Я: Извини, что долго не отвечала. Очень хочу тебя увидеть, Дым, но сегодня не получится :(

Жду примерно минуту, пока Антон прочитает мое сообщение и нарочно посильнее откручиваю вентиль холодной воды. Засовываю ладонь, жду, пока немного затерпнут пальцы и только потом прикладываю ее к горящим щекам. На этот раз горящим только от обиды.

ДЫМ: Я понял, что сегодня никак. Завтра?

Я: У меня с пяти до девяти посиделки с друзьями в том кафе, помнишь?

ДЫМ: Помню, зеленый эльф)

Я улыбаюсь, и с облегчением выдыхаю. Это просто два слова и скобка-улыбка в конце предложения, но эффект примерно такой же, как от в последнюю минуту сбитого астероида, который вот-вот превратит мою цветущую планету в шар огня, дыма и пепла.

Я: Заберешь меня в девять тридцать?

ДЫМ: Договорились. Останешься у меня на ночь?

Я: И на всю субботу тоже

Я: Если ты хочешь!

ДЫМ: Хочу еще и на воскресенье

Я прижимаю телефон к груди, запрокидываю голову на край ванной и думаю о том, что имею полное моральное право считать, что сегодня у меня была просто неудачная репетиция Дня рождения, а настоящий праздник будет завтра. Даже если не будет ни шариков, ни хлопушек, ни большого торта с кремовыми розами и девятнадцатью свечами.

Достаточно того, что я смогу взять за руку своего Мистера Фантастику.

Было бы глупо не признать, что разговор с Тумановым не выбил меня из колеи. При том, что обычно я довольно спокойно отношусь к сложностям, которые возникают из-за женщин: если это в моих силах – помогаю их разрулить или просто морально поддерживаю. Или, если сложности достигают уровня «полный вынос мозга», просто заканчиваю отношения. Потому что секс без обязательств не должен быть «сексом после скандалов» или «сексом когда-нибудь, когда все уладится».

То, что происходит с Таней и так не укладывалось ни в одну схему моих обычных отношений. И я осознанно пошел на все это, потому что увлекся ее напором, ее живыми эмоциями и подвижным умом. Трудности, которые прилагались ко всему этому, не были достаточно сильным тормозом, чтобы ради них отказаться от желания получить для себя сумасшедшую малышку.

Но разговор с Тумановым все перевернул с ног на голову.

Во-первых, меня действительно задело то, что я могу быть просто «очередной влюбленностью». Что все ее единорожки, бегемотики и безумные выдуманные прозвища – это не эксклюзив для меня, это и есть увлеченная Таня Туманова. И что точно так же, как она сходит с ума по мне, она сходила с ума по какому-то парню с плаката или из телевизора.

Во-вторых, я не знал, что сказать Туманову. Потому что только его прямой вопрос в лоб заставил меня впервые увидеть наши с ней отношения под другим углом. «Простите, Туманов, ваша жена не ошибалась насчет меня и вашего Ребенка, только у нас с ней не встречи-поцелуи, а секс, потому что я, кобелина, предложил ей роль моей любовницы»

А когда я понял, что меня «укрывает», то просто ушел в работу и забил голову до отказа, чтобы не думать о Тане. Не думать о нас.

Хоть все равно, даже когда убитый завалился в кровать, какая-то часть мозга осталась достаточно ясной, чтобы пристрелить меня простым и единственно логичным вопросом. На которым мне стоило хорошенько подумать: «Что с нами будет?» Не через неделю, не через месяц, а через полгода. И что за хрень я вообще творю, лишая девчонку нормальных свиданий, взамен предлагая – фактически, вынуждая – врать родителям о том, как и с кем она проводит время.

И что будет, когда Туманов узнает, что я соврал? Даже если технически он просто не дал мне шанса сказать.

До самого вечера мозг накачивал мою недобитую совесть потребностью воспользоваться подарком судьбы, все закончить, пока не рвануло и сделать выводы на будущее. А потом я нашел в телефоне ее фотографию. Единственную, которую сделал сам: рядом с кривым снеговиком, которого мы слепили на даче у Марика.

Я через минуту уже писал ей в вайбер, точно зная, что это прямой посыл на хуй всех свих сомнений, угрызений совести и попыток делать вид, что я в любой момент могу все закончить. Ни хрена подобного. В моем возрасте уже стыдно заниматься самообманом.

В пятницу, как и договаривались, я заезжаю за малышкой в кафе, где она отдыхает. Выхожу из машины… и немного притормаживаю, когда замечаю ее на крыльце. В забавной пушистой шапке с волчьими ушами, с охапкой разноцветных шариков, с горшком, в котором торчит странный фиолетовый цветок. И сапожки у нее до смешного забавные – похожи на красные валенки с меховой оторочкой, и Таня как раз переминается с ноги на ногу от крепкого мороза.

Понятия не имею, как это происходит, но через секунду я уже рядом с ней. Как будто память дала сбой, а мозг «подвис» и несколько секунд моей жизни выпали из реальности.

— Привет, - широко улыбается моя малышка. – Я соску…

Обнимаю ее ладонями за шею и целую. Жадно, сильно, как будто весь мой кислород – в ее легких. Слизываю ее удивленный стон языком, придвигаюсь так близко, что собственные ребра просят пощады. Я такой голодный до нее. Совершенно ненормально хочу этот рот: губами, языком, кожей. Хочу, чтобы сегодня она целовала меня, чтобы оставила на мне кровоподтеки своих еще не очень умелых поцелуев.

— Антон… - Даже мое имя Туман произносит так, что хоть сейчас тащи ее в кровать. – Я соскучилась по тебе. Ты мне каждую ночь снился.

«А я о тебе уже тебе уже двое суток думаю, не переставая…»

Но вместо слов я снова ее целую, стираю ее рваными влажными вздохами все свои сомнения.

Не отпущу.

Не смогу.

Я дам нам шанс. Месяц? Два месяца?

И если ничего не расклеится, сам пойду к Туманову и скажу, что забираю его дочку себе. Даже если он пошлет меня на хуй и, в принципе, будет в чем-то даже прав.

— У меня колени подгибаются, когда ты так целуешь, мой Мистер Фантастика…

— Хочу целовать тебя всю, - говорю я, прикусывая уголок ее рта. – И между ног языком…

Совсем сдурел.

Малышка вздыхает – и шарики улетают в небо из ее ослабевших пальцев.

*******

Мы еще долго целуемся на этом крыльце. И не только целуемся: обнимаем друг друга, просто стоим, дыша друг другу в губы. И мне не хочется никуда спешить, хоть валит густой снег, и я чувствую, как стремительно замерзает затылок.

— Мои родители… - начинает Туман, но я притормаживаю ее на прямо на пороге этого разговора.

— Малышка, об этом мы поговорим потом. – Стряхиваю снежинки с ушей на ее шапке и самого, как идиота, тянет улыбаться от того, как она немного морщится, когда снег сыпется прямо ей на нос. – Поехали.

Таня забирается в машину и поудобнее устраивает цветок на коленях, как будто речь идет об инопланетянине, которого ей вручили в качестве бесценного подарка. Не выдерживаю и все-таки спрашиваю, что это за чудо в горшке.

— Орхидея фаленопсис, - деловито говорит Таня, осторожно просовывает руку в прозрачный целлофан и гладит фиолетово-чернильные лепестки. – У меня их много.

— Выглядит странно, - озвучиваю свои мысли.

И всю дорогу до дома слушаю о том, как содержать орхидеи в домашних условиях, как их нужно правильно опрыскивать, как пересаживать и как сделать так, чтобы цветам было комфортно в совсем не комфортных для них, далеких от тропических, условиях. Кажется, она может болтать об этом часами, гораздо больше, чем длится дорога до моего дома, но я просто слушаю и мне интересно. Наверное, с не меньшим бы интересом слушал от нее даже теорию квантовой вероятности.

Таня осторожно переступает порог моей квартиры, как будто ждет какой-то подвох, и мне даже жаль, что это настороженное выражение лица и хитрый взгляд пропадут зря, но никакого выпрыгивающего из-за угла сюрприза я не приготовил.

— Давай своего монстра, - забираю у Туман горшок и ставлю его на тумбу в прихожей, а потом помогаю раздеться.

По случаю праздника на ней пушистый белый свитер в облипку и я замечаю под тонкой вязкой черный силуэт бюстгальтера. И то, как Таня пятится к двери, буквально прилипает к ней спиной, словно ноги отказались ее слушаться, и в каком-то непонятном мне приступе смущения пытается прикрыться руками. Выразительно выгибаю бровь – и ее руки безвольно опадают вдоль тела.