Понятия не имею, как ему это удается, но его голос звучит одновременно и мягко, и грубо, как будто обернутое в самый горький шоколад воздушное земляничное маршмеллоу. И я заворожено слежу за каждым движением пальцев, пока они, пуговица за пуговицей, не спускаются до самого пупка.
— Я не шутила, - говорю в ответ, но голос предает меня, потому что на фоне белоснежной рубашки его твердая грудь с короткими светлыми волосками кажется настоящим произведением искусства. Мой бедный мозг разрывается между противоречащими друг другу желаниями: броситься Антону на шею, и показать, как я благодарна за каждую из трех улиток, просто стоять и наслаждаться чувством единоличного права на владение этим мужчиной или подхватить правила его игры и снять с себя все, кроме цепочки, браслетов и колец. – Это лучший День рождения в моей жизни.
Он делает вид, что избавился от тяжелого груза… и останавливается на предпоследней пуговице. Сует руки в карманы брюк, поворачивается в профиль, удобнее устраивая затылок на откосе.
Я не могу любить его больше, чем уже люблю. Но, кажется, мое сердце с этим не согласно, потому что становится больше и больше с каждой секундой, мешая дышать, выталкивая из груди весь кислород.
— Что-то ты притихла, - дразнит Мой Мужчина, даже не скрывая, что наслаждается моей реакцией так же сильно, как я наслаждаюсь им. И этим вечером, и комнатой, пропитанной запахом ледяного грейпфрута, от которого мой живот сворачивается узлом. – Это ведь еще не все.
— Мне больше ничего не нужно, - мотаю головой. Почему-то хочется плакать, так что украдкой закусываю нижнюю губу и смазано провожу ладонями по ресницам, радуясь, что в который раз пренебрегла косметикой.
— Туман? – В голосе Антона беспокойство, но останавливаю его раньше, чем мой мужчина успевает сменить позу. Просто бегу к нему, обнимаю за талию крепко-крепко, двумя руками. Если бы можно было – просочилась в него, стала сиамским близнецом, разделила с ним свои сердце и душу. – Если бы я знал, что улитки так тебя впечатлят, я бы взял пару килограмм.
Я задираю голову, наслаждаясь всем, что он дает мне в эту минуту: возможность смотреть на него снизу-вверх, любоваться острыми гранями челюсти, предчувствовать поцелуй, когда мой Мистер Фантастика лениво наклоняет голову, подхватывая меня под подбородок подушечкой указательного пальца.
— У нас целый длинный вечер впереди, - слышу его севший голос.
— Очень длинный, - подаюсь навстречу и разрешаю увлечь себя предвкушением встречи наших губ.
— Ужин. – Шершавый палец поднимается вверх по моему подбородку, гладит нижнюю губу, немного оттягивая ее вниз.
— Наверняка очень вкусный, - плавлюсь я.
Мы одновременно вздрагиваем, потому что мои ладони нетерпеливо скользят по гладкому шелку рубашки, сжимают ткань в кулаках и резко, от нетерпения, тянут ее из-за пояса.
— Куда ты так торопишься, малышка? – Антон сглатывает, когда я дрожащими руками справляюсь с последней пуговицей и укладываю ладони ему на живот.
— Принадлежать тебе? – подсказываю единственный из возможных вариантов.
Мои слова творят магию, потому что в их простом смысле растворяется наше терпение, наши попытки сдерживаться и дразнить друг друга. Мы пришли туда, куда стремились – друг к другу.
Глава тридцать четвертая: Таня
Мой Мистер Фантастика пытается перехватить инициативу, но я прижимаю его обратно, нетерпеливо стряхиваю шершавые ладони со своего лица и нервно вздыхаю, наслаждаясь изгибом хитро приподнятой в немом вопросе брови. В нем идеально абсолютно все: голос, цвет глаз, каждая мимическая морщинка и даже тень от ресниц на нижних веках.
Я хочу сказать, что люблю его сильнее, чем что либо, но мне слишком страшно нарушить правила, по которым ведется наша игра. Я могу лишь самонадеянно верить, что со временем, мой Эверест позволит себя покорить и не стряхнет самонадеянную скалолазку со склона жизни одной прицельной лавиной.
Мне нравится видеть мурашки на его коже, когда я стаскиваю с его плеч белый шелк. Россыпь колючек на коже, которую слизываю языком вниз от выразительных ключиц. Прикусываю место на груди, над сморщенным соском, и сдавлено проглатываю собственный стон, потому что мой мужчина запрокидывает голову, одновременно стаскивая резинку с моих волос. Трусь об его ладонь затылком, а когда пальцы жадно сжимают пряди в кулаке до тонкой тянущей боли под кожей, изо всех сил сжимаю ноги. Еще ничего не произошло, еще просто вкус его кожи на кончике языка, а мое тело беспомощно требует сдаться в плен.
Но было бы слишком грустно не воспользоваться моментом, когда мой Эверест расслаблен и готов отдать себя… хотя бы на несколько часов.
Поэтому я продолжаю его целовать, дурея от собственной смелости. Прикусываю губами грубоватый мужской сосок, пока Антон цедит сквозь зубы невнятный выдох, очерчиваю пальцами рельефный живот, и еще ниже, до полоски ремня. На миг мы с Дымом скрещиваем взгляды, и на мою немую просьбу он лишь расслабленно прикрывает глаза.
— Блин… - не сдерживаюсь я, потому что только с третьей попытки справляясь с пряжкой. Клянусь, еще несколько секунд – и я бы побежала за ножницами. – На тебе слишком много одежды.
— Извини, малышка, я не могу ходить голым, даже ради тебя.
— Мог просто оставить все это в коридоре. – И чтобы показать свое расстройство, кусаю его где-то в области солнечного сплетения.
— Если это было наказание, то сделай так еще раз.
Он прижимает мою голову, и через несколько минут губы начинают приятно покалывать от того, что я оставляю на нем целую кучу темных меток. Он мой, только мой, и никто, кроме нас двоих не увидит кровоподтеки под дорогой рубашкой. Может быть, они даже будут немного побаливать еще несколько дней, напоминая ему о сегодняшней ночи. Если бы это было возможно, я бы сделала их вечными клеймами на его коже. Осталась с ним навсегда в этих темных продолговатых пятнах.
Я хочу опуститься на колени, чтобы оставить себя еще и на животе, но Антон подхватывает меня под локти, мгновенно выходя из роли податливой жертвы. Теперь он – птицелов, и я ничего не могу противопоставить его силе, когда оказываюсь прижатой спиной к дверному косяку. Могу лишь тяжело дышать и жадно облизывать губы, словно зависимая от его вкуса наркоманка.
Я думала, так бывает только в кино: дрожащие колени, разноцветные вспышки за веками, невыносимо приятно щекочущий плюшевый шар внизу живот.
Но это происходит на самом деле.
Все реально. Безупречно. Ярче, чем любая из моих самых смелых фантазий.
— Подниму руки, - требует Мой Мужчина и я послушно вытягиваюсь ниточкой, позволяя стащить с себя свитер. Прохладный воздух кусает возбужденные и натертые соски, которые Антон тут же поглаживает большими пальцами. – Просто… охуенная.
Мой мужчина немногословен, но я улетаю даже от его скупых слов, особенно когда они проникают в меня вместе с его горячим поцелуем. Сплетаемся языками, притягиваемся. Сильнее и жестче. Пока не начинаем задыхаться.
Он берет меня под бедра, легко поднимает, постанывая в ответ на мои намертво сцепленные за его спиной пятки.
— Выше, - еще один скупой приказ, и толчок вверх, плотно по поверхности, до режущей боли вдоль позвоночника.
Прижимаюсь коленями к его ребрам, упираюсь ладонями в офигенно широкие надежные плечи. Мой мужчина несколько секунд разглядывает бесстыже выставленную грудь, и лишь желваки под туго натянутой на челюстях кожей, выдают его настоящие чувства.
Горячие твердые губы на моих ждущих ласки сосках…
Бедное сердце, не умирай. Дай мне пожить еще несколько минут.
Он жестко втягивает тугой комок в рот, смачивает слюной и, в награду за мое терпение, лижет кончиком языка. Только рычит, когда я, забывшись, оставляю на его плечах глубокие царапины от ногтей.
— Хочу еще… - мой требовательно-капризный стон.
Дым довольно ухмыляется – и сжимает сосок губами, немного оттягивая на себя.
И одновременно – осторожно, двумя пальцами по влажной ткани между моих ног.