Смачная затрещина чуть не сбила Дарна с ног. Халнер шагнул вперёд. Каблуки директорских ботинок защелкали по полу.

— Не вздумай. Её. Трогать. Ясно?

На каждом слове рубашка на груди Дарна жалобно трещала. Застёжки сценического костюма звякали, как готовая лопнуть струна.

Наступила тишина, будто выжгли все звуки. Ни вздоха, ни движения.

Кто-то что-то уронил. Халнер вздрогнул, моргнул. Медленно отпустил Дарна.

— Точно свихнулся… — пробормотал тот и попятился, поправляя камзол.

— Успокойся ты уже! Я сам этот номер сделаю! Всё!

Пара мгновений тишины, и:

— Так, а вы чего пялитесь? Работы нет?

Артисты вмиг заспешили по срочным делам. Дарн вытер кровь с рассечённой губы и ушёл, бормоча ругательства. Халнер ещё раз тряхнул головой, и продолжил уже ровным голосом:

— Курт, связь с Цитаделью, Селестина мне должна. Элви, парализатор! Но не позволяй Кети спать, и ни в коем слу…

Кажется, он сказал ещё, но я не слушала. По углам сплелась склизкая паутина и поползла по стенам в комнату. О боги. Нет, не хочу это видеть. Зажмурюсь и спрячусь. И усну. И всё пройдёт…

— Кети! Кети, посмотри на меня! Кети!

— М-м-м-м?

Я с трудом разлепила веки. Надо же, зелёные глаза. Вообще зеленые. Ни зрачков, ни белков. Такое бывает?..

Вид «из-под купола» скукожился. Паутина по углам начала таять.

— Кети, сейчас пойдёшь в лазарет, молись, ни на что не обращай внимания, слышишь? Ни на что! И ничего не бойся! Главное — не бойся. Всё хорошо. Всё будет хорошо. Я скоро.

Сказав это на одном дыхании, Халнер испарился в направлении гримёрок. Ну вот, и птицеящер за ним ускользнул…

Тут с потолка упал огромный паук и откусил Эвелин голову.

Коридоры, галереи, колоннады, внутренние дворики походили на мой родной Сетер. Но на наши особняки с неба лилось тёплое, тёплое солнце, а промозглая Цитадель принадлежала своему миру. Как, почему, и зачем Халнер припер меня сюда из города, осталось загадкой. Последнее четкое воспоминание — иллюзия «взбрыкивает», вспышка боли, я падаю. Дальше сбивчивый бред.

В себя пришла вчера утром, но с койки подняться не могла. Весь день пила гадостный отвар. То, что я в монастыре, поняла по регулярному колокольному звону, размеру комнатки, начищенному диску Апри в углу, и строгой женщине в точно такой же «монастырской» робе, какую носил Феррик зимой в обители Тмирран. Монахиня на расспросы не отвечала, лишь подавала питьё, бормотала молитвы, и следила за огоньком в лампаде. Ночью, видимо, ушла, а когда пришла утром, я уже проснулась и расхаживала по запертой келье, как лев в клетке.

— Когда трапеза? — спросила я вместо приветствия.

Монахиня поджала губы, молча провела до трапезной, и исчезла. Молоденькие сестры, с которыми меня посадили, шушукались только между собой. Немолоденькие усердно избегали моего общества.

Вежливые все такие, зашибись просто.

Сейчас я шла по отполированным до блеска плитам одной из галерей, и куталась в шерстяную простыню. Монастырская роба из простого полотна — не защита от сквозняков, и даже кота поверх неё не спасает. Нормальных одеял не дали, изнутри греться нечем: не то, что алкоголя — жратвы нет, на обед, вон, были лишь варёные корнеплоды и горсть крупы. Хорошо, лично мне ещё ломтик хлеба выдали. Попущение, мля. Боги, я бы даже трёклятую рыбу съела сейчас, даже гадов в ракушках!..

Галерея закончилась, я вышла во двор. Остановилась, решая, куда идти дальше. Вдруг раздалось звонкое хихиканье. Из неказистой одноэтажной постройки, судя по запаху, мыловарни, выбежали три девчушки в платьицах по колено. Вереща, как стайка полевых мышей, они помчались в одну из колоннад.

— Дай брусок!

— Догони!

— Не догонишь, не догонишь!…

Самая мелкая залилась смехом, вырвалась вперёд. Боги, совсем как мои младшие сестры. Тоже озорничали, хохотали, играли в догонялки… Больше всех повезло тем, в ком бунтовщики не опознали дочерей княжеского военного советника, и просто убили.

Едва девочки скрылись в галерее, со стороны крепостной стены раздался стук металла о камень. Это менялся караул: проделав замысловатые движения алебардами, стражницы в черно-белых одеяниях поклонились друг другу и, осенив себя кругами Апри, разошлись. Свежая пара зашагала по стене, прежняя начала спускаться по пологой лестнице. Я наблюдала за вооруженными сестрами, и не могла отделаться от мысли: а что будет, если на Цитадель нападут по-настоящему? Кто из этих черно-белых постниц сможет драться, кто сломается? Особенно, если драться придётся со своими же?.. Хотя о чем это я. Да, в Речном листовки скабрезные печатают, да, после Эпидемии мародерство наверняка расцвело — но это мелочи. И дай-то боги и Великий Апри, чтобы мир в Империи Мерран продолжался и впредь.

Поплутав между хозяйственными постройками и жилыми корпусами, я нашла сад, про который слышала краем уха в трапезной, и в котором теперь надеялась отыскать пропитание. Здесь монастырь вплотную примыкал к осколку кальдеры, так что сад рос на искусственных террасах. На первой — розовые и сизые травы с удушливым запахом, на второй — свернувшиеся калачиком цветы, на третьей — ягодные кусты высотой по пояс, далее — деревья.

Главная аллея походила на пологую лестницу. От аллеи отходили узкие дорожки, посыпанные мелкими камешками, от этих дорожек — ещё дорожки, и ещё, и ещё. Я начала исследовать сад в поисках яиц. Тщетно: гнезд нашла всего пять, и все либо в зарослях колючек, либо на очень тонких ветвях. Попробовала ягоды — либо кислые, либо горькие. Плодов висело мало, тоже незрелые.

Начало смеркаться. Вдалеке зазвонили колокола. Боги! Ужин! Каким бы ни был скудным, все ж еда! Я начала метаться в поисках выхода, и с ужасом поняла, что заблудилась.

Как всегда в Мерран, стемнело быстро, почти без сумерек. В развилках деревьев и по краям дорожек зажглись небольшие фонари, что накапливали свет в течение дня. Чем ярче они разгорались, тем четче становились тени. Четче и темнее, темнее и глубже. В затылок уперся взгляд. Обернулась — никого.

Сильно похолодало, тело забила дрожь. Проклиная всё на свете, я пошла наугад, то и дело срываясь на бег. Под каждым кустом, за каждым стволом, в каждом камне, мерещились человекоподобные фигуры. Я подняла крепкую палку — мало ли, кто ша…

Вшурх! Из кустов что-то вылетело. Пронзительно крикнув, ринулось на меня. Я отбила атаку палкой. Взвизг, разворот, пике, атака…

…хрустнул песок на зубах. Передо мной — кучка беглых рабов-военнопленных, которых захватил мой отец. Впереди — степь, на горизонте блестит пограничная река, за ней — другое княжество, которое мы вот-вот завоюем. Точнее, вернем обратно — эти земли проиграл в кости дед нынешнего князя. «Без хозяев! Свобода навек!», начинает кричать главный из беглецов. Взмах мечом — и раб падает замертво. Грудь трупа разрывается изнутри, к небу взмывает птица с человеческой головой и неестественно вывернутыми крыльями…

…и падает обратно — туда, где с вывернутыми руками лежу я. Лежу, качаюсь, вздрагиваю в хороводе ужаса. Он всюду, он везде. Внутри, снаружи, снова внутри. Ужас липкий, ужас мокрый. Ужас гогочет множеством голосов. «Трепыхайся, пташка, трепыхайся… Эй, в очередь!..». И все повторяется… заново… сызнова… по кругу…

Я закричала, упала на острые камни. Видение растаяло.

От земли тянуло холодом. Ломило позвоночник, крестец, суставы, тело словно зудело изнутри. Что это? Ах да, Орры. Слишком далеко ушла от ключа. Если не выйду из граничной зоны в ближайшее время, оковы раскалятся и разорвут меня на куски.

Разорвут, порвут, вывернут… Я поджала ноги, закрыла руками лицо… расхохоталась. Орры? Разорвут? Можно подумать, я не знаю, как это! Можно подумать, я забыла многоголосую боль! Можно подумать, вживлённая проволока сделает что-то, чего не придумал человек!

Не сделает.