Но Антон продолжает стоять на своем месте и мне не по себе, что он сейчас совсем не похож на мужчину, которому я столько раз вешалась на шею, что и сосчитать страшно. Он похож на мужчину, к которому я бы ни за что на свете не рискнула даже подойти, хоть они похожи как братья-близнецы. Поэтому я делаю пару шагов, чтобы увеличить расстояние между мной и Филином, и в последний момент забываю о ноге: наступаю слишком сильно, вздыхаю, проглатывая стон.
— Ты снова упала? – уточняет Антон.
— Это ерунда, - отмахиваюсь я.
Он едва заметно качает головой, выбрасывает сигарету и в два шага оказывается рядом. Я бы сказала, что сейчас сон больше всего похож на грозовую тучу, которая приносит шквальный ветер, но это будет очень большим преуменьшением. Но все же мой любимый льдистый взгляд меняется, и я с облегчением, потихоньку, почти как мышь, сжимаю в кулаке ткань на локте его пальто.
— Ничего страшного, я просто неудачно приземлилась, не в первый раз.
Он вообще ничего не говорит: помогает дойти до машины, хоть тут всего два-три шага, пристегивает ремень безопасности.
— Сиди тут и не вздумай выйти, Туман, потому что тогда я… огорчусь еще больше.
Мне кажется, что теперь «Антон огорчился» будет чем-то вроде кодового слова, означающего высшую степень взрывоопасности.
И вдруг – бах! – громко захлопывает дверцу машины. Первый раз так зло, будто она ему денег должна и только что сказала, что не вернет.
Но в машину мой Мистер Фантастика не садится.
Он идет от машины, к Филину. И хоть я буквально ломаю глаза, чтобы рассмотреть, что происходит, Антон загораживает спиной весь обзор. Он просто стоит там, кажется, говорит что-то моему бестолковому другу и даже не вынимает руки из карманов пальто. Короткая сцена, которая разъедает мое любопытство до состояния брошенной в воду салфетки. Это как будто смотреть крутой закрученный детектив, подойти к самому ключевому моменту – и вдруг узнать, что режиссеры накосили и озвучки не будет. Что хочешь – то и думай.
Но я выдыхаю, когда Антон протягивает ладонь для рукопожатия. Это ведь хороший знак – когда мужчины пожимают друг другу руки после серьезного разговора? Значит, мой замечательный Антон простил моему бестолковому другу его неосторожные слова.
Только одно «но».
Когда Мистер Фантастика идет обратно к машине, Филин почему-то скривился, словно ему в рот затолкали разрезанный лайм и очень, очень энергично трясет рукой.
Антон садится в машину. Открываю рот, чтобы сказать… сама не знаю, о чем, потому что говорить нужно все сразу, но натыкаюсь на его предупреждающий взгляд.
— У тебя выключен телефон. Какого… черта у тебя выключен телефон в девять часов вечера?
Он не кричит – он как будто говорит даже тише, чем обычно. Но лучше бы кричал, потому что от этого раскаленного спокойствия мне хочется превратиться в хамелеона и слиться с цветом сиденья, в которое я, кажется, уже благополучно вросла спиной и пятой точкой.
— Он сломался.
— Сломался? – переспрашивает Дым.
Я набираю в грудь побольше воздуха и начинаю рассказывать.
Глава девятнадцатая: Антон
Я никогда не представлял, что можно за час придумать столько всякой чуши, опираясь только на три факта: Туман собирается идти домой сама, ее провожает какой-то Филин и у нее не отвечает телефон. То есть она не просто игнорит десяток моих сообщений в вайбер и не принимает звонки, ее вообще нет – телефон выключен «с мясом».
В голову лезут картинки, одна другой «лучше»: какие-то гопники обижают Таню, Таня спотыкается в темном переулке, не может идти и замерзает в сугробе, Таня садится в темную машину без номеров, Таня с кем-то по кличке Филин целуется на морозе…
Мне даже в голову не приходит, что она могла отключить телефон. Просто не приходит и все, потому что в наших с ней отношениях нет места выключенному телефону.
И когда концентрация «Тань» в голове достигает критической отметки, я откланиваюсь и, тупо забив на важную встречу, еду за ней.
Дурак.
Приезжаю, захожу в этот чертов коридор – и вижу их: сидят на скамейке, голова к голове, о чем-то разговаривают. Пацан ее ровесник, только кажется старше потому что высокий и явно нарочно не бреется.
Я мысленно вспоминаю все статьи УК, которые мне грозят, если я, скажем, сломаю пацану руку, которой он обнимает Туман за плечи. Не критично и есть даже пара знакомых, которые отмажут и вывернут все как самооборону.
Что за дрянь у тебя в голове, Клейман?
Приходится выйти на улицу, закурить и дождаться, когда они выйдут на крыльцо.
И они выходят: пацан у Тани под подмышкой, она обнимает его за плечо, хоть это выглядит скорее смешно, чем романтично. И, наверное, только тот факт, что с Туман все в порядке, она жива и здорова, немного гасит мое желание немедленно зашвырнуть пацана в ближайший сугроб.
А потом он говорит «папик» и называет Таню «дурой».
И если «папика» я еще готов ему простить, то второе он сказал очень зря.
Зато теперь вся картина как на ладони: ясно, что пацан давно и безответно влюблен, потому что ведет себя как цыпленок, пытающийся клюнуть кота. Я бы просто врезал ему. Один раз. Чтобы отбить охоту нести всякую чушь, и даже сжимаю и разжимаю пальцы, прикидывая, сломать мелкому нос или челюсть, но Таня вырывается из его хватки и, прихрамывая, отходит в сторону, и на мой вопрос с улыбкой Храброго портняжки говорит, что просто упала.
Я видел, блядь, как она «просто падает». Мне ее «просто упала» в страшных снах будет сниться до конца жизни.
Хорошо, что она молча садится в салон и не пытается нести всякую ерунду в свое оправдание. Значит, оправдываться не за что. Но разговор у нас будет очень серьезный, вот только пацану скажу пару ласковых.
В свете фонаря над крыльцом легко рассмотреть, что он реально еще совсем желторотик, и я уговариваю себя сделать скидку на возраст, спермотоксикоз и позерство. Хотел покрасоваться перед девочкой «молодостью». Я бы тоже мог назвать его малолеткой, который в состоянии «удивить» свою девочку только походом в «МакДональдс». Пацаны в его возрасте думают, что они будут вечно молодыми, что у них впереди вся жизнь, что они всего добьются за год-два, а пока можно бездумно прожигать время за играми. И если вдруг у сверстницы появляется мужчина за тридцать – он автоматом «старик» или вот «папик».
— Еще хоть раз увижу, что ты ее трогаешь – сломаю тебе нос, - без угроз говорю я. А какие тут угрозы, если это просто констатация факта. – И пару ребер. И может еще что-нибудь, если очень сильно оборзеешь. Это понятно?
— Что, совсем с бабами напряг? – хамит пацан.
Антон, вспомни о том, что детей обижать нельзя и что он, вроде как, собирался провести Таню домой. То есть не такой уж конченный урод.
— Таня – со мной, я ее «папик», а еще я ее, ««мужик», старик», «дедка» и даже «репка». Это тоже понятно или растолковать?
Протягиваю ладонь для рукопожатия.
Я уже не в том возрасте, чтобы бить мальчишку за длинный язык.
Но я как раз в том возрасте, когда могу запросто, практически не напрягаясь, поставить его на место.
Рожа у пацана вытягивается в тот момент, когда я сильно, до хруста его суставов, сжимаю пальцы на его ладони, и продолжаю сдавливать, хоть ему уже явно хватит. Но раз уж эта Птица не смогла вовремя закрыть рот…
— Надеюсь, пацан, у тебя и левая рука хорошо работает, иначе с недельку придется дрочить в матрас, - говорю ему на прощанье и возвращаюсь в машину.
Пока Туман рассказывает, что случилось с ее телефоном и показывает перебинтованную ногу, я перевожу дух. Успокаиваю себя ритмичным постукиванием больших пальцев по рулю, жестко ставлю мозги на место, но ничего не получается.
Мне не нравится, что она вот так внезапно может исчезнуть, а я понятия не буду иметь, где она и что с ней. Не нравится, что она постоянно падает, не нравится, что ей больно. Не нравится, что хочется разнести на щепки каток и выбросить ее коньки на луну. Меня это цепляет где-то в таком месте, о существовании которого я и не догадывался.