— Знаешь, что мне нравится больше всего? – шепчет малышка.

— Расскажи.

Ее указательный палец очерчивает правый уголок моего рта как раз в тот момент, когда я хитро улыбаюсь в ответ на ее загадочный вопрос. Осторожно проводит по коже, дрожит, задевая щетину, как будто заводится только от прикосновения моих колючек.

— Мне нравится уголок твоей улыбки, мой Мистер Фантастика, - говорит почему-то шепотом, как будто боится, что ее признание могут подслушать. – Очень-очень нравится. Так сильно, что я бы спрятала эту улыбку под замок. Для себя одной.

Я осознаю, что несу ее в спальню, когда приглушенный свет кухни остается за нашими спинами.

Что я делаю?

— Ты обещал мне, - шепчет на ухо малышка, когда я пинком открываю дверь в комнату. Прохлада скользит по нашей коже, заставляет крепче прижаться друг к другу. – Обещал, что в следующий раз будешь голый и весь мой.

Черт, я ведь правда что-то такое сказал тогда на кухне.

— И никаких скобок, - издевательски говорит мне на ухо.

А ведь я всегда считал себя терпеливым человеком, сдержанным, с холодной головой и полным набором тормозов на любые случаи жизни. Знать бы где была моя голова, когда я забил на них во всем, что касается моей Туман. Потому что совать член в рот девственнице – это как-то…

Пока я подбираю подходящее слово, чтобы описать собственные пошлые фантазии, малышка соскальзывает с меня, пятится к стене, на ходу расстегивая рубашку. Не снимает ее, но дает достаточно намеков мелькающим в белом шелке животиком и черным бюстгальтером, в котором ее грудь выглядит охренительно вкусным десертом. Я бы оставил на ней след от зубов, разрушил безупречное и нетронутое своей «меткой».

Я еще только думаю о том, какой внутри ее рот, а Туман уже выразительно покусывает большой палец. Проглатывает его до самого основания, прикусывает зубами простое серебряное кольцо с разноцветными орнаментами, и почему-то именно этот звук заводит больше всего. Этот звук – и ее влажный палец в плотном кольце губ.

— Уверена, малышка? – Надеюсь, она понимает, что я не смогу «тормозить» позже.

— Еще в прошлый раз, - улыбается в ответ. Открыто, соблазнительно, игриво.

Ох, бля.

Кажется, я чуть не размазал ее по стенке, потому что рванулся весь сразу: обнял ладонями за щеки, вцепился губами в ее пошлый губы, проглотил долгий стон. Моему языку так хорошо внутри, и она так охуенно сосет его губами, что терпение, сдержанность и остатки здравомыслия на хрен вышибает из головы.

— Одно условие, Дым, - играет она, когда я с трудом отрываюсь от ее рта.

Обхватывает мои ладони, проводит пальцами по коже и от вкрадчивых касаний волосками на теле становятся дыбом. Одну мою ладонь заводит себя на затылок, бодается, давая понять, что хочет большего. Интуитивно понимаю, сжимаю волосы в кулаке. Туман жмурится, позволяет мне запрокинуть ее голову назад и одновременно укладывает вторую мою ладонь себе на шею. В тонкой полоске лунного света тугая артерия бешено скачет под кожей. Я немного прижимаю ее пальцем – малышка вздрагивает, прожигает меня зеленым взглядом и почти просит:

— Сегодня главный ты.

Я бы кончил от одной интонации, от одного смысла этих слов. Просто от того, как сразу после них Туман медленно опускается на колени и нетерпеливо скребет ногтями по моим бокам. Кулак в ее волосах сжимается сильнее и это происходит почти без участия моих мозгов.

— Что мне делать, Дым?

Ее взгляд снизу-вверх: неуверенный и решительный одновременно. Пока ждет моего ответа – оставляет поцелуй на животе, чуть ниже пупка. Слышу, как нервное горячее дыхание щекочет кожу, посылает в кровь заряженные частицы и эти мелкие засранцы срывают мне «крышу».

— Знаешь, чего я хочу, когда вижу тебя на коленях?

Ее ресницы дрожат, и я угадываю «Скажи мне» только по беззвучному движению губ.

Можно сказать нежно. Можно сказать мило и так, что не догадается даже невинный школьник. Можно вообще ничего не говорить и просто стащит штаны.

Но, кажется, нас обоих заводят пошлые разговоры.

— Хочу, чтобы ты мне отсосала малышка.

Господи, сделай так, чтобы она не скривилась, не сделала сморщенное личико пекинеса.

Сделай так, чтобы…

— Думала, ты никогда не попросишь, - сверкает триумфальной улыбкой Туман.

На миг – только на мгновение – передо мной все та же игривая малышка, которую я с упоением трахал языком, но этот миг остается в прошлом – и передо мной маленькая развратная девчонка, заведенная до того предела, после которого ни одно слово из моего рта, ни одна моя просьба и резкость не смогут ее напугать.

Потому что сейчас мы оба готовы наслаждаться нашими одними на двоих пороками.

Она стаскивает мои штаны, издает мягкий удивленный звук, «вдруг» обнаружив, что я не надел под них трусы, когда выходил из душа. Хоть тогда я честно собирался спать в них же, как последний евнух.

— Твою мать… - цежу сквозь зубы, чувствуя на себе осторожные теплые пальцы.

Она сжимает меня у самого основания, делает из своих ладоней два тугих кольца, которыми медленно ведет вверх и вниз. Я так возбужден, что приходится почти силой фиксировать собственные руки в одном положении: одну в ее волосах, другой опираясь на стену, чтобы не поддаться дрожи в коленях.

— Все… хорошо? – ее взволнованный шепот.

— Просто отлично, малышка.

Она подводит ладони к самому краю, растирает влагу большим пальцем.

И делает это с, блядь, полураскрытыми губами!

Только выдержка не дает мне толкнуться в ее рот прямо сейчас. Но с каждой секундой, пока малышка готовится к более решительным действиям, я отчаянно понимаю, что мне просто нужны ее губы. Сильнее, чем что-либо сейчас. Вероятно, даже без воздуха я протяну больше.

И она будто слышит мое натянутое терпение: задирает голову, напоминая, что ее волосы все еще в моем кулаке. Напоминая, что сегодня главный – я.

«Играем по-взрослому?» - спрашиваю ее жадный взгляд.

«Да, да, да…» - отзывается она.

Надавливаю на затылок, и просто перестаю дышать, пока припухлые от моего голодного поцелуя губы податливо открываются для моего члена. Медленно и осторожно, даю ей привыкнуть, хоть в голове только одно желание – прижать ее сильнее, почувствовать тугое влажное тепло. А потом кончить и наслаждаться тем, как энергично работает ее горло.

Туман выпускает меня изо рта, тяжело дышит, размазываю влагу ладонями по всей длине.

И снова насаживается ртом: смелая, жадная и вся моя, от кончиков волос до пальцев на ногах.

Бормочу что-то бессвязное, когда чувствую, ка кона лижет меня тугим языком, проводит по венам, словно я какая-то долбанная карамель, но это именно то, что нужно, чтобы я окончательно связный потерял ход мыслей.

Мои пальцы судорожно перехватывают светлые пряди, бедра идут навстречу гостеприимному рту.

И – черт, черт! – моя малышка начинает сосать.

Ее рот превращается в горячее тугое наслаждение: я бы и подох в нем, потому что она делает это бесстыже и без страха, что я вот-вот кончу. Подхватывает ладонями ритм моих бедер, и дрожит вслед за моим сдавленным хрипом.

Я придерживаю ее голову, проталкиваюсь еще немного вперед, до глотательного движения, которое вытравливает из меня всю душу.

Прости, малышка, тормоза остались… хрен знает где.

Я скребу ногтями по стене, матерюсь и прошу:

— Еще, малышка… - Она откликается, выпускает изо рта, ведет языком сверху вниз – и снова смыкает на мне губы. – Стоп… остановись…

Но она словно этого и ждет: насаживается головой, и из ее рта раздаются такие влажные звуки, что каждый из них становится проклятой приправой к моему удовольствию. Я практически стону ее имя – растягиваю буквы в длинные хриплые стоны, пока пульсирующими толчками кончаю в горячий рот.

Сердце предательски выскакивает из груди, как будто я спринтер на короткой дистанции и нарушил главное правило забега – слишком рано остановился.

Но меня и правда шатает, ноги вообще не держат, кости превращаются в желе.