— И теперь, мой свет, когда вы стали свободным человеком, мы можем поговорить о будущем. Насколько я понимаю, вы хотели бы вернуться в свой мир?

— А… к-какой… мир… — я осеклась, поняв по глазам Паприка: отнекиваться бессмысленно.

Только боги, как он узнал? Из головы моей вытащил? Или Хал…? Нет, даже думать не хочу.

— И что, вы отвезёте меня в Тмирран и пнёте в Зеркало? — спросила я.

— Если договоримся. И, главное, докажем командованию целесообразность такого поступка. Однако, должен предупредить: чем меньше народу знает о вашем происхождении, тем лучше.

— Вы второй из ныне живых. И то только потому, что в голове у меня копаться не постеснялись!

— Это мой долг. Просто долг. Ничего личного, — пожал плечами Паприк, — как и у любого брата, впрочем. Кстати, у вас теперь тоже есть долг, правда, пока только материальный. Пять тысяч триста двадцать четыре с половиной золотых Вирема.

— Сколько?! За что?!

— За Орры, разумеется. Обычно мы не так меркантильны, но ваш случай оказался, что называется, с подвывертом. А любой труд должен быть оплачен.

— Понимаю. Но…

Пять с половиной тысяч! У меня, конечно, есть некоторые накопления с зарплаты в театре, но это едва треть суммы. Да и потратилась на кристаллы я знатно.

— Мастер Паприк, мне нечем вам заплатить.

— Позвольте не согласиться. Кроме наличности, мы можем принять оплату ценностями, физическими услугами, и… как бы это выразиться… бессмертным светом в смертном сосуде.

— Эээ… знаете, я после… гхм, нашего с вами душевного чаепития, немного туго соображаю. Давайте по порядку?

Паприк усмехнулся, и развернулся лицом в комнату. Едва заметное движение руки, и пространство в трёх шагах от нас развернулось, открывая невысокий круглый столик на витой ножке. На кружевной салфетке лежала Нарна — мой фамильный кинжал. Рядом — фамильный же медальон с огнём, и раскрытая шкатулка с большим слитком мерила, которую я добыла летом в подземелье разрушенного храма Духов.

— Ммм… Вообще-то, всё это дороже стоит, — сварливо сказала я.

— Всё вместе — да. Безусловно. Но и продать эти объекты достаточно трудно, слишком ограничен круг покупателей… Выбирайте любой предмет. Два других передадите нам, в качестве добровольного пожертвования. Этого будет достаточно.

Пожертвования. Две фамильных вещи, и пластина удивительного металла, с которым дома я стану самым влиятельным человеком в мире…

Если смогу вернуться.

— Так. Ещё варианты? Что за услуги?

— Физические.

— В смысле — бордель?

— Метко сказано, свет Кетания. Наш научный сектор, действительно, порою не многим отличается от такого заведения… Но, я не думаю, что вас заставят размножаться. Нам интересны знания о работе с Пламенем, и тонкие свойства крови уроженки другого мира. Контракт на восемь циклов. Пансионат закрытого типа.

Час от часу не легче.

— Гм. Так, а что там, говорите, с лучами и сосудами? Я, повторюсь, сейчас туговато соображаю.

— Ничего, это пройдёт. А предложение — место в наших рядах. Вот эта самая дорожка с рыжими вальдами ведёт к маленькому, но очень намоленному храму. Обычно, путь к обряду занимает больше времени: кандидат проходит испытания физически, а не под гипнозом, и, уж конечно, не в одну ночь. Да и времени на размышления потом больше… Но, как вы сами понимаете, ваш случай признан особым. Поэтому на принятие решения у вас… ммм… не больше часа. И, если вы всё-таки решите составить нам кампанию, то переоденьтесь в зильтер, — Паприк вытащил из личного пространства сверток, и передал мне, — затем идите вглубь сада. По вот этой самой дорожке, босиком, и никуда не сворачивайте. Зайдёте в храм — согреетесь. Ну, и закладную там подпишите заодно. С печатью.

— Эм… на что закладную-то?

— На душу, — усмехнулся Паприк, — и учтите, обратного пути у вас не будет.

И вышел сквозь окно.

Из «дыры» в мембране пахнуло холодом. Пока она затягивалась, несколько снежинок влетело внутрь. Одна из них упала мне на руку и быстро растаяла.

Я поёжилась, и повернулась спиной к саду. Оглядела комнату. В ней ровным счётом ничего не изменилось. Мои вещи по-прежнему лежали на столике: Нарна, без которой не выбраться в свой мир, да и в этом будет трудновато. Медальон, который можно наполнять любым Пламенем — прабабкина реликвия, уникальная в своём роде вещь. Слиток мерила, универсального вещества — любой металл из него можно получить, любой драгоценный камень, только соответствующее Пламя примени.

Как он там сказал, оставить себе что-то одно, двумя другими расплатиться? Гад.

В свёртке, который дал мне Паприк, оказалась рубаха грубого полотна. Отложив одежку на столик с кинжалом и прочим, полезла в личное подпространство. Там, глубоко, в специальном тайнике, лежали деньги. Пересчитала: тысяча девятьсот пятьдесят четыре Вирема. Негусто.

Вздохнув, убрала монеты. Подошла к камину. Угли как угли, тлеют и тлеют. Стабильное пространство, неполные цепи. Пламя здесь — просто приятное, но дорогое дополнение к лестницам крови. Огнепёрые таусы тому пример. Хотя правильно. Если знаниями не пользоваться, они умирают. Сохраняется только то, что нужно. Правда, всегда найдутся те, кому всё равно захочется знать как можно больше, и не важно, зачем. Просто знать. Чешется вот у них. Любопытство отрастили, и почёсывают.

Бррр! Я кожей почувствовала, как где-то в «застенках» инквизиторской лаборатории, меня ждут такие вот любопытные братья и, возможно сёстры. Размножаться не заставят? Так пустят на другие опыты. И, насколько я уже знаю Мерран, неизвестно, что хуже.

Как говорится, выбор труден, но очевиден.

Вздохнув, я взяла сверток, который дал Паприк. Прошла к кушетке, разделась, и, прыгая с ноги на ногу на холодном полу, нацепила ритуальный балахон. Он оказался шире меня в два раза. Подол волочился, широкий ворот сползал то на одно плечо, то на другое. Мерранский размерчик, мда. С рукавами, правда, промахнулись: даже мне они едва прикрывали локти.

Снегопад ослаб, но от окна всё равно тянуло холодом. Босиком, он сказал. Ну-ну.

Я постояла, уперев руки в колени, и подышала животом — так, чтобы согреться, и сохранить разогнанное по телу тепло. Выдохнув в последний раз, направилась к выходу в сад.

Дорожка, на которую указал Паприк, безбожно петляла. Путь до храма показался вечностью. Ноги одеревенели, снег скопился горками на плечах и голове. Когда я, наконец, ввалилась в тепло, жаркий благоуханный воздух окатил, словно суховей. Глаза сразу заслезились, по ушам ударил хор голосов и церковные песнопения.

Помещение небольшое, однако алтарь сделан по всем правилам: по центру — круглая тумба, под ней — четыре ступени, над ней — сфера Великого Апри. Шесть фигур в балахонах и опущенных на глаза клобуках, стояли в два ряда: трое мужчин справа и трое женщин слева. Наверху, у самого алтаря, стоял снявший капюшон Паприк.

— Алкающая света Кетания! Обязуешься ли ты служить Империи Мерран?…

Начались пафосные вопросы про долг, служение, и свободу в служении. Я старалась пропускать пафос мимо ушей, на всё отвечала утвердительно, не задумываясь. Наконец, говорильня закончилась.

— Да будет так! Именем Апри, взойди на алтарь, и прими печать Солнца!

— Запястья к шару, и держать, сколько сможешь, — вполголоса сказал кто-то справа.

— Лучше, если дотерпишь до конца стиха, — добавили слева.

— Орать, желательно, потише, — сказал кто-то ещё, и добавил, — а теперь иди.

Раз. Два. Три. На каждый шаг — ступенька, на каждой ступени — два инквизитора опускаются на колени. Пока я шла, алтарь втянулся в вершину алтарной надстройки. Паприк встал на колени.

— О Апри! Явись в полном блеске своём, и прими в воинство своё сестру нашу!

Пространство шевельнулось. Колыхая покрывалом, словно крыльями, шар Великого Апри спустился, замер у самого пола. Паприк потянул ткань, она легко соскользнула прочь. Пахнуло жаром раскалённого металла. Я почувствовала, как кожу на лице стянуло, а глаза заслезились. И тут я с ужасом разглядела Печать — «наросты» по бокам сферы. Размером примерно с ладонь, на каждом — фигурный выступ: меч на фоне солнечного диска. Герб Инквизиции, что же ещё. Теперь понятно, зачем такие короткие рукава. О боги. О Великий Апри…