушанке заглох, как отключили. Ворчливая тетка с отдавленной ногой активно заработала плечами и локтями, ввинчиваясь в толпу.

«Оригинальная постановка вопроса, – подумал Михалыч. – Это каких таких шлюх надо было шлепнуть? Не наших ли?»

Он уже начал было поворачиваться, чтобы рассмотреть говорившего, но тут двери вагона распахнулись, и людской поток вынес персонажей на перрон. Михалыч схватился за поручень и удержался в этой бурной, стремительной людской реке.

Двери закрылись. Электричка вздрогнула, и перрон двинулся куда-то назад.

Михалыч проводил глазами человека, предположительно выдавшего «про шлюх», и закрыл глаза.

«А чего я, собственно, всполошился? Ну псих какой-то, брякнул, что на уме вертелось… Почему обязательно это имеет ко мне отношение? – Он открыл глаза, огляделся. Ничего подозрительного. – Хотя в последнее время количество совпадений просто зашкаливает…»

Происшедшее всплыло в памяти.

«Жаль, что я того носатого не шлепнул. Если бы… Если бы он не отвлекся на выстрелы… Но глядишь, встретимся где-нибудь, не промахнусь. Морда у него приметная. Носатый».

На следующей Михалыч вышел. Поднялся по длинному, будто лестница в небо, эскалатору и вышел на улицу. С хмурого неба посыпал не то снег, не то дождь. Мелкая, мокрая крупа.

До назначенной встречи было еще время, и Михалыч решил позавтракать.

Он зашел в ближайшую забегаловку и заказал картошку с грибами и котлету. Сел за столик, осмотрелся. Над длинной стойкой небольшой старый телевизор транслировал новости. Звук был выключен, и Михалыч обратился к девушке, которая принесла его заказ:

– Можно сделать погромче?…

Та равнодушно кивнула, выудила из кармана передника пульт и что-то там нажала.

– …попытка перехвата была предпринята в ответ на нарушение воздушного пространства нашим самолетом, не так ли? – Все тот же диктор, напряженный, как струна, что вчера ночью вещал на тему маневров НАТО, сегодня пытал какого-то затянутого в мундир чина из Минобороны.

– Не совсем, – мундир отвечал, как топором рубил.

– Поясните?…

– Дело в том, что квадрат, где произошел конфликт, находится в так называемой «смежной зоне». В таких местах чаще всего происходят недоразумения, связанные с нарушением воздушного пространства из-за неточностей, возникших при составлении воздушных карт. Обычно в международной практике этот процесс согласовывается между всеми заинтересованными сторонами.

– Что же произошло в нашем случае?