Но легче все равно не становится.

Становится хуже с каждым днем. С каждым сообщением, которыми мы обмениваемся, как уставшие игроки в пинг-понг. Наверное, Дым уже и так все понял. Вспомнил мою слабость, те слова, на которые так и не смог найти ответ. И не может до сих пор, потому что он пишет: «У меня много работы, малышка» - и исчезает. Сперва на день, потом на три. Изредка появляется в сети, но ничего не пишет.

Нас как будто вовсе не было.

— Я привезла твои любимые конфеты! – Нина приезжает вечером десятого числа, заходит в комнату с огромным бумажным пакетом и начинает выкладывать подарки на мой заваленный учебниками стол. – Предлагаю, если тебе уже лучше, покататься по городу.

Я без интереса смотрю на белую с красным коробку, на новый модный рюкзак и горку украшений для волос.

— Хватит делать кислый вид, - не поднимая головы в мою сторону, предупреждает сестра.

— Другого нет на ближайшие несколько жизней.

Она отодвигает в сторону еще не до конца пустой пакет, разворачивает кресло и усаживается в него с видом строгой учительницы на самом важном экзамене.

— Если вы расстались, то, поверь, ни одна женщина не умерла от того, что у нее не задалась первая любовь.

— Значит, я открою феноменальное природное явление. Звони в НАСА. – Пытаюсь забраться под одеяло с головой, но Нина предугадывает мои попытки спрятаться и одергивает край. Вздыхаю, но получается что-то среднее между попыткой подавить икоту и плач одновременно. – Это негуманно: читать нотации смертельно больному.

Она кивает, но в этом жесте нет ни грамма сочувствия. Такой же Нина была и в день, когда я шла на первый вступительный экзамен, и тогда эта поддержка спасла меня от трясущихся коленей. Возможно, нужно принять ее и сейчас, но я просто не могу. Нужно быть честной: мне нравится раз за разом ковырять свою боль. Как иначе я узнаю, что жива?

— Когда ты перестанешь быть влюбленной дурочкой, Ребенок, ты откроешь глаза и уже как Маленькая Женщина увидишь, что жизнь не стоит на месте, и вокруг есть много достойных мужчин, которые подходят тебе по возрасту, жизненным взглядам и приоритетам. – Нина чуть крепче сжимает подлокотники кресла. – А не делают тебя тайной любовницей, потому что им нужно только это.

Я все понимаю. Даже готова признать ее правоту.

Только…

— Если все хорошо, - я почти ничего не вижу из-за слез, которые совсем не хочу скрывать, - почему же тогда в моей груди дыра размером с Юпитер? И почему мне так больно? Так сильно больно, что хочется перестать существовать?!

— Ты слишком кричишь, - пытаться перебить сестра.

— Ну и что?! – Я глохну от собственного голоса, шатаюсь даже сидя, как будто вот-вот развалюсь на пазл в миллиард частей. – И что, что я влюбленная на всю голову идиотка? Что плохого в том, что я не гордая самодостаточная женщина, как ты, а просто хочу быть со своим мужчиной на любых его условиях? Что плохого в том, что я согласна даже на пару месяцев или год, но не согласна на Большую Жирную Точку?! Любить нужно только так, как пишут в книгах о Сильных Женщинах? Только так, чтобы всем говорить: эй, я крутая и независимая, ни один мужчина в мире скажет, что использовал меня?

— Если все так, - срывается на ноги и тоже орет Нина, - то где твой Прекрасный Принц?! Почему не спешит хотя бы…

Дверь в комнату открывается и на пороге стоит… мой Мистер Фантастика.

— Потому что я принц-тугодум, - сквозь зубы бросает Антон. – Твои улитки, Туман, заражают медлительностью, их нужно сдать на опыты.

— Что происходит? – маячит за его плечом мой папа.

Дым на миг прикрывает глаза, поворачивается к нему, и я слышу спокойное, твердое:

— Мы с Таней встречаемся, Владимир Евгеньевич. Уже почти полтора месяца. Мне жаль, что я заставил ее врать, но это только моя вина. – Пауза перед коротким рваным вздохом. Кашель в кулак. И еще более твердое: - Если вы против наших отношений и будете запрещать нам видеться, я просто… заберу ее.

Понимаю, что момент не подходящий, но, пусть это хоть трижды глупо и кается кому-то детским и неправильным, я должна сказать.

— А можно меня забрать… в любом случае, Дым?

Его лицо расслабляется и на губах появляется довольная ухмылка.

— Только если пообещаешь, что мне больше не придется поливать кактус и мыть слизняков.

— Боюсь, все равно придется, - громко всхлипываю я. На этот раз – только от счастья.

*********

Хочется бросить все, ни на кого не смотреть, забыть о том, то у меня на ноге «Испанский сапожок»[1] и броситься к своему мужчине, чтобы сказать… все. Абсолютно все. И что я безумно люблю сегодняшнюю серую морозную зиму, и что мне плевать на сломанную ногу, потому что теперь у меня есть крылья и я могу летать, нужно только очень захотеть. Сказать, что он для меня больше, чем просто мужчина, которого я люблю, больше, чем кислород за спиной астронавта, который вышел в открытый космос.

Но мой отец громко чертыхается и на этот раз уже очень грубо, но не повышая голос, предлагает Антону идти за ним «для серьезного разговора». Дым спокойно соглашается, и они уходят, оставив на арене только меня, сестру и маму, у которой глаза больше, чем блюдца из ее раритетного богемского сервиза.

— Мой принц пришел, - улыбаюсь сестре, и Нина только разводит руками.

— Ребенок… - Мама вряд ли осознает, что вот уже несколько минут пытается вытереть передником совершенно сухие руки, и если не остановится – ее кожа просто задымится. – Вы с Антоном…

Она не может произнести фразу до конца, потому что никогда даже не предполагала такую возможность. Потому что хотела, чтобы он стал заслуженной наградой для одной из ее дочерей, а стал мужчиной другой.

— Мы вместе, мам, - улыбаюсь я, давая себе зарок больше никогда не плакать.

— Как… Когда?

— Полагаю, еще на даче у Клейманов на Новый год, - озвучивает свои подозрения Нина. И я просто киваю. Это не ложь, это – правда, потому что, если бы меня спросили, в какой день случились мы с Антоном, я бы назвала Новогоднюю ночь и секунду между ударами курантов. – И все это время, зная, что он мне нравится, ты просто молчала.

Это даже не укор – просто анализ и заслуженная пощечина.

— Я не знала, как сказать. Прости, пожалуйста.

— Ты знала, но врала ради вашего… маленького секрета? – Сестра прищуривается и на миг мне кажется, что она вот-вот даст мне пощечину. Возможно поэтому она отступает на шаг и становится рядом с матерью, жестом останавливая ее попытки вытереть с ладоней несуществующую влагу. – Это подло, Ребенок.

— Это любовь, - без заминки отвечаю я. – Прости.

— Мне от твоего «прости» еще гаже. – Нина бросает взгляд на стол с горой подарков и угощений, горько усмехается и выходит.

— Таня, все это… очень неправильно, - укоризненно говорит мама и бросается следом за ней.

Я остаюсь одна в комнате и кое-как, самостоятельно, подтягиваю ноги на кровать. Чувствую себя планетой, которая раз в световом году оказывается «раздавлена» с одной стороны раскаленным солнцем, а с другой – самым невозможным ледяным холодом. Но это все равно уже не имеет значения, потому что так или иначе, хоть в невесомости, хоть в пустой безжизненной Галактике, Дым и Туман будут вместе. Если нужно – создадим свою вселенную. В конце концов, не такие уж мы и криворукие.

Когда мысль о том, что придется остепениться, приходила мне в голову, я обычно представлял отдаленное, очень отдаленное будущее, в котором будет какая-то очень понимающая, со всех сторон идеальная Женщина. Я выберу ее по своим личным критериям: чтобы не выносила мозг, была если не красивой, то хотя бы умеющей эффектно себя подать, умела молчать без подсказок и, чего греха таить, любила секс. Нигде и близко не было намека на то, что все эти и другие параметры просто не будут иметь значения, потому что вместо них появится главный: эта Женщина будет просто мне нужна. До такой степени, что возвращаться в свою любимую спокойную квартиру будет настоящей пыткой, ведь там на каждом шагу будут ее мелочи, но не будет ее самой. Ведь там будет ее кактус, будут ее улитки, будет ее полотенце с бегемотом, но не будет ее голоса, ее шуток и улыбки, глядя на которую я чувствую себя счастливым засранцем.