Паприк вынул из-за пазухи и протянул цветастый листок. С доходчивым пафосом сельской проповеди, в нём говорилось, что Всесогревающий Господь проклял всех: Зрячих — за кровосмешение и гордыню, дворян вообще — за высокомерие и стяжательство, полноценных людей — за угнетение Перерожденцев, которые суть величайшее прегрешение против живой Планеты, а терпению её приходит конец.

— Что за бред? — фыркнула я.

— Ересь. И большие деньги, потому что разбрасывали листовки не руками по подъездам, а с неизвестного птицеящера по улицам. Видишь, как чужие рога и копыта покоя не дают… Эх. Было бы смешно, если бы не было так грустно. А, ладно, — Паприк поднялся с кресла, разминая ноги, — отдыхай пока. Ты хорошо поработала. Заседание назначили на послезавтра. Курьер с повесткой трется внизу. Спокойной ночи.

***

Поскольку на этот раз я была официальным понятым изъятия материала крови, на заседание пришла в обязательном порядке. Теперь сидела в компании помятых типов на одной из скамеек у стены и в ожидании «представления» оглядывала зал.

Высокое помещение, оштукатуренное желтым, сеяло навязчивые мысли о вине. Тотальной, всепоглощающей, всеобъемлющей и безусловной вине. Вине всех перед всеми. Вине просто за то, что живёшь. «Загон» для официальных обвиняемых — деревянная коробка впереди и слева — сейчас пустовал. По центру зала, на обитых бархатом скамейках, сидели напомаженные и надушенные люди из Совета Высоких. За ними располагалось возвышение с тремя высокими креслами — видимо, для судей.

У правой стены, симметрично «загону» обвиняемых — клетушка для истца. Там расположился граф Варус. Его душеприказчик суетился, перебирая бумаги. Он что-то говорил своему господину, но тот не реагировал. Морщины горя прорезали довольно красивое, хоть уже немолодое лицо. На душе заскребло — что-то маленькое, белокожее, с посиневшим ротиком. Я до крови укусила себя за щёку. Уф-ф-ф. Определённо, правду написали в той газете: корона Апри сегодня плохо влияет на мозги.

Пробило полдень. Никого. Прошло ещё сколько-то времени. Бухнул гонг. Дежурный секретарь будничным тоном забубнил правила поведения и про задержку «по организационным моментам». Знаем, видели ваши моменты. Оцепленния, патрули, кордоны. Еще бы санитарные отряды понаставили, мля!

Наконец, появились судьи в темно-синих мантиях. Следом в зал ввели ответчиков. Дарн выглядел подавленно, но был выбрит и аккуратно одет. Халнер вид имел весьма потрепанный, на щеках — мелкие порезы, будто приводил себя в порядок в самый последний момент. Как и граф Варус, Хал смотрел в точку перед собой. Вот ведь тарвол! Я тут в горы таскаюсь, от разбойников отбиваюсь, пространство с приставом вонючим свертываю… А он мало того, что не пишет, так теперь сидит себе и на стенку пялится! Хотя… я бы тоже не скакала на его месте.

Приставы начали бубнить по протоколу, украдкой поглядывая на часы. Потом старший из судей прогундосил:

— Согласно анализу биологического материала, Халнер Хайдек признаётся прямым потомком Тойрена Хайдека, старшим по крови (три четверти), и старшим в роду. Согласно представленной Нарне, изъятие собственности родом Вазер на основании Сен-Кармор, признаётся частичным по доброй воле победителя. В свете вышеприведенного, иск Барена Вазер, графа Варус, о легитимности владения семьёй Хайдек пепельным титулом графов Хейдар признается неудовлетворенным, как и его же предложение договора Понижения. Пепельный титул графа Хейдар, вместе со всем прилагающимся наследным правом имуществом, передается верноподданному Халнеру Хайдеку. Документальное подтверждение за подписью короля будет передано верноподданному по истечении срока, установленного для оформления документов, но не позднее Гарии с нынешнего дня. Вердикт суда окончательный и обжалованию не подлежит. Заседание окончено, дело закрыто. Да восславится Великий Апри!

Захлопнув ярко-красную папку, главный судья развернулся всем корпусом к своему коллеге, который перегораживал путь к выходу, и сделал страшные глаза. Второй судья подскочил, чуть ли не выбежал из зала. Главный и третий отстали не намного. Миг, и члены Высокого Совета начали гуськом просочились в ту же дверь. И только граф Вайнер пребывал в своих мыслях — ему явно всё равно, что ждёт на улицах. Ему уже действительно всё равно, ведь у его семьи нет будущего.

Я сжала кулаки в карманах платья.

Солдаты, охранявшие братьев Хайдек, открыли калитку «загона». Дарн мрачно сплюнул на пол. Ни на кого не глядя, промаршировал к выходу. Халнер спокойно, вразвалочку, подошел ко мне, сохраняя непроницаемое выражение лица.

— Здравствуйте, свет Аделаида.

— Доброе утро, — неловко улыбнулась я.

Хал усмехнулся и похлопал меня по плечу.

Площадь встретила пустотой: ни людей, ни шума, ни карет. Только мусор, запах гари, да сомнительные личности. Найти экипаж удалось с трудом. Всю дорогу до гостиницы, мы практически не разговаривали. Халнер смотрел в окно, я дремала на тёплом плече, забыв обо всех неприятностях и треволнениях.

В Алебро нас встретили широкая светлая лестница и витиеватая резьба перил. А картины-то даже ничего, если присмотреться. Вон, краски какие яркие, а фигуры будто танцуют, особенно вот тут, около номера.

— Жильё попроще, не думаю, что мы будем тут долго, — сказала я, заходя под скошенную крышу, — к тому же… здравствуйте, магистр.

— Приветствую, сестра, Кетания, — улыбнулся Паприк, — о, брат Халнер. Или, вернее сказать, граф Хейдар? Давненько не виделись, давненько.

— День добрый. Ну да… семейные дела, знаете ли.

— Да-да… мы все одна большая семья…

Последовала краткая беседа об итогах суда и дальнейшем раскладе. Потом Паприк сделал мне знак удалиться. Я пошла в спальню, оставив мужчин обсуждать сверхсекретные дела. Ну и пожалуйста. Отосплюсь, пока есть возможность.

Однако, не смотря на омовение в горячей воде, заснуть никак не удавалось. Хоть ящериц считай, хоть в потолок смотри. Эх, надраться бы сейчас как следует! Только в номере алкоголя нет, вылакала вчера. Внизу, в гостинице, дорого. Идти сейчас в кабак — самоубийство, даже с оружием.

Я крепко зажмурилась. Кордоны. С них-то всё и начинается. О боги.

О Великий Апри…

***

Видимо, я всё-таки уснула. Проснулась резко, как от громкого звука. Но всё тихо и темно. Крепче завернулась в одеяло. Стала двигаться к теплу. Тепла не было. Не было. Не было…

Рывком села на кровати. Вгляделась в темноту, ощупала её Зрячим чутьём. Ничего и никого. А вот из-под двери в гостиную пробивается свет — мягкие неверные отсветы, и течет слабый аромат алкоголя. Боги! Неужели магистр до сих пор не ушёл? Хотя, мне казалось, что Хал ложился рядом… Я выбралась из постели и, накинув халат, пошла в гостиную.

Ох, ничего себе!

Перед камином сидели Халнер и Дарн. Оба раскраснелись и лыбились, глядя друг на друга поверх бокалов. На столике между креслами стояла крутобокая бутылка. Хал — в халате на голое тело, Дарн — в том же костюме, что и в суде, только уже мятом и с пятнами. На щеке кровоподтёк, костяшки сбиты. Интересно, как его в таком виде пропустили-то?

— И я тут такой — фигак, — хохоча, сказал Дарн.

Хал как раз делал глоток, и поперхнулся от смеха.

— Не сомнева-ва-ваюсь, кх-х-х, кх-х-х… ох… слушай, подлей, а? А то я расплескал с этой твоей… фрикцией…

Дарн хохотнул, и потянулся к бутылке.

— Я предупреждал, — сказал директор и, театрально выделываясь, добавил тонким голоском, — пупсик.

Мужчины заржали в голос. Отсмеявшись, Хал шикнул.

— Что, боишься, твой пупсик проснётся? — ехидно сказал Дарн.

— Смейся, смейся. Она сначала наваляет, потом разбираться будет. Я-то привычный, а вот ты…

— Доброе утро, — сказала я.

Хал едва заметно вздрогнул и кивнул, слегка обернувшись через плечо.

— Ого! Легка на помине! — засмеялся Дарн, и приподнял бокал, — ну, твоё здоровье!

Отпив глоток, обратился к Халнеру:

— Слушай, ну всё-таки, дай мне её на сезон? Программа-то зашибенная… На твой же Хейдар выручка и пойдёт, в итоге.