Но самой настоящей страстью жены Михалыча являлись боевые единоборства. При росте в метр восемьдесят пять Маша имела вес девяносто восемь килограммов, и ни грамма не было потрачено впустую. Любой имперский гвардеец имел бы честный повод для зависти от такого, почти идеального, телосложения. Ко всему прочему, Маша была инструктором по джиу-джитсу, самбо и дзюдо. Имела второй дан по карате и очень любила кендо. Когда Маша находилась рядом, Сергей чувствовал себя за каменной стеной. И более того, за очень женственной каменной стеной как бы странно это ни звучало.
С такой женщиной мог жить только Михалыч. Такой же удивительный и вместе с тем опасный человек.
А еще у них были дети. Мальчик и девочка.
И родня. Живущая в сказочном месте, куда даже спутники заглядывают нечасто…
Михалыч подошел к калитке, остановился, сбросил рюкзак в снег.
– Маш… Это я… – просто и как-то невпопад сказал он.
Сергей и Гриша остановились в стороне, понимая тонкость момента.
Маша толчком откинула створку и бросилась к мужу. Обхватила его, прижалась. Было очень странно видеть, как женщина, способная раскидать нескольких здоровых мужиков, бросается к своему мужу, как школьница, зажмурившись и прижимаясь щекой к родной и небритой физиономии.
– Ну-ну… – Михалыч терпеливо дожидался, когда жена успокоится, похлопывал ее по спине. – Все хорошо. Все живы. Здоровы. Так… Есть кое-какие неприятности… Но все решаемо… В общем… Все хорошо. Дети как?
– Хорошо. – Маша всхлипнула. – Они сегодня у Жуковых, за лесом. Завтра вернутся… Я хотела сегодня, но потом…
– Правильно, правильно. Пусть пока там. Ничего, – бормотал Михалыч.
– Я волновалась, – жалобно, словно бы оправдываясь, шептала Маша. – Ты позвонил, номер незнакомый, ничего толком не сказал…
– Ну, ты ж у меня умница. Все понимаешь…
– Я понимаю…
– Ну вот и все. Давай заканчивай… Все хорошо, живой, здоровый… Квартира только…
– Да черт с ней…
Маша отодвинулась от мужа. Вытерла слезы. Улыбнулась.
– Хорошо, что ты приехал. И ребят хорошо, что вытащил. – Она повернулась к Сергею с Гришей. – Привет, мальчики! Умаялись? Сегодня баньку сочиним! Чего Гришка такой… Странный?
– У него челюсть сломана, – привычно пояснил Сергей.
– Ну не совсем сломана, – поправил Михалыч, но было поздно.
– Как сломана?! – возмутилась Маша.
Она тут же кинулась к Грише, который испуганно замер по стойке смирно.
– Гришка, ну-ка покажи… Дай я посмотрю… Доктора что говорят? Тут болит? А вот тут? Где угораздило? А ну-ка в глаза мне посмотри? Вроде норма…
Гриша пытался отмахиваться, но бесполезно. У мухи, попавшей в лапы паука, шансов было больше. Программист был осмотрен, ощупан, опрошен, правда, безответно. Травматическая медицина была одной из бесчисленных Машиных хобби…
– Да все у него нормально, – вмешался Михалыч. – Старая травма, уже все хорошо. Уже все срослось… На тренировке вломили, бывает.
– Ладно, вечером посмотрим более внимательно. Давайте в дом! Замерзли, наверное. Городские…
Дом оказался большим не только снаружи.
Уютная прихожая, в которой, после того как зашли все, стало тесно, вела в просторную комнату, где солидным бастионом возвышалась русская печь. Две лестницы вели наверх, на второй этаж, где находились несколько двухуровневых комнат.
– Расположиться есть где, не волнуйтесь, – успокоила Маша. – Давайте я вам покажу, куда кинуть вещи…
Сергей с Гришей устроились в одной комнате, один на первом, а другой на втором «этаже». Тут удивительно пахло елью, свежим, живым деревом. А под ногами лежали толстые медвежьи шкуры. И какое-то чувство, смутно волновавшее Сергея, вдруг обрело наименование. Надежность. Забытое, невозможное в панелях города, с постоянным грохотом проспектов, суетой метрополитена и коммунальной беззащитностью каждого жителя. Надежность. Уверенность.
За этими стенами, в уютном тепле живого огня было надежно и по-настоящему хорошо.
Сергей очнулся, когда. Гриша ткнул его кулаком в бок. Довольно чувствительно.
– Эй, елки, больно же…
Гриша развел руками и встал рядом с Сергеем, с видом истукана уставившись в потолок.
– Еще и дразнится, паразит…
Они спустились вниз как раз вовремя. Хозяйка дома, Катерина Федоровна, уже накрывала на стол. Маша ей помогала. Что-то вкусно шкворчало в сковороде.
– О, молодцы, – воскликнула Катерина Федоровна, делая ударение на первом слоге. – Спустились! Хорошо… Поможете чуток… Маша, объясни ребяткам…
Молодцы были тут же приставлены к делу.
Один притащил из сарая дров в баню, а второй, как выразилась хозяйка, «в темпе», натаскал ледяной воды в какую-то деревянную емкость непонятного городскому уму назначения.
Все это получилось естественно и как-то легко. Словно бы само собой.
И когда они, чуть усталые, но довольные собой, вернулись в дом, их уже ждал стол, много вкусных, совершенно невозможных блюд, которым Сергей даже не знал названия. Большой кусок запеченного мяса, картошка вареная, жареная, какие-то лепешки, маленькие вкусные чебуреки, соленые огурцы, помидоры, чеснок, перчик и еще бог знает что, разное вкусное… И запотевшая бутыль самогона. Как раз такая, которую часто показывают в кино.
– А где Петр Фадеевич? – поинтересовался Михалыч.
– Спустится, он свою чарку не пропустит, – усмехнулась Катерина Федоровна.
И правда, как только сели за стол, заскрипела вторая лестница, жалобно взвизгнули ступени. И спустился… Ну иначе не скажешь… спустился Илья Муромец.
Машин отец был огромен. Два с лишним метра росту, натурально косая сажень в плечах. Былинный богатырь, как полагалось, бородатый, с густой сединой в волосах и кустистыми бровями.
– Антон, – пробасил хозяин. – Молодец, что приехал! Не видел тебя уже сколько!
Человек-гора раскинул руки. Сергею показалось, что он достает ими от одной стены до другой, сгреб Михалыча в объятья и поднял над полом.
– Задушишь, Петр Фадеич! Задушишь! – смеялся Михалыч.
– Ничего, ничего! – басил великан. – Сто лет тебя не видал!
Оставив наконец Михалыча в покое, великан подошел к столу и поздоровался с Сергеем и Гришей. За руку. У Сергея сложилось четкое ощущение, что ладонь побывала в огромных, мягких тисках, из которых невозможно вырваться.
Когда хозяин занял свое место за столом и улеглась предобеденная суета, Катерина Федоровна разлила по стаканам чуть мутноватую с зеленью жидкость… Густо пахло лесом и летним солнечным лугом.
– На травах настояно, – шепнул Михалыч Грише. – Машкин отец сам собирает.
– С приездом, – пробасил великан, поднимая стакан. – И чтобы не последняя…
60.
Калугин зашел к Битову вечером. За последние несколько дней Владимир Дмитриевич сильно сдал. Работал допоздна, вставал рано, требовал того же и от подчиненных. За это время отделом было отработано несколько версий, к сожалению, тупиковых. Повторные допросы Рогинова ничего не давали. Бесконечные внутренние проверки тоже. Отдел внутренней безопасности старался вовсю, рыл землю, но безрезультатно. Мелкие нарушения, недочеты, всякая-разная ерунда. Связка «Рогинов – Тимирязев» работала автономно, контактов с другими шпионскими агентами не искала, вербовочной работы не вела. Но диверсии, совершенные ими в самом начале, завели дело в тупик.
– Разрешите? – Калугин приоткрыл дверь.
– Заходи, Володя. – Битов сидел в кресле, закинув руки за голову и устало прикрыв глаза. – Виски будешь?
Калугин прокашлялся, и Антон Михайлович открыл правый глаз.
– Можно, можно, Володя. Рабочий день, пусть только и официально, но окончился. И вряд ли что-то случится до полуночи такое… экстраординарное. Если честно, я не верю.
– Ну, наша работа на вере не основывается… – Калугин сел напротив.
– Правильно, но не совсем. – Битов снова закрыл глаза. – Наша работа, как древняя Земля, покоится на массе разных животных. Слоны долга, черепахи веры, и все это хозяйство плавает в океане терпения.