– Надо же…
– Какое-то темное прошлое у него. Я не расспрашивал. Но за что-то его из армии турнули. В какой-то очередной точке горячей он то ли не сдержался, то ли еще чего. В общем, каких-то военнопленных, важных, он до штаба не довез… Скандал был громкий, кстати, оттого он все бросил и в тайгу подался. Тут у него когда-то родичи жили. А тот, что сзади, вместе с Федором, – это второй наш «силовик». Василь Кулебякин. Если бы не он, то, может быть, Кольку… Ну, помнишь, братовья нас встречали, Коля да Семен?
– Помню, как такое забыть…
– Вот, если бы не Вася, то Кольку бы медведь задрал напрочь. С тех пор у Кулебякина щека изодрана и на груди такие следочки, что в бане лучше вместе не париться, кошмары будут мучить ночью.
– Хорошенькая компания подобралась. Да плюс мы… Я прямо беспокоиться перестал.
Шедший рядом и прислушивающийся к разговору Гриша согласно что-то промычал.
– Не расслабляйтесь, – усмехнулся Михалыч. – Я вас уверяю, против нас… если кто и будет, то тоже далеко не подарки. Хотя компания действительно неплохая. Большинство неженатые. Мужики в лесу, как дома. Охотой живут… Да и возраст. Подходящий.
– Для чего?
– Для войны…
– Стой! – раскатисто крикнул Петр Фадеевич. – Привал. Не переведя духу, дальше ворот не убежишь…
Он отошел назад, прислушался и подозвал Михалыча к себе.
– Чего, Петр Фадеич?
– Догоняют нас… – пробасил тот.
– Кто? – С плеча Михалыча начала сползать винтовка.
– Да ты не волнуйся так. – Петр усмехнулся. – Не спеши, коза, все волки твои будут… Эти догонщики по твоей части. Как решишь, так и выйдет.
– Не понял…
– А смотри. – Петр указал рукой в варежке назад. Там из-за поворота дороги бодрым ходом шла женщина…
– Машка, – ахнул Михалыч. – Етить твою… Куда ж ты поперла, мать?! Ты что?… Ты?!
Тут его осенила догадка.
– С детьми что? – ахнул Михалыч.
– Да нормально все, – отмахнулась его жена. – Я их у Жуковых оставила еще на недельку. А еще я с тобой пойду.
– Чего?!
– Вопрос решенный, – рубанула Маша ладонью. – Вы и так уже половину дороги прошли. Стемнеет скоро… Ты же не отправишь жену ночью в одиночку через лес?
– Ты… Ты вообще соображаешь?! Ты ошалела совсем, женщина?! – Михалыч раскраснелся, таким его Сергей ни разу не видел. – Детей сиротами оставишь!
Его крики разносились далеко по заснеженному лесу. Гриша с интересом наблюдал скандал, остальные мужики отводили глаза и отходили подальше.
– Машка если чего в голову вобьет… – пробормотал Петр Фадеевич, тихо улыбаясь. – Жена не сапог, с ноги не скинешь.
– Не кричи, – оборвала Маша своего мужа. – Я с вами пойду. Лишней не буду. Как стреляю, сам знаешь. А если что, то я себе всю жизнь не прощу, что ты без меня… В общем, решено.
Она обошла Михалыча и заняла свое место в колонне.
– Ну, без жены, как без шапки, – решил Петр Фадеевич. – Чего расселись! Двигать пора!
– Едрит твою налево… – вздохнул Михалыч. – Вот уж не было печали…
– Да ладно. – Сергей ткнул его в плечо. – Уж как-нибудь убережем.
Михалыч ничего не ответил. Только еще раз вздохнул.
71.
– Вилки, – сказал Петр Фадеевич и махнул рукой куда-то вперед.
Обалдевший от бесконечной дороги Сергей, замерзший, согревшийся и снова замерзший, окончательно переставший чувствовать ноги, поднял слезящиеся глаза.
За последние километры он перестал разговаривать, отвечал на вопросы односложно, в основном просто мычал, давая понять, что живой и все еще может идти. Сначала болели ноги, потом спина, потом все тело, а через некоторое время болевые ощущения пропали. Вместе с остальными ощущениями. То, что называется: ни ног, ни рук… В нашем случае еще и «ни спины».
Но он все-таки дошел.
– Вилки…
Мужики остановились, кто-то тяжело дышал, кто-то, наоборот, спокойно осматривался. Последний километр шли в гору. Вилки, старая, шут знает какого года крепость, стояла на большой пологой возвышенности. Эдакий титанический холм, поросший лесом.
– Ее еще Ермак строил! – гордо заявил Петр Фадеевич.
– Да ладно… – отмахнулся отец Федор. – Ермака в этих краях и не было совсем.
– Не хочешь, не верь, а я точно знаю, Ермак это строил. – Петр подмигнул Сергею. – Мне профессор сказал. Историк.
– Знаю я этого историка… – проворчал священник.
– Не любо – не слушай…
– А и врать не мешай…
– Ладно, – сказал наконец Егор Малашкин. – Завелись! Будет еще время язык почесать. Давайте-ка устроимся сначала. А то, понимаешь, завели треп, старик да поп…
– Все-все, – замахал руками Петр. – Идем-идем…
Караван пришел в движение. Егор еще что-то ворчал под нос, но его уже никто не слушал.
Крепость впечатляла.
Высокий, в два человеческих роста частокол из толстых бревен, три сторожевые башни и палисад по всей протяженности стены. Внутри стоял здоровенный бревенчатый дом, который сам по себе уже мог быть крепостью. Пройдя ворота, Сергей увидел, что изнутри стена была обсыпана землей так, что добраться до палисада легко можно было с любой точки.
– Внушает? – поинтересовался Михалыч.
– Не то слово. – Сергей на какое-то время позабыл про усталость. – Ты здесь был уже?
– Только слышал. Местные используют это место как перевалочную базу, когда на охоту идут. Зверья тут навалом. Так что есть где отсидеться…
Гриша, как всегда, молча рассматривал ворота.
– Чего думаешь, Гриш? – спросил Михалыч.
Тот пожал плечами и обозначил в ладонях что-то массивное.
– Понятно…
– Заходите уже! – крикнул Петр. – Обживаться надо…
Дом имел два этажа. Однако, когда Сергей вошел внутрь, он увидел, что второй этаж – это только видимость. На самом же деле здание являлось просто крепостью в миниатюре. Никаких перекрытий, стеньг, внутренняя палисада, лестницы, окна-бойницы и крыша. Один большой зал, с огромной печью в центре и расположившимися вокруг нее лежанками. Запас дров, бадья для воды, большой стол и приютившиеся к нему скамьи.
Самойлов уже возился с печью. Дрова с треском разлетались под топором.
– Скоро тепло будет, – гудел Петр. – Скоро… Давайте устраивайтесь.
Он хлопнул Сергея по спине. Онемевшие мышцы отозвались болезненной дрожью.
– Устал?
– Не то слово…
– Ничего! – Бодрый Петр Фадеевич воспринимался как нечто не из этого мира. – Ничего! Согреешься, отойдешь, поедим как следует… В эту ночь на дежурство тебя ставить не будем…
Он говорил, говорил… Сергей слышал его голос, но не четко, через нарастающий гул в ушах.
– Присядь, – откуда-то издалека сказал Михалыч.
Крепкие руки подвели его к скамье. Ноги Сергея подогнулись, он сел… Потом подпер голову ладонью… А затем легко-легко провалился в угольно-черную темноту.
– Готов, – кивнул Михалыч.
– Умаялся… – сказала Маша, кивая на Сергея. – Как вообще дошел, непонятно. Отец темп держал самый медленный… Потому и тащились так, что я вас догнала.
– Да я понимаю… – Михалыч обнял жену за плечи. Вокруг суетились мужики, обустраиваясь на ночлег.
Михалыч нежно поцеловал ее в висок. Прижался носом к ее волосам, вдохнул глубоко запах самой дорогой ему женщины.
– Ладно, ладно… – чуть отстранилась Маша. – Не время…
Она ушла, а Михалыч осторожно положил под голову Сергею меховую мягкую шапку.
72.
Из телефонных переговоров:
– Антон Михайлович?! Антон Михайлович?! Это Калугин!
Шорох помех, потрескивание.
– Антон Михайлович!
В сторону:
– Да етить твою мать! Что ж за связь?! Мы в каком веке живем?
Помехи. Через шум и треск:
– Калугин! Слышу тебя. Как из бочки говоришь… Давай медленно… Черт знает что… Ты по какому телефону разгова… – Щелчок. -…тебе же выдали… – Шорох. -…А ты что там… – Завывание.
– Да по спутниковому, по спутниковому!
Помехи. Глухое молчание.
– Ну, через коня же в задницу!
