Мне нравится чувствовать легкую боль от туго натянутых вокруг его члена губ. Нравится, когда он придерживает мой подбородок, чуть надавливая, чтобы я опустила голову ниже. Толкается еще немного вперед – и плавно выходит, давая мне выдохнуть.

— Еще, - прошу я. Не могу терпеть: его влажный от моей слюны член выглядит вкуснее, чем любое райское лакомство, поэтому я жадно насаживаюсь на него ртом, одновременно сжимая щеки.

Дым грубо выдыхает.

Я царапаю его по животу, и он втягивает его под моими ладонями, кажется, бормоча что-то неприличное в ответ на мои попытки попробовать протолкнуть еще немного в самое горло.

— Спешишь, - единственное связное, что могу разобрать из его слов, но это только подстегивает мое рвение.

Если мужчина теряет дар речи, значит, женщина все делает правильно.

Я даю понять, что он может двигаться сам, и последний барьер стыда рушится, когда вторая рука моего мужчины ложится мне на затылок. Пробное движение вперед, легкий нажим. Я дышу носом, и очень-очень осторожно провожу зубами по вздувшимся венам. Кажется, на этот раз он говорит, «да, черт, да, да…» и срывается, за волосы отодвигая могу голову назад – и снова вставляя себя мне в рот.

Если бы какой-то чудо прибор мог транслировать мои мысли, он бы все равно перегорел, потому что я сама не понимаю, что происходит в голове. Взрыв сумасшедшей нежности и дикого желания, как будто бананово-сливочный коктейль с текилой, от которой мой кровь становится огнеопасной.

— Может сделать так еще раз? – Низкий голос откуда-то из солнечного сплетения, в ответ на мои плотно сжатые губы и ритмичные посасывания.

Я могу делать это, пока не онемеет рот и не задеревенеет язык, но лучше один раз показать.

Я просто, блядь, уплываю от происходящего.

Хватаю зубами странные рваные звуки, заменившие мое дыхание, и жадно разглядываю, как моя малышка выпускает меня изо рта – и слизывает влагу с губ. Тяжело дышит, но снова торопливо наклоняется к моему члену и теплым языком облизывает головку, как будто я долбаная конфета. Хочется крепче сжать ее волосы и протолкнуть себя в самое горло, но малышке нужно время перевести дыхание. Она все-таки разрывает зрительный контакт, прикрывает глаза и издает урчащий звук удовольствия, слизывая мою влагу.

Черт, черт…

Сглатываю, потому что на этот раз ее ресницы дрожат, и шея напряжена от немого стона.

Мне нужно больше. Намного больше.

Все-таки не выдерживаю, насаживаю ее голову, наверное, слишком грубо, но Туман охотно принимает большую часть длины, вытягивается, проглатывая громкий стон. Я чувствую каждую вибрацию, потому что они бьют по мне безопасным током с каждым движением жадного рта.

Я теряю жалкие крохи осторожности, когда вижу, как предельно натянуты припухшие губы вокруг моего члена. Еще немного вперед, едва не падая с ног, когда малышка принимает все, что я ей даю. Не могу не смотреть на нее и уже думаю о том, что нам нужно записать домашнее порно. С моего, блин, ракурса!

Таня медленно выпускает меня, тяжело дышит, и я не могу удержаться, чтобы не размазать по ее губам скользкую влагу.

— Может быть… все же…

Она краснеет, намекая, чего ей хочется немного выпяченной вперед грудью.

Бог дал мне идеальную женщину: горючую и пошлую.

Я наклоняюсь над ней, рукой толкая голову навстречу своим губам и шепчу в них короткое обещание:

— Да. И я хочу твои пальцы.

Туман тут же обхватывает меня ладонями, я подсказываю нужный мне ритм.

Обхватывает меня ртом и жадно сосет, а я на хрен теряюсь в этих мокрых звуках.

Я бы хотел кончить глубоко в ее рот, но именно сейчас мне нужно остановиться, потому что моей малышке хотелось другого финала и он, черт его дери, будет идеальным и для меня тоже.

— Пожалуйста, - сглатывает малышка, опираясь на ладони, и ее темно-розовые тугие соски просят о ласке.

Сам не замечаю, как обхватываю член свободной рукой, поддерживая удовольствие почти у самого края резкими грубыми движениями. Наклоняюсь, оставляя на сосках влажные следы моих губ.

То, как дрожит моя малышка– это слишком…

Для любого терпения, даже моего.

Мне нужны всего несколько движений, пара толчков в собственный кулак.

Поясницу словно растягивают вдоль и поперек, до красных искр в полностью темной комнате. Судорога прокатывается от пальцев до коленей, прожигает вены под кожей.

Я жестко и грубо кончаю на мокрые острые соски.

Мать его, снова и снова, потому что берег мою малышку от своего раздутого либидо хотя бы, пока она сидит на обезболивающих.

И как итог – ее грудь покрывается мурашками… и густыми следами моего оргазма.

********

Пока я пытаюсь отдышаться и собраться с мыслями, понять вообще, как в очередной раз разрешит себе сорваться с тормозов, Туман, раскинув руки, падает на спину. У нее такая улыбка, как будто это она, а не я, кончила до искр из глаз. Даже немного стыдно, потому что в спальню я ее нес совсем не за этим.

Когда возвращаюсь из ванной с мокрым полотенцем, Таня, свернувшись калачиком, кое-как натянув до колен покрывало, уже вовсю спит. И громко выразительно сопит во сне.

Вот тебе и «сзади», Антон.

Я честно пытаюсь ее разбудить, чтобы заставить поужинать, но малышка морщится и ворчит, и успокаивается только когда я подталкиваю ей подушку вместо себя, потому что у меня снова спортивный режим, и если я нормально не поужинаю, живот ссохнется и прилипнет к позвоночнику. Но через час малышку точно придется будить, потому что она снова пропустит свои лекарства, хоть список написан большими буквами на листе А4 и прилеплен четырьмя магнитами к дверце холодильника. За эту неделю я успел понять, что Туман может помнить многое и даже полную ерунду, но умудряется забывать очень важные вещи.

Я не стал ей рассказывать, что, как бы смешно это ни было, не только ее семья «настороженно» приняла наши отношения, но и моя мать попыталась вычитать мораль, несмотря на то, что я уже не школьник и меня не зачем учить жизни. Ну хотя бы еще и потому, что в силу специфики моей работы, я собаку съел на женских хитростях и уловках, и точно знаю, чего хочу от жизни. И от женщины, которую привел в свой дом – место, где я отдыхаю от мозгебства, и где рассчитываю на тишину и покой.

Кстати, первый раз привел.

Я убираю со стола, загружаю тарелки в посудомоечную машину, но на глаза попадается наш кактус и я, мысленно треснув себя по лбу, накидываю пальто прямо на голое тело и тихонько выхожу.

Старый циник во мне терпеть не может сопливые девичьи праздники. Но я слишком хорошо помнил ту свою фотографию в бумажных сердечках, чтобы «сделать вид», что понятия не имею, как много для Тани значит завтрашний день. Поэтому пришлось включить мозги и хотя бы не вдаваться в банальщину с цветами, мишками и сердечками.

Я оставляю свой подарок на подоконнике, потому что завтра – суббота, и пока буду спать до обеда минимум, Таня точно проснется с утра пораньше. Она вообще умеет сидеть до трех ночи над своими учебниками, а потом вставать в шесть, чтобы приготовить завтрак и проводить меня на работу видом своей соблазнительной задницы в трусиках-танга, от которых у меня сразу случается «нерабочее настроение».

Надеюсь, что пара для нашего кактуса, Тане понравится больше, чем поющий романтическую хрень плюшевый мишка.

— Если юбилей твоего папы, вдруг, будет скучным, то я вполне сойду за клоуна, - скептически разглядывая себя в зеркале, говорю я.

Первый официальный выход куда-то вдвоем, а я до сих пор не могу и шагу ступить без костылей, и вынуждена одеть брючный костюм вместо платья, потому что надпись «Молния» на моем гипсе прекрасно читается даже сквозь темные колготы. Я совсем не стесняясь, но речь ведь не обо мне, а о целой куче людей, коллег моего Антона и просто важных больших «голов», перед которыми хочешь-не хочешь, но нужно соответствовать образу женщины циничного, злого на язык адвоката. И это не считая того, что сегодня мы с Дымом будем играть главную партию в мини-спектакле «Ромео и Джульетта против Капулетти, Капулетти и Тибальта в юбке».